«Ощущение, что прошла целая вечность»

18 ноября 90 лет со дня рождения Эльдара Рязанова. О дружбе и сотрудничестве с замечательным кинорежиссером «Театралу» рассказала Светлана НЕМОЛЯЕВА.

 
– Светлана Владимировна, 18 ноября для рязановских артистов день особенный. Знаю, что вы всегда собирались вместе…

– Элика нет с нами только два года, а ощущение, что прошла целая вечность, поскольку ужасно его не хватает. Я не могу позвонить ему, поговорить по телефону, спросить: «Элик, как дела, как ты себя чувствуешь?», встретиться, как раньше, с ним и с Эммой Валериановной. Мы ведь очень дружили, но я, к сожалению, не успела с ним повидаться позапрошлой осенью. Эльдар Александрович лежал в больнице, и Эмма Валериановна оберегала его от посещений, от взглядов, чтобы не ранить, не стеснять понапрасну.

Последний раз я его видела на своем творческом вечере в киноклубе «Эльдар». Прийти для него было подвигом. Да что там прийти, даже две ступеньки на лестнице преодолеть ему было невероятно трудно, но в тот вечер он все же поднялся на сцену, хотя мог просто из зала сказать теплые слова и помахать рукой. Но он подошел... И это было до слез... Конечно, я все время вспоминаю его с любовью, с благодарностью и обнимаю мысленно – он очень дорогой мне человек.

– И все же хотелось бы вспомнить блистательного режиссера на веселой ноте. Он ведь и человек был на редкость позитивный…

– Сложно отделить одно от другого, для меня это все – единая жизнь, с того самого момента, когда я с ним встретилась на съемочной площадке, и он утвердил меня на роль в свою картину. Хотя нет, сначала это был спектакль «Родственники». Эльдар Александрович и Эмиль Брагинский принесли в театр свою пьесу, и я играла там главную роль. Это была комедия, не претендующая, быть может, на какие-то глобальные победы, но, как жанровый кусок нашей жизни, она была прелестна.

Видите, вон у меня висит снимок, где я в очках и в шляпке? Это как раз из «Родственников». Ну а потом он взял меня в «Служебный роман». Хотя я не верила, что Рязанов, отвергавший до этого все мои пробы, все же снимет меня в своей картине. Но это случилось и стало, конечно же, настоящим подарком судьбы и звездным билетом. Я попала в дивную среду – вы же знаете, кто играл в фильмах у Рязанова. Поэтому, конечно, я всю эту жизнь воспринимаю, как единый момент счастья. 

– Счастье счастьем, но ответственность колоссальная. Пожалуй, не было такого артиста, который не мечтал бы сниматься у Рязанова.

– И все равно, ничего этого счастья не омрачало, меня ничто не угнетало. Как иногда бывает, приезжаешь на съемку и думаешь: «Господи, когда же это кончится, как долго-то, скорей бы домой!» А с Эльдаром Александровичем жалко было, что это все так быстро пролетало. Представляете, как должно быть здорово, чтобы актер жалел, что смена закончена? Это праздник был, но не в том смысле, что тебе говорили одни приятности и носили на руках. Могли и ругать, конечно, и споры были до потолка – не в этом дело, а в том, что сам процесс творчества был счастливый.

– А в гневе Рязанов был страшен?

– Я вообще не помню его ругающимся. Сердитым и расстроенным – да, видела, но ругающимся – нет, боже упаси. У него с Алисой Фрейндлих и со мной как-то сразу получился полный лад. Для меня в сравнении с театральной нервотрепкой, съемки у Рязанова были безоблачным раем. Эльдар Александрович был ироничным как по отношению к себе, так и к окружающим. Встретишь его и уже счастье.

Как бы он ни был занят и как бы себя ни чувствовал, он всегда приходил на наши с Сашей премьеры, на юбилеи, никогда не отказывал. Кстати, и к нашему сыну на премьеры в «Ленком» тоже приходил. Всегда говорил хорошие слова, искренне радовался и восхищался, сам его приход был как подарок. Помимо того что Эльдар Александрович одарен уникальным талантом, он еще и человек прекрасных душевных качеств – гений общения. Вот не могу сказать слово «был» и все тут. Оно к Рязанову, так много нам оставившему, не относится. 

– Да, надо быть гением общения, чтобы уговорить красивую актрису сниматься с синяком...

– Причем в одну минуту уговорить! Это очень смешная история. «Служебный роман» снимался в Москве, а у нас были гастроли в Ленинграде, и я курсировала между двумя городами. Однажды после «Трамвая Желание», где моя героиня много плакала и страдала, я отправилась в Москву. А тогда, в советской жизни, с вентиляцией в поезде могло сильно не свезти. И неважно, что у тебя СВ и тебе надо выспаться.

И вот я просыпаюсь в два часа ночи от дикой духоты, печка в вагоне жарит как в аду, и я иду к проводнице. Говорю ей, что я актриса (до «Служебного романа» меня никто и не знал), что лицо и так опухшее, зареванное от спектакля, а с утра съемки, и христом-богом прошу включить вентиляцию.

Она, тетка вообще-то добрая, только руками разводит: мол, сделать ничего не могу, весь поезд такой. Я ей показываю вентиль над головой: может, его открутить и все заработает? И тут эта ржавая штуковина отваливается и прямо мне в бровь. В восемь утра я явилась на съемочную площадку «Мосфильма» с феерически страшным глубоко-фиолетовым фингалом. Это был последний съемочный день, и должна была сниматься лирическая сцена, где я говорю Басилашвили: «Знаешь, я делаю этот салат лучше, чем твоя жена, туда надо добавлять тертое яблочко». Я же в гости пришла, мне надо быть хорошенькой.

Гример Оля в обмороке. Говорит, что никак не сможет это загримировать. Что делать? В ужасе бегу к Рязанову: «Отмените съемку». 

Но Рязанов был Рязанов: «Нет, гримируйся, будем сниматься, у нас план». Тут же стоит директор и Андрюша Мягков, который догоняет меня в коридоре и прямо заклинает ни за что не соглашаться на съемку. «Откажись, ну ведь хуже будет».

А я боюсь, ну как откажешься, если Эльдар Александрович твердо сказал: «Всё замазать и на площадку».

В общем, сняли мы эту сцену. Рязанов объявляет съемки фильма оконченными и говорит мне тихонько: «В следующий раз кто бы тебя ни просил, как бы ни умолял, ни-ког-да не снимайся с таким фингалом! А теперь скажи мне правду: за что тебе Сашка так сильно врезал?»

– Так, выходит, Мягков правильно вам советовал не соглашаться?

– Правильно-то правильно, но не из-за меня. Оказалось, что они с директором крупно поспорили, будет ли это последним днем съемок. Если бы их отложили из-за моего синяка, то Андрюша бы выиграл. А так пришлось ему выставляться – всю группу повел в ресторан.

– Эльдар Александрович впоследствии вспоминал тот эпизод?

– Он был ироничным, но при этом очень деликатным. Актриса и фингал – не та тема, которую Рязанов стал бы развивать. Хотя шутил он охотно. Помню, когда увидел нашего Шурика в ленкомовских «Королевских играх», пришел к нам с мужем в Театр Маяковского и говорит Лазареву-старшему: «Ну, Саша, теперь твоя звезда потушена. Отныне про тебя будут говорить так: вон идет отец Александра Лазарева». И хохочет.

А бывало, мой муж его спрашивает: «Эльдар Александрович, вы часто снимаете Свету, а нельзя ли и мне найти маленькую рольку в вашей картине?» На что Элик отвечал: «Ну-у-у, ты понимаешь, Саш, Света такая красивая, молодая, женственная, ну зачем ты мне там нужен? Будешь рядом болтаться, мешать». 

Когда снимали «Гараж», Рязанов ввел такое ноу-хау: на площадке работали одновременно три камеры. На самом деле, это было необходимостью, потому что в фильме были очень густонаселенные кадры. А нам он говорил так: «Вот, вы там халтурите на заднем плане, думаете, камеры на вас нету, и вы мне не видны. А я теперь три камеры поставил и всех вас вижу! Кто будет халтурить – вылетит в корзину. Вырежу и все».

У него всегда был свой подход и неожиданные повороты. Например, я совершенно не ожидала, что он даст мне роль в «Небесах обетованных». Старая большевичка Аглая – это же, казалось, совсем не мое. Но Рязанов был доволен тем, что получилось. Это была моя последняя работа у него. А самая первая – в «Карнавальной ночи».

– Где?

– Да-да, мне было 19 лет и родители часто брали меня на «Мосфильм» в надежде пристроить в массовку. Так вот, сцену из «Карнавальной ночи», где все сидят за столами, я отчетливо помню изнутри. Я там тоже сидела.

– А как Эльдар Александрович относился к импровизации?

– Талантливую очень любил. И то, что придумывали на площадке, Жора Бурков или Андрюша Мягков (а они непревзойденные виртуозы в этом смысле), Рязанов высоко ценил, многое оставлял в своих фильмах. Да и в «Служебном романе» фразу про жуткие розочки, произнесенную Лией Ахеджаковой, он тут же решил оставить, потому что здесь прекрасно сошлись эмоции и советская реальность.

В то время совершенно невозможно было купить хоть мало-мальски красивую одежду и поэтому все поголовно шили и вязали, вязали и шили. Был дикий вязальный бум. И все наше статистическое управление сидело в этих вязаных самоделках. И я тоже. Поэтому Рязанов сказал розочки оставить.

– А что он, наоборот, пускал под нож в первую очередь?  

– Только то, без чего сюжет мог обойтись. Например, из картины «О бедном гусаре замолвите слово» он под корень вырезал меня и Лию Ахеджакову, хотя это были смешные эпизоды: она играла на барабане, а я на какой-то свирели. Хронометраж поджимал, вот Рязанов нас и турнул. Мы с Лией, значит, такие гордые, уселись смотреть кино, а себя там практически не увидали. Только в титрах.

– И какова была ваша реакция?

– Почесали языками, конечно. Но обижаться на Рязанова было невозможно. Зато Валю Гафта Эльдар Александрович называл «кормилец ты наш». Ласково так. Он его очень любил. А «кормилец» потому, что Валя всегда страшно в себе сомневался: «Я плохо это сыграл, да никуда это не годится. Элик, давай переозвучим». И мы из-за него, бывало, переснимали по 25 дублей. А Элика устраивало все, он только в шутку приговаривал: «Кормилец ты наш, мы с тобой никогда без работы не останемся!»

И с Басилашвили у них были такие дивные отношения, что Олег заставил Рязанова дать ему расписку, что до смерти будет снимать в каждой своей картине. В шутку не в шутку, но бумага такая была.

– А мрачным вы его видели? 

– Конечно, в последнее время он и грустил и мрачным бывал. Это же естественно, когда человек болеет. Но Рязанов не из тех, кто стал бы жаловаться на свое здоровье всем и каждому, рассказывать о таблетках и процедурах. Его дар проявлялся во всем – и в умении уходить от тяжелых неисправимых тем тоже. Я его так люблю, что он для меня, как и мой Саша, всегда будет где-то рядом, только руку протяни.

Поделиться