По итогам эксперимента газета «Вашингтон пост» напечатала большую статью о том, как нечувствительны американцы к «искусству без рамы». «Русский репортер» провел аналогичный эксперимент в Москве. Результат приятно удивил.
Пахнущая духами Анна Соколова — артистка Госконцерта, лауреат великого множества международных конкурсов, преподаватель Московской государственной консерватории — садится поудобней на пластиковый стул какой-то второсортной кофейни. Мы у станции метро «Молодежная», в спальном районе Москвы. Анна стряхивает невидимую пылинку со штанины кожаных брюк.
— Искусство привносит в обыденную жизнь то, чего там не хватает, — как на уроке говорит скрипачка, и становится ясно, что передо мной неисправимая отличница. — А вдруг и правда кто-то остановится, захочет услышать?
В глазах Ани — азарт и страх. Еще не двоечница, но уже близко.
Когда мы решили проверить любовь москвичей к классической музыке, то отказались делать это утром. Утром все спешат на работу, где должны быть к определенному часу, и это время людям уже не принадлежит. Мы решили проводить свой эксперимент вечерами, когда москвичи возвращаются домой и могут сами выбирать, на что потратить время. Мы выбрали три вечера — понедельник, четверг и воскресенье, — чтобы устроить у метро такое, чего там раньше не бывало.
Время пошло
По одну сторону от нас — похожий на крытый рынок заштатный торговый центр. По другую — ларек «Шаверма», грязные металлические столики под открытым небом, в меру ухоженный мусорный бак. Вечер понедельника, уставшие люди выныривают из метро и заныривают в метро.
Скрипачка осторожно оглядывается.
— Анну поставим вот тут, между входом и выходом! — командует Рубен Маншпайзер из кинокомпании SHARK FILMS, который снимает наш эксперимент на видео. За спиной у Анны стеклянная стена, сквозь нее виден весь холл станции метро «Молодежная». Рубену это очень нравится. — Вот же она, сцена!
— А вы не хотите встать там, где спокойнее и у людей больше возможности остановиться? — тихо возражают интеллигентные социологи из Высшей школы урбанистки. Они будут изучать реакцию пассажиров, подсчитывать соотношение тех, кто прошел мимо, и тех, кто остановился.
— Что тут у вас происходит? — вмешиваются два инспектора службы безопасности метрополитена. Им совсем не нравится слово «эксперимент», от него веет риском. Они требуют, чтобы скрипачка встала как минимум в пятидесяти метрах от того места, которое мы выбрали.
Анна молчит. На террористку она вызывающе непохожа. Охранников удается утихомирить — и это наша первая победа возвышенного над земным. Скрипачка остается одна на площадке под козырьком. Аккуратно приседает на своих высоких каблуках, стелет на оплеванный асфальт сложенные в несколько слоев газетки. Сверху кладет кофр. Достает скрипку. Ветер развевает ее шерстяное серое пончо и нещадно треплет газетки. Наконец звучит музыка. Бах, адажио и фуга из скрипичной сонаты соль минор. Социологи включают таймер.
Проходит пятьдесят секунд. Женщина в синем платке наклоняется к кофру, чтобы положить туда деньги. Долго сражается с развевающимися на ветру газетами — наконец ей удается их победить. Скрипачка играет еще тридцать секунд. Мужчина в черной шляпе проходит мимо. Оглядывается. Потом решает все же уйти. Делает два шага, но снова оглядывается.
Пошла шестая минута. В кофре уже несколько сторублевых купюр. Ветер крадет одну из них и уже уносит в сторону, но тут ее перехватывает скромно одетая женщина в платке. Она тщательно подсовывает бумажку под кофр, чтобы больше не улетала, грозит купюре пальцем.
Трое мужиков стоят в очереди за шавермой. Все вывернули в сторону Анны широкие шеи. У крайнего ссадина на носу и опухшие руки.
— Вам, — спрашиваю, — нравится, как она играет?
— Аха!!!! — хрипит он в ответ. И спрашивает у продавщицы в окошке: — Самса с говядиной есть?
Самсы нет, но есть пирожок. Мужик устраивается у столика четко напротив Анны. Буравит ее взглядом и ест.
Скрипка уже играет Вагнера, «Листок из альбома».
Из метро выходят трое таджиков-гастарбайтеров. Видят Анну и начинают торопливо искать по карманам мелочь. Выгребают все, что есть, возлагают деньги к ее ногам, как цветы, и припускают бегом — будто кто-то их сейчас увидит, поймает и накажет.
Оттенки слабости
Анна едет с репетиции домой. За окном ее иномарки просторный Новый Арбат.
— Когда музыканты подрабатывают на улице, — руля говорит скрипачка, — это называется «играть на штырке». Кто-то так в студенчестве делал. Многие считают, что это ниже их достоинства.
— Вы, судя по всему, из вторых?
— Я просто как-то сразу не попала в эту струю. Ведь нельзя играть на улице просто так, нужно быть в тусовке. В студенчестве это считалось хорошим заработком, туда не всех брали. На штырке в основном играли ребята из общежития, потому что им нужно было зарабатывать на жизнь. А у меня вроде мама-папа, живу дома, вся семья музыкальная, духовная. Родители окончили консерваторию, мама — скрипачка, отец — альтист, сестра — пианистка, младший брат — кларнетист, старший брат — художник. Сестра потом стала регентовать. А папа, когда окончил консерваторию и отслужил в армии, пошел в духовную академию, и теперь он священник, уже много-много лет.
— Что же вы делали, пока другие играли на штырке?
— У меня были подработки в ансамблях. А параллельно с консерваторией я ездила на мастер-классы в Италию, три года подряд. Плюс на втором курсе прошла конкурс в оркестр Клаудио Аббадо. Он великий дирижер, и у него был юношеский симфонический оркестр, в который брали юных людей со всего мира. Мы с подругой как-то раз болтали, и она мне просто так говорит: «Завтра прослушивание, а слабо сыграть?» А не слабо! И нас двое прошло от России, обе Анны и обе скрипачки. Потом меня взяли в Италии в камерный оркестр, на три года. Потом пригласили еще в один оркестр, два года я с ним ездила… То есть со штыркой просто не срослось, все время было занято.
— Вы как из той песни: «А что это за девочка и где она живет? А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет»…
Анна берется обеими руками за руль и долго смеется. За ее окном очень московские виды Кутузовского проспекта.
— Еще считается, что если человек идет играть на улицу, в переход, значит, он больше нигде не востребован как профессионал, — продолжает она, отсмеявшись. — Поэтому хорошо играющих, как правило, не встретишь на улице. Но я люблю нарушать правила.
Кажется, когда мы предложили Анне пойти со скрипкой в метро, кто-то у нее в голове спросил: «А слабо?»
— Я своих коллег предупредила: «Девчонки, увидите меня у метро — не удивляйтесь!» А они: «Ты что, с ума сошла?!»
Шлагбаум открывается, и машина Анны въезжает на полупустую стоянку в крытом дворе приличного многоэтажного дома. Мы поднимаемся в начищенном лифте на высокий этаж, входим в широкий коридор квартиры. Там нас встречают две очаровательные дочки Анны и полная, мягкая домработница-няня.
— Привет, мама! Здравствуйте! — вежливо приветствует нас младшая девочка. Она обнимает полную, мягкую няню.
Анна снимает сапоги на высоком каблуке, надевает домашние шлепанцы на очень высоком каблуке, с крупными пряжками на носочках. Всюду на полочках в ее прихожей — флакончики духов, в гостиной — вазы с букетами цветов, подаренными после концерта.
Логист Сергей
В воскресенье Анин кофр захлопывается ветром, но люди все равно умудряются платить — бросают деньги к ногам, подсовывают их под футляр или сами открывают его и пихают купюры внутрь.
В стороне от ларька «Шаверма» молодой человек в приличном пальто стоит две минуты, пять минут…
— Вы кого-то ждете? — спрашиваю я.
— Нет, я слушаю.
— Любите классическую музыку?
— Ну… Сложный вопрос.
— На концерты в филармонию ходите?
— Нет. Был дважды в опере — скучновато. Больше нравится легкий рок.
— Почему же вы остановились сейчас?
— Знаете, я давно не видел людей, которые так хорошо играют вживую.
Двадцатисемилетний логист Сергей родом из Тульской области, последние восемь лет живет в Москве.
Анна доигрывает Вагнера. То тут, то там раздаются аплодисменты — уже собралось несколько слушателей.
— Вы изучаете, как реагируют прохожие? — спрашивает меня еще один остановив-шийся, лучезарно улыбающийся молодой человек с пухлыми щеками. — Да никак они не реагируют! Вон, половине вообще пофиг, — он говорит так, будто сам вовсе не прохожий.
Денису двадцать пять, он приехал в Москву из Иванова на заработки, по профессии Денис повар.
А к Анне подкатывает подвыпивший симпатичный Вася. Он сообщает, что учился играть на скрипке в музыкальной школе много лет назад. Вася просит у Ани инструмент, аккуратно берет его в руки, что-то пиликает.
Анна возвращает себе скрипку, слегка настраивает, и вдруг…
— Ту-ру-ру-ру… — из ее инструмента выпрыгивает что-то виртуозно-щегольское: «Цыганские напевы» Сарасате. — Рурур-рум… Блюм!
Ко входу в метро подбегает какая-то тетка и орет в свой сотовый:
— Руслан! Ты где?!
— Туру-руруру-руруру-рурум…
— Не надо ждать!!! Давай быстрей сюда! Я тебе три минуты даю!
— Уру-ру-руруру…
— Я сказала, три минуты!!!
— Уру-руруру-руруру-руру!
— Три минуты! Бросай все, иди сюда!!!
Но Вася, который учился в музыкальной школе, не слышит тетку, он смотрит только на Анну, и у него отпадает челюсть.
Скрипку жалко
— Наступают холода… — говорит мастер Вячеслав Латышев. Он создал инструмент, на котором Анна играла эти три вечера. Слава сидит рядом с нашей замерзшей героиней и говорит:
— Скрипку жалко! В такую погоду. Ведь это инструмент очень ранимый.
И дальше начинает рассказывать, что скрипка — она разная по цвету в каждое время дня. Что звук от нее весной один, а осенью другой. Что для смычка требуется волос из хвоста исключительно монгольского жеребца, от кобылы нельзя. Что трудно достать дерево, пригодное для изготовления инструмента, — оно должно быть легким как пенопласт и с правильным красивым рисунком.
— Скрипка сделана в теплолюбивых условиях, — подхватывает этот потусторонний разговор Анна. — Она не переносит резких перепадов температуры, и чем лучше инструмент, тем он чувствительней. Когда очень жарко — ему тоже тяжело. И высокая влажность для него опасна. Поэтому мы, собственно, и не играем на улицах.
Вообще-то у нее есть итальянская скрипка из государственной коллекции, примерно XVIII века. Но наша героиня представила себе, как спросит у кураторов разрешения поиграть на улице возле метро… И поняла, что итальянскую скрипку она больше не увидит.
— Получается, этот инструмент вообще не для нашей обычной реальности? Скрипке даже воздух нужен искусственно созданный, правильной влажности и температуры, — говорю я. И думаю, насколько смешно звучит само это слово, произведенное от глагола «скрипеть». Нечто очень капризное — все время ноет, требует особого отношения, а чуть что, сразу расстраивается.
— Да, специальный мир! — соглашается отличница Анна. — Только в нем можно играть по-настоящему.
В общем, выясняется, что журналисты из «Вашингтон пост» не так уж правы. Дело вовсе не в том, что искусство без богатой рамки теряет ценность в глазах людей. И даже не в том, что в повседневных заботах на него не обращают внимания. Просто, чтобы почувствовать всю красоту музыки, мало одних ушей, нужна специальная обстановка. Концертный зал — это не красивая упаковка, на которую клюет потребитель. Концертный зал — это особый мир, в котором обостряется восприятие реальности.
Анна сказала, что все это стоило затеять хотя бы ради одного только Сергея, логиста из Тулы. Один Сергей — это много или мало?
Скрипка к концу эксперимента осталась невредима. А скрипачка Анна простудилась.
Результаты эксперимента в цифрах
Анна Соколова играла:
Иоганн Себастьян Бах. Адажио и фуга из сольной скрипичной сонаты соль минор
Жюль Массне. «Размышление» из оперы «Таис»
Рихард Вагнер. «Листок из альбома»
Эрнест Шоссон. «Поэма для скрипки с оркестром»
Пабло де Сарасате. «Цыганские напевы»
Москва
Выход из станции метро «Молодежная». Октябрь 2014
Понедельник
Время игры — 35 минут
Вошли — 852 человека
Вышли — 1592 человека
Остановились послушать — 39 человек
Собрано — 546 рублей
Среда
Время игры — 25 минут
Вошли — 782 человека
Вышли —1078 человек
Остановились послушать — 47 человек
Собрано — 677 рублей
Воскресенье
Время игры — 30 минут
Вошел — 491 человек
Вышли — 418 человек
Остановились послушать — 55 человек
Собрано — 582 рубля
Вашингтон, округ Колумбия
Холл станции метро L'Enfant Plaza. Январь 2007
Время игры — 45 минут
Прошли мимо — 1097 человек
Остановились послушать — 7 человек
Собрано 32 доллара с мелочью
Выражаем огромную благодарность за помощь в реализации эксперимента: Лаборатории полевых исследований города Высшей школы урбанистики Кинокомпании SHARK FILMS (sharkfilms.ru)
Юлия Гутова