Умерла Монтсеррат Кабалье. В барселонской больнице скончалась Монтсеррат Кабалье. Одной из величайших оперных певиц ХХ века, которой досталась редкая для ее профессии медийная известность, было 85 лет.
Фото: Lisi Niesner/File Photo / Reuters
Сейчас уже очевидно, что было две Монтсеррат Кабалье. Одна — суперзвезда 60—70-х, соратница оперных легенд, которые или ушли из жизни, или по крайней мере давным-давно сошли со сцены и исчезли из новостных заголовков. Биргит Нильссон и Фьоренца Коссотто, Джоан Сазерленд и Франко Корелли, Альфредо Краус и, наконец, Мария Каллас. Каллас, по слухам, незадолго до смерти в ответ на вопрос о том, кого она видит своей преемницей на оперном небосклоне, сказала как отрезала: «Разумеется, Кабалье».
Старые черно-белые фотографии помнят совершенно не ту примадонну, которую мы представляем себе при одном упоминании фамилии великой каталонки (которая для многих и звучит-то почти как синоним к слову «примадонна»): стройную, статную, несмотря на миниатюрный рост; огонь в глазах, царственная осанка — все при ней. И карьера у этой Кабалье была тоже очень в духе тех времен, когда нынешней оперной индустрии, глянцевой, безжалостной и спешной, еще не было.
Девочка из бедной барселонской семьи, с пяти лет подпевавшая папиным патефонным пластинкам, и мечтать не могла даже о поступлении в консерваторию. На ее счастье, учебу оплатила местная патрицианская семья, баловавшаяся меценатством. И все равно юная Кабалье, при всех задатках, была так робка и застенчива, что подрядившийся было опекать начинающую певицу с консерваторской золотой медалью итальянский импресарио безжалостно сказал ей: «Выходи-ка ты лучше замуж, милочка, и не мечтай о сцене».
Замуж она действительно вышла (за тенора Бернабе Марти, который и не предполагал, что окажется до такой степени в тени собственной супруги) и с застенчивостью справилась. После успехов на европейских задворках вроде Базеля внезапно заменила заболевшую Мэрилин Хорн на полусценическом исполнении «Лукреции Борджиа» в Карнеги-холле (это было в 1965-м) и получила получасовую овацию, после которой ее сенсационно красивое сопрано уже как-то неловко было не причислить к главным вокальным феноменам века. Мэрилин Хорн вообще-то говоря была меццо, пусть и стремилась воссоздать вокальную практику тех времен, когда нынешняя грань между сопрано и колоратурным меццо-сопрано была не так уж очевидна. Монтсеррат Кабалье, хотя и совершенно на свой лад, тоже удивляла обширностью и разнообразием диапазона: Виолетта и Изольда, Норма и Саломея, Маршальша («Кавалер розы») и Сантуцца («Сельская честь»). Ей был по силам огромный репертуар — от ролей, которые традиционно считаются легкими и лирическими, до тяжелых, драматических и небезопасных для вокального здоровья партий.
И все-таки ее Изольда или ее Турандот скорее факты биографии, которые приходится с бесконечным уважением принять к сведению.
А вот ее белькантовые партии, при ее технике, ее строгом певческом вкусе, поразительных пианиссимо и эталонной messa di voce, да просто при изумительно подходящем к этой музыке тембре — это уже абсолютная красота и безусловный образец.
Редкие (особенно по меркам 70—80-х) оперы Россини, Беллини, Доницетти она вдобавок очень ценила и с достоинством интеллектуалки способствовала их возвращению на сцену задолго до того, как это самое возвращение стало модным трендом.
Но была и другая Монтсеррат Кабалье. Колоритная, но почти карикатурная: массив плоти с дивным (точнее, уже почти дивным) голосом, немолодая певица, которая, с истовостью крестьянки помолясь своей покровительнице Богородице Монтсерратской, выходит, нет, выплывает покорять стадионы. Тут, конечно, ей оказал по-своему грандиозную, но теперь уже неоднозначно воспринимаемую услугу Фредди Меркьюри, спев с ней «Барселону». Это было очень в духе эпохи, которая из грегорианского хорала могла сделать дискотечный хит, это было в одном русле с почти одновременным взлетом «Трех теноров» как феномена шоу-бизнеса.
Но чтобы многомиллионной аудитории помогли нутром ощутить сладость, красоту и обжигающую современность классических оперных партий именно эти эскапады, докатившиеся до дуэтов с Николаем Басковым,— тут есть сомнения. Вся надежда на два десятка ее записей 1970-х годов. Они-то незабываемы. И они — лучший монумент великой оперной эпохе, которую она для нас олицетворяла.