Музыкант Александр Липницкий: «Спустя тридцать лет мне так же не хватает «фирменной» цоевской иронии и его улыбки»

15 августа исполняется тридцать лет со дня гибели Виктора Цоя, народная любовь к которому и по сей день не увядает, оставляя за ним место отечественного рок-героя № 1.
Виктор Цой и Александр Липницкий.


Вплоть до середины сентября в Санкт-Петербурге проходит выставка «Цой. Не кончится лето». Экспозиция включает живописные и графические работы музыканта, а также личные вещи из коллекции Наталии Разлоговой — журналистки, переводчицы, человека, с которым была связана жизнь Виктора Робертовича в последние годы жизни.

«Культура» попросила поделиться мыслями и воспоминаниями о лидере «Кино» человека, дружившего с ним, — телеведущего, журналиста, режиссера, бас-гитариста группы «Звуки Му» Александра Липницкого .


— Каким было ваше первое впечатление о Викторе Робертовиче, когда вы только познакомились? И менялось ли ваше мнение о нем с течением времени?

— Знаете, в последние годы я сталкивался с мнением, что драматичная судьба Цоя во многом способствовала популярности песен «Кино» — то есть, если бы не ранний трагичный уход Виктора, он остался бы в людской памяти просто одним из многих. Но мне есть что возразить таким скептикам. Я впервые услышал цоевские песни в 1982 году: тогда у меня дома группа «Кино» (на тот момент — акустический дуэт Цой плюс Алексей Рыбин) исполнила несколько своих вещей. Вид у ребят был скромный: ни дать ни взять вчерашние «пэтэушники», случайно оказавшиеся на московской рок-тусовке. Но их песнями я был буквально сражен наповал. Композицию «Электричка», прозвучавшую в тот памятный вечер у меня в квартире, я до сих пор считаю одной из главных и лучших в русском роке. Перечитывая «Москву - Петушки», ловлю себя на мысли, что она удивительно перекликается с идеей, заложенной Веничкой Ерофеевым. И вот уже тогда, в 1982-м я подумал: если этот двадцатилетний парень сумел написать настолько глубокую, проникновенную песню, то это, как говорят англичане, «outstanding». Так что уникальный песенный дар Цоя проявился еще в ранней молодости. И это самое первое впечатление никогда меня не отпускало — мне нравились и продолжают нравиться почти все альбомы «Кино».

— Возможно, есть и самый любимый?

— Есть известная история, когда публика ленинградского рок-клуба не особо приняла ироничные песни про любовь, которые Цой написал в середине восьмидесятых. А вот мне альбом 1985 года «Это не любовь», возможно, больше всего по душе. В моем документальном фильме, посвященном группе «Кино», Борис Гребенщиков сетует на то, что этот замечательный цикл лирических песен Виктора, по крайней мере, на тот момент поклонниками не был толком расслышан. Народ не понял этого кайфа, после чего Цой решил зайти с другой стороны и выдал «Группу крови». Хотя мне кажется, «Группа крови» родилась сама собой, без оглядки на прохладную реакцию со стороны ленинградского рок-клуба на предыдущий, «легковесный» и ироничный альбом «Кино». И переход от романтики к подчеркнутой мужественности в творчестве Цоя произошла совершенно естественно.

— Говорят, что с обретением «звездного» статуса Цой «забронзовел». Насколько это справедливо?

— До известных пределов. Но это ведь естественно, правда? Не знаю ни одного сформировавшегося на моих глазах крупного рок-музыканта, у которого бы на определенном этапе мания величия не расцветала бы пышными красками. Возможно, единственное исключение — Майк Науменко. Но это, предположу, лишь потому, что он, в результате своей странно неудачной карьеры, просто не успел в полной мере воспользоваться плодами собственной популярности — кроме как тем, что многочисленные знакомые в огромных количествах приносили в его коммунальную квартиру алкоголь. Остальные же в той или иной мере заболевали звездной болезнью. Здесь вам и Костя Кинчев, и Боря Гребенщиков, и Петя Мамонов, для которого, этот «недуг» в какой-то момент проходил даже более ярко выражено, чем для Цоя. «Медные трубы» являются одним из сильнейших искушений для человека — в особенности, творческого. Если ты переболел, «излечился» — слава Богу. Иные — не хочу переходить на личности — однажды подцепив эту «заразу», так и не могут с ней расстаться.

Что же до Виктора... Немаловажно учитывать, что он в последние годы жизни стал еще и известным киноактером. А я, как внук знаменитой актрисы (бабушка Александра Липницкого — заслуженная артистка РСФСР Татьяна Окуневская. — Культура), прекрасно знаю, что такое психология кинозвезды. Цой же именно таковой и стал, в 1988 — 1990-м его узнавала каждая собачка на улице. Конечно, он изменился. Но, повторюсь, не фатально и бесповоротно. Одна из наших с ним последних встреч состоялась весной 1990-го, и тогда я заметил, что «звездность» с него почти схлынула: он вновь стал непосредственным и милым парнем.

— Вы упомянули про взаимоотношения Виктора Робертовича с кинематографом. Как вам кажется, были ли у него реальные амбиции, связанные с этим видом искусства?

— Откровенно говоря, не думаю, что он реально делал ставку на кинобудущее. Его основной природный дар лежал в другой области — поэт, музыкант, автор песен, исполнитель. Цой твердо отдавал себе в этом отчет. История, по большому счету, не знает примеров, когда выдающийся музыкант превратился в суперактера. Даже на Западе таких метаморфоз не встретишь. Элвис, Джаггер, Боуи, Ринго — каждый из них заигрывал с кинематографом, но любому ведь ясно, в чем истинное предназначение каждого из них. Кино — лишь забавный, мимолетный эпизод в их карьере. Не исключено, что Цой после ошеломляющего успеха «Иглы» смог бы развить его, но едва ли, ушел бы в омут с головой. Все-таки его кино — это было его «Кино».

— А что, если перезаписать его песни с учетом развития новых звуковых и цифровых технологий? Звучали бы они по-новому, лучше?

— Есть понятие «мировая поп-культура», которая создавалась в капстранах, а есть рок-музыка, что родом из Советского Союза. И это принципиально разные вещи, поскольку СССР, по своему внутреннему — экономическому, социальному или какому бы то ни было еще — устройству кардинально отличался от остального мира. Все, что здесь происходило, было уникально. Ну как бы звучали сегодня переосмысленные, с учетом новых технологических веяний, «Звуки Му», если бы мы с Мамоновым в свое время выросли не на Большом Каретном, а, скажем, в центре Лондона? Та же история и с «Кино»: кто же дерзнет предположить, что бы собой представлял этот коллектив в конечном итоге, если бы начинал не в Купчино, а где-нибудь в Нью-Йорке? Если советские рокеры ставили перед собой элементарную задачу «выжить», то западные просто играли музыку в свое удовольствие. Поэтому, и по качеству звукозаписи, и в том, что касается уровня развития шоу-бизнеса (а такого понятия в нашей стране до недавних пор не существовало), мы Западу проигрываем. Но в этом есть и особая прелесть, которой мы дорожим. Так что не стоит перезаписывать записи — равно как и переписывать историю.

— Можете ли сказать, что сегодня, спустя тридцать лет Цоя вам не хватает?

— Конечно. Я, не знаю, как получилось, может, по наследству, с детства подвержен маниакально-депрессивному психозу. По этой причине в 1985-м погиб мой младший брат, Владимир, с которым, кстати, Цой был очень дружен. Витя тогда единственный из ленинградцев приехал и пел на его поминках в саду «Эрмитаж». Так вот, Виктор Цой был как раз очень стойкой психики парень. Общение с ним придавало мне уверенность в сегодняшнем дне. Бывало, приедет он к тебе посреди ночи, выпьешь с ним утром чаю, и все суетно-сумбурное состояние волшебным образом улетучивается. Его «фирменной» цоевской иронии и его неповторимой улыбки мне ой как недостает...

Автор
Денис БОЧАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе