Он ведь и напомнил в предисловии к первому роману цикла об архаичном жанре, обретающем новую жизнь. Почин положил. А там пошло-поехало. «Сагами» стали именовать весьма разные (и разнокачественные) объемные прозаические сочинения, в которых запечатлевалась жизнь нескольких поколений. От бесспорных шедевров («Будденброки» Томаса Манна) до могучих советских опупей, отменно сочетавших незаменимую партийно-народную «идейность» (или как это там у них называлось?) с завлекательностью тогда еще недоступных нашему человеку мыльнооперных сериалов.
Возрождение славного жанра случилось в последние годы, когда «вдруг» выяснилось, что постсоветскому человеку хочется (и даже очень) читать длинные истории про обычных людей. А вовсе не те залихватские (и в то же время занудные), изобилующие условностями, нашпигованные плохо законспектированной мифологией и доморощенной философией, блещущие всеми «модернистскими» (столетней выдержки) заморочками опусы, которыми его азартно потчевали с самого начала нового — свободного — этапа существования русской литературы. Постмодернисты споро переквалифицировались в «реалистов». Где тут кончалась новейшая идеология (заказ на оправдание советчины под лакомым соусом все сложнее) и начинались рыночные игры, где срабатывал циничный расчет, а где — естественная тоска по читателю, разобраться трудно. Факт тот, что «сага» оказалась востребованной. Но при этом «многоцветной» — иногда демонстративно «жизнеподобной», иногда — приправленной сериальными кульбитами, а иногда не менее «интеллектуальной», чем прежние творения раскаявшихся постмодернистов. При таком изобилии, конечно же, нужно расставить акценты. Выявить победителя. Чемпиона. Суперсагера.
Как найти? Да учредить спецпремию за «сагу». С жюри, номинаторами, лонг-шорт-листами, обедом-фуршетом и призовым фондом. То-то было бы раздолье критикам: выясняй до посинения, кто у нас распрекрасная сага саговна, а кто всего лишь роман романыч? Но славные организаторы литературного процесса то ли спонсора не нашли (все в «Большую книгу» вложились), то ли от множества премиальных разборок устали… Предпочли двинуться неторной тропой. Все гениальное просто. Зачем огород городить, уставы сочинять, на церемонии тратиться, если триумфатора можно просто назначить?
Принес автор в издательство роман. Большой. Семейный. С прибамбасами, но понятный. Читабельный, но и для хитромудрых интерпретаций пригодный. Выпускаем. А на обложке — под эффектным заголовком — лепим заветное: Самая необычная семейная сага. Ага. Куда там Форсайтам с Будденброками. Или Маркесу с его столетним одиночеством. Качество гарантировано!
А чтоб у покупателя и тени сомнения не было, используем и заднюю обложку. Знай наших — как знают их в просвещенном мире. Благословен год, месяц, день и час, когда я прочел высокое творенье самого талантливого из молодых русских писателей…. Франческо Петрарка.
Как Петрарка? Он же помер в 1374 году? Правда? Промашка вышла. Не Петрарка. Джонатан Свифт. Который про лилипутов… Как, и он в лучший мир отбыл? В 1745-м? Позже, чем Петрарка, но раньше, чем «самый талантливый» родился. Ох, крохоборы… Ладно, не Свифт — Белль, Хемингуэй, Камю… И эти не дожили до светлого праздничка? А есть кто живой? Мураками еще дышит? Или этот, как его, Акройд? Вот и ставим подпись: Кутзее-Павич-Перес-Реверте. И конструкцию маленько перестроим. Без вывертов оно весомей будет: Имярек Имяреков — один из самых талантливых русских молодых писателей. Может быть, самый талантливый.
Так и видишь почтенного мэтра, перекладывающего кириллические книги, рукописи, распечатки из электрического интернета. И тот, кажись, хорош, и этот, но все же… Нет, не зря постигал властитель дум славянское наречье. Не попусту, забыв собственные замыслы, просиживал дни и ночи над сагами, сложенными в таинственной стране многоглавых храмов, серо-буро-малиновых медведей и развесистой клюквы. Нашел-таки истинного наследника Толстоевского, Тургехова и Белобокова. Вот он: Имярек Имяреков!
Андрей Немзер