Ворон Норов

-Черный ворон, черный вран?
Был ты вором иль не крал?
- Крал, крал.
Я белее был, чем снег,
я украл ваш краткий век.
Сколько вас пошло травой,
Я один из всех живой.
- Черный ворон, черный вран?
Был ты вором иль ты врал?
- Врал, врал.

 1967 (М. Петровых)

***

То, что Жоркин отец был чудаком, знали все. Родственники и близкие друзья к чудачествам Виктора Альбертовича привыкли. И только сам Жорка никак к этому привыкнуть не мог. Да и не хотел. Отца он любил и уважал, но иногда ему становилось жалко его, что ли.

Вчера у Жорки был день рождения. Знаете, что подарил ему отец? Ни за что не догадаетесь! Ворону. Самую настоящую. Он принёс её в огромной клетке, долго метался по квартире, выискивая место, куда поставит эту клетку, и успокоился только тогда, когда разбил мамину любимую вазу, а вместо неё на столик у дивана водрузил покрытую замызганным рваным одеялом клетку. Но это было только начало представления.

Отец заставил всех собраться в гостиной.

Мама чуть не потеряла сознание, увидев осколки вазы. Светка, старшая сестра Жоры, помогала маме готовить праздничный ужин (дни рождения в семье всегда отмечались пышно). Когда она услышала шум из гостиной, то бросилась туда вместе со сковородкой и кухонным полотенцем. Подъехал и дед Альберт. Из коляски он выкрикивал: "Началось! Началось! Не позволю поганить…" Дальше шло какое-то бормотание и храп.

Отец не обращал ни на кого внимания. Он как-то умильно смотрел на сына и левой рукой поглаживал одеяло, покрывавшее клетку. Виктор Альбертович так напоминал циркового фокусника, что все, прибежавшие в гостиную, на мгновение замерли, будто ожидали, что вот-вот произойдёт нечто сверхъестественное.

- Сынок… - начал он тихо, даже как бы вкрадчиво. – Сегодня особый день в твоей жизни. Совершеннолетие. Подумать только! Когда ты появился на свет, мы с мамой уже знали, что это подарок судьбы. Я ждал сына! Ведь красавица дочь у меня уже была – я люблю тебя, Светочка!.. Мы и оглянуться не успели – первое слово! – первые шаги! – первый класс! И сегодня тебе – шестнадцать! Вся семья ждала этого дня, и – я знаю! – каждый приготовил тебе подарок. Твой отец месяц думал, чем поразить твоё воображение, что по-настоящему ты заслуживаешь...

Вот!

И этим последним словом Виктор Альбертович, словно самому себе дал команду начинать. Он лихо взмахнул рукой, желая сразу же открыть клетку, но сделал это так неловко, что одеяло оказалось на нём, а клетка – на полу. Ворона шумно ударяла крыльями по прутьям клетки, противно каркала, а потом, после некоторого молчания, клювом указала на каждого из присутствующих и произнесла:

- Вар-ва-ры!

Отец сбросил с себя одеяло и, будто перед ним шумел огромный зал, улыбнулся широко, вскинул руки вверх и указал на подарок:

- Говорящая ворона!

Собравшиеся в комнате повели себя по-разному. Мама пошла за щёткой и совком, охая и причитая. Сестра повезла деда в его комнату, но всё время оглядывалась на ворону, которая то вздымала крылья, похлопывая себя по бокам, то вертела головой и каркала. Злилась, наверное, но никаких слов больше не произносила. Отец растерянно улыбался и всё повторял: "Так вот, сынок…"

А Жорка взял да и улыбнулся. Такого подарка он и впрямь не ожидал. В эту минуту представить, что он будет делать с этой вороной (да ещё говорящей!), было трудно, но его так тронула искренность отца, проникновенные слова поздравления, что он подошёл к нему, обнял и сказал:

- Все мои друзья обзавидуются! Спасибо, папа!

- Тебе… тебе, действительно, понравилось? Послушай, мой мальчик! Это удивительные птицы! Знал ли ты, например, что в греческой мифологии ворон был вестником Аполлона? Он донес солнечному богу об измене его возлюбленной, которую, как ни странно, звали Коронида ("ворона") и в результате огорченный Аполлон превратил ворона, бывшего белым, в черного. Как сказал Овидий:

Ворону он воспретил, ожидавшему тщетно награды.

За откровенную речь, меж белых птиц оставаться.

Если вы подружитесь, – уверен, что это скоро произойдёт, – перед тобой откроется мир, полный тайн и открытий.

Он говорил ещё долго, вспоминая прочитанное или на ходу придумывая невероятные истории, которые происходили с ним и его друзьями. Жорка уже слушал вполуха, поглядывал на стол в гостиной, который постепенно становился праздничным и вкусным. Но куда бы он ни пошёл, отец следовал за ним и не просто говорил, а вещал. А до Жоркиного сознания только доносились отдельные слова: "вран", "Один", "Вавилон", "славянские верования", "…а Библия говорит…", " В вавилонском эпосе о Гильгамеше Ут-напишти…", "…трикстер", "… в раннем арабском свидетельстве аль_Масуди…"

…Клетку с Вороной, имя которой ещё не было придумано, Жорка отнёс в свою комнату, поставил рядом с компьютерным столиком и, прежде чем вернуться в гостиную, присел на корточки, заглянул в глаза подарку и тихо произнёс:

- Рад нашему знакомству. Вечером поболтаем.

Ответа он не дождался. А зря. Потому что, когда дверь за Жоркой закрылась, "подарок" вздохнул, лениво клювом поправил перья сначала левого, а потом и правого крыла, и, передразнивая "хозяина", на чистом русском языке выкрикнул:

- Радуйся, радуйся! А вечером поболтаем!

Как ни странно, день рождения получился замечательно весёлым. Все, кого хотел видеть Жорка, пришли. Мало того: подарки оказались настолько смешными и оригинальными, что даже не очень улыбчивая мама беспрестанно охала и улыбалась. Впервые родственники решили не мешать Жорке и его друзьям веселиться так, как им хочется, и отправились к Светке, которая с мужем и дочкой жила в нескольких кварталах от родительского дома. Правда, прежде чем уйти, мама проверила, не принесли ли гости спиртное, молчаливо, только глазами, прощупала всех присутствующих, особенно девочек, и вышла из квартиры последней, тяжело вздохнув.

Какое-то время о вороне Жорка не вспоминал. Ведь рядом с ним сидела Таня, девушка, в которую он был влюблён. Сначала его рука, будто случайно, касалась Таниной, и оба на какое-то мгновение замирали. Потом что-то неожиданно падало под стол, Жорка доставал это "что-то", неловко дотрагиваясь до правой Таниной коленки. Ну, а когда запрещённый мамой алкоголь серьёзно ударил в голову, он уже не выпускал Танины руки: то пожимал их под столом, то поглаживал во время медленного танца в темноте.… И губы вот-вот должны были соприкоснуться.… Но Жорка вспомнил про папин подарок.

- Тань!

- Что?

- Пойдём в мою комнату…

- Ты с ума сошёл! Ни за что!.. А зачем?

- Я покажу тебе… Вот не стану говорить! Это сюрприз.… Такого ты ещё не видела…

- Жорик, только, пожалуйста, чтобы никаких.… Ну, ты знаешь.

- Ты о чём? Честное слово, тебе понравится!

Медленный танец ещё продолжался. Влюблённые на цыпочках пробирались к Жоркиной комнате.

"Го-о-о-оспод-и-и боже мой! Ну, зачем выключать свет?! Зачем окна закрывать? И это люди…Боги…"

Оставшись в комнате Жорки и не получив от хозяина и сотой доли положенного ему внимания, ворон закапризничал. Рядом шумели, пели, веселились люди, наверное, радовались чему-то, а он должен был выхаживать километры в своей клетке и ждать, когда о нём вспомнят. Нет, такой хозяин ему достался впервые…

В эти часы ожидания он испробовал всё, чему его научили прежние хозяева. Вполне прилично прокаркал старинную казачью песню ("…Ты добычи не дождёшься, чёрный ворон, я не твой…"); с выражением прочитал басню "Ворона и лиса" (Светочка Печерникова, город Вышний Волочок, школа № 3, пятый класс); из любимого Эдгара По небольшой отрывок в переводе писательницы с милой фамилией Воронель - вот этот:

Никогда не улетит он, все сидит он, все сидит он,

Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота...

Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится,

Дремлет птица, свет струится, как прозрачная вода...

И душе моей измятой, брошенной на половицы,

Не подняться, не подняться,

Hе подняться никогда!

Раз пять пытался прилечь. Но разве уснёшь в таком гаме. Вдруг вспомнил песню, которую слышал по телевизору. Не очень ему понятную и даже где-то сомнительную. Тогдашние его хозяева (Марк Исаакович и Галина Иосифовна) почему-то плакали и успокаивали друг друга:

- Галюша, ведь в душу насрали! За что?! Я всегда был "за"!

- Конечно, Марик, "за"! Мы все были "за"! Ты только не волнуйся. Подумай о сердце…

- Какое там сердце! 10 лет с лопатой! Нет сердца! Там давно уже яма, которую я 10 лет копал для себя…

Ворон увидел этих двух стариков так, будто это было только вчера. Они сидели на маленьком диванчике, потрёпанном и засаленном, прижавшись друг к другу, и плакали. А с экрана телевизора симпатичная певица с надрывом пела:

Окрести, мамаша, маленьким кресточком,

Помогают нам великие кресты.

Может, сыну твоему, а может, дочке

Отбивают срок казенные часы.

А ну-ка, парень, подними повыше ворот,

Подними повыше ворот и держись.

Черный ворон, черный ворон, черный ворон

Переехал мою маленькую жизнь.

На глаза надвинутая кепка,

Рельсов убегающий пунктир.

Нам попутчиком с тобой на этой ветке

Будет только лишь строгий конвоир.

А если вспомнится красавица молодка,

Если вспомнишь отчий дом, родную мать,

Подними повыше ворот и тихонько

Начинай ты эту песню напевать.

Последний куплет песни и затянул Ворон. А когда на слове "молодка" в комнату вошли Жорик с Таней, он словно поперхнулся, но взял себя в лапы и громко, с характерной интонацией каторжника закончил песню:

Начинай ты эту песню напевать…

Таня, пока Жорик не включил свет, была уверена, что голос раздавался из магнитофона. Но она увидела Ворона, одной лапой перебирающего прутья клетки, а потом повернувшегося к ней спиной и вдруг, небрежно глянув в её сторону, бросившего: Фуфа! И спряталась за спину Жорика.

- Глупенькая, ничего страшного здесь нет! Это папа подарил мне говорящую ворону…

И тут "подарок" окончательно взорвался.

- ВорОну?! Да ты сам ворОна! За все сто лет меня никто никогда не называл ворОной! Где глаза твои, юноша? Да, сегодня я подневольный. Ты – мой хозяин. Но знай же, недоросль, нет птицы более свободолюбивой, чем я! О мудрости говорить не стану – это и так видно! Только слепец не способен увидеть во мне гордого вОрона! – говорящий резко вздёрнул клюв вверх, блеснул правым глазом и прислонился к дверце клетки, приподняв левое крыло. Это так напоминало мальчика, обидевшегося на весь белый свет за то, что его не замечают и не ценят.

- Бедненький! – воскликнула Таня из-за Жоркиного плеча.

- Прости, пожалуйста! Но я ничего дурного не имел ввиду. Нас в школе не учили различать пол птиц.

- Перестаньте оправдываться! – уже тише, но со слезой в голосе из-под всё ещё поднятого крыла произнёс вОрон.

Жорка и Таня почувствовали, что можно расслабиться и без эмоций поговорить с удивительной птицей.

- О, славный вОрон, так может у тебя есть имя или фамилия? Мы с Таней с удовольствием будем называть тебя так, как ты пожелаешь.

- Боже, какая темнота!

А дальше произошло неожиданное. Таня подошла вплотную к клетке, протянула руку, потом резко повернула голову к Жорке:

- Как тебе не стыдно! Столетнего мудрого ворона ты держишь в клетке! Немедленно освободи его!

Жорка опешил. Ворон смог только каркнуть. С этого самого момента жизнь в доме Романихиных круто изменилась.

Не просто изменилась, а стала решительно другой. Ворон, которому Жоркина мама дала прозвище Норов, стал полновластным хозяином квартиры. Виктор Альбертович был в восторге, и всякий раз, возвращаясь из школы, где он преподавал историю, усаживался на диван в гостиной и беседовал с Вороном. Для таких вот бесед Жорка и Таня выискали где-то старое детское креслице и переоборудовали его. Это чтобы их любимцу было удобно.

Создавалось впечатление, что Норов внимательно слушает своего собеседника, поправляя правым крылом маленькие очочки (тоже выдумка Тани) и пытаясь забросить одну лапку на другую. А когда ему это не удавалось, невпопад выкаркивал: "Бесспорно, Виктор Альбертович!" И продолжал пытаться. Виктор же Альбертович витийствовал.

- А знаете, милейший, что меня особенно поразило в этой истории? Поверьте, это даже умилительно! Все шесть воронов, живущих в лондонском Тауэре, названы в честь скандинавских и кельтских мифических персонажей…

- Что же тут удивляться? – зевнул Норов. – Братья по разуму.

Вышло как-то не к месту, но весомо. Из кухни в это самое время доносились характерные запахи и звуки. Хозяйке стоило немалых трудов отучить Норова набрасываться на мясные отходы в мусорном ведре. Однако даже во время обеда он печально и вожделенно поглядывал на это самое ведро, а когда наступала пора выбрасывать мусор, с радостью выполнял эту необременительную обязанность.

Только отношения с дедом у Норова не складывались.

Старший Романихин считал себя Патриархом этого дома и всей семьи в целом. Где-то очень далеко на севере должна была находиться деревня, где жили исключительно Романихины. Но только одному Богу было известно, существует ли такая деревня до сих пор. Конечно, сын Патриарха, Виктор Альбертович, будучи историком, вполне мог провести небольшое исследование и прояснить ситуацию с родственниками. Но почему-то именно этого делать ему не хотелось. Не исключено, что такая работа в тайне всё-таки была проведена, а сын просто не хотел расстраивать отца. Кто знает. Ведь к началу 21 века русская деревня, какой её представлял Патриарх, давно исчезла.

Альберт Романихин ещё в конце 30-х годов прошлого века закончил военно-политическое училище, и всю свою жизнь до выхода в отставку работал не то в военном, не то в полувоенном заведении. Сам он называл место своей службы почему-то во множественном числе – органы. Чем конкретно он занимался, не знал даже сын. Хотя вполне вероятно, что последний в своё время интересовался этим вопросом. Однако, судя по всему, безрезультатно. Дома же Альберт Романихин скрипел зубами, сжимал кулаки и покрикивал на жену. Она была уверена, что её муж неустанно борется с врагами, и прощала все его выходки.

И только когда его жена умерла, Патриарх физически и душевно совершенно сдал: стали болеть ноги, в голове перемешались все события его (и не только его) жизни, перестал радоваться переменам. Отставного полковника ожидала не понятная ему гражданская жизнь. Свою квартиру и "двушку" сына обменял на большую пятикомнатную в старом фонде (конечно, без блата не обошлось), и, стараясь не замечать недовольства невестки, зажил вместе с роднёй. Притирались друг к другу очень долго, но, когда Патриарх уже не мог самостоятельно передвигаться, всё как-то само собой утряслось. За стариком ухаживала и невестка, и внуки.

С появлением же в доме говорящей птицы и без того искривлённое житейскими и мировыми событиями нового века сознание Патриарха помутилось окончательно. Нет, с медицинской точки зрения сумасшедшим он не был. Просто мир, который он принимал, понимал, осознавал, куда-то исчез. А вместо него появлялись совершенно фантастические картинки-образы: компьютер и мобильник, распад Союза и Ельцин с Гайдаром, миллионы Солженицыных и какой-то режиссёришка, уверяющий, что настала пора вытащить Ленина из мавзолея, неведомо откуда взявшиеся террористы, взорвавшие башни-близнецы и Собор вместо бассейна…

До появления Ворона полковник в отставке Альберт Романихин, пожалуй, всё своё время тратил на то, чтобы разобраться в этих картинках. И часто не сдерживался. Когда же в квартире все стали носиться с какой-то грязной птицей, место которой на помойке, старик взорвался.

- Да вы все посходили с ума! – кричал он из своей комнаты. – Не видите что ли, что всё это происки! Не птица это, а искусно придуманный империалистами робот. По мою душу пришёл, иуда!

Домашние как могли успокаивали старика, но понимали, что избежать конфликтов не представляется никакой возможности, потому что всё чаще и чаще приходилось оставлять полковника в отставке дома одного. Сын с невесткой уходили на работу, Жорка – в школу. На полчаса заглядывала медсестра из поликлиники, чтобы сделать укол и поплакать о своей горькой судьбе с мужем-пьяницей.

А после того, как и она уходила, в доме оставались только "идеологические враги": Патриарх и Норов.

Ворон был страшным болтуном, который не терпел одиночества, искал собеседника, постоянно желал высказаться на какую-нибудь тему. Первое время, оставаясь дома с Патриархом, он пытался войти в его комнату и поболтать о том о сём. Но после первого же разговора полковник в отставке дверь в свою комнату стал закрывать.

А начиналось всё вроде бы достойно.

- Позвольте, полковник, представиться… - короткая пауза. Почёсывает лёвым крылом голову. Вероятно, вспоминает что-то. – Отставной козы барабанщик! ( Мишка Крюков из Ставрополя. Алкоголик. Слесарь пятого разряда. "Да кто ты такой будешь ему? Отставной козы барабанщик!...)

- Что? Какой барабанщик?

- Давно хотел с вами, уважаемый, познакомиться! – Норов не обращает внимание на вытаращенные глаза Патриарха, на его дрожащие руки, на перекошенный рот, пытающийся выдавить проклятье. – За все эти дни, как ни странно, так и не смог должным образом сблизиться с вами. А ведь я с вашим ведомством поддерживал дружеские отношения.

- С каким ещё ведомством?

- Ну, как же? Как же! Я и мои братья и сёстры принимали активное участие по очистке и зачистке. Вам ли не знать!

- В-о-о-он! Брысь отсюда, капиталистическое отродье! Иначе достану свой именной – и тебе не сдобровать!

…Были у Норова ещё попытки. Но теперь уже при закрытых дверях в комнату Патриарха.

- Нас утро встречает прохладой, полковник?..

- Жить стало веселей?..

- Отвори потихоньку калитку, ваше благородие…

- Выполним пятилетку в четыре года, бригадир Романихин?

И что самое удивительное, ворон и не пытался издеваться над стариком, как могло бы показаться на первый взгляд. Просто в голову лезли какие-то слова из той славной эпохи. И воспоминания…

Такое сладостное время было!

Настоящая эпоха процветания для воронья. А всё почему? Жратвы было хоть отбавляй. С блаженной улыбкой Норов вспоминал места, куда прилетал по приглашению родственников. В начале 30-х гостил на Украине. Потом турне по Европе. Были моменты, когда и летать никуда не хотелось: всё под рукой, то бишь, под крылом было. Бери – не хочу. Вороны драться друг с другом перестали. А зачем? Всем еды хватало.

А после Европы – СССР. Тянуло на родину. Да ещё ребята накаркали, что там очень скоро рай настоящий наступит. Не Европе чета. И наступил этот самый рай… Да, чего там! Слеза непрошенная…

…Вот и хотелось поделиться всем этим с человеком не случайным. С очевидцем. И прежде, чем снова попытаться прорваться к товарищу полковнику, Норов отправился на кухню, покопаться в помойном ведре. Перекусить.

В квартире тихо как-то.

Таня и Жорка договорились встретиться у школьных ворот. Сегодня нужно было за несколько часов уйму дел провернуть. Праздник ведь! Двойной даже. Жоркиному деду исполнилось 90 лет. И ровно полгода как в Жоркином доме поселился Норов. Говорящий и мыслящий ворон.

Ребята решили сначала забежать к Тане. Платье, специально купленное к этому дню, уже висело на стуле и дожидалось хозяйку. Подарки и деду и ворону были куплены. Оставалось ещё напомнить отцу, чтобы он не опаздывал, и бежать домой, готовить праздничный стол…

Виктор Альбертович сразу после уроков отправился в книжный магазин. Он давно присмотрел для отца замечательную книгу и попросил отложить её ещё вчера. Милейшая продавщица улыбалась, превращая книгу в подарочный шедевр. Виктор Альбертович умилялся и причитал:

- Как вы, дорогая, добры! Красота… Настоящая красота! Мне даже кажется, что книга здесь лишь придаток… Какие ловкие руки!

- Постоянному покупателю ничего не жалко! Я так понимаю, что подарок кому-нибудь из родных?

- Угадали. Моему отцу сегодня – 90 лет!

- Боже! Пожелайте ему здоровья и от нашего коллектива.

- Непременно, душа моя, передам! Спасибо за всё, что вы сделали!

- Не стоит благодарностей! Приходите к нам почаще!...

…И как-то так получилось, что и Виктор Альбертович, и Жорка с Таней подошли к дому почти одновременно.

- Виктор Альбертович, признайтесь, - не выдержала Таня у самой двери в квартиру, - что у вас в руках книга о советских чекистах, да?

- А вот и не угадала, дорогуша! Я долго искал нечто примиряющее человека, так сказать, старой формации и нашего мудрого врана. И что вы думаете? – Нашёл! Сам буду читать отцу. Открывай дверь, Жорка!

…То, что увидели вошедшие… Да вы и сами можете догадаться – детективов начитались-насмотрелись: вещи разбросаны по всей квартире; запах пороховой; а в кухне возле мусорного ведра сразу два трупа. Патриарх сидел в своём кресле на колёсиках, свесив голову на бок. На лице застыла странная гримаса удовольствия, что ли. Именной пистолет лежал на коленях. А левая рука будто сердце прикрывала. Возле ведра с помоями, неестественно растопырив крылья, лежал ворон Норов. И крови вроде немного. Но что совершенно удивило вошедших – мудрый вран был абсолютно белый.


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе