Второе пришествие (3)

Впрочем, все хорошее когда-нибудь кончается. Особенно в политике. Явное усиление и столь же явное неподчинение «дервишей», а следовательно, и союзных им султанов Оббии и Миджуртини в скором времени начали тревожить Рим.



Окончание.


Танцы с драконами


Впрочем, все хорошее когда-нибудь кончается. Особенно в политике. Явное усиление и столь же явное неподчинение «дервишей», а следовательно, и союзных им султанов Оббии и Миджуртини в скором времени начали тревожить Рим, тем паче, что Стихотворец, полагая, что не вправе поступить иначе, повадился, вопреки всем обещаниям, посылать отряды своей уже почти 10-тысячной армии в рейды на британскую территорию, а что еще хуже, снабжать оружием мятежников на юге Итальянского Сомали. Не потому даже, что имел зуб против синьоров, но ведь правоверным, тем паче, одной крови, нужно помогать, разве нет?

Со своей стороны, итальянцы как раз считали, что нет, не нужно,, и постепенно, глядя на полноценную герилью, учиненную «дервишами» у соседей, приходили к выводу, что совершили ошибку, в итоге которой уже не вполне ясно, кому реально, а не на бумаге принадлежит колония. «В политическом плане наше положение не может быть хуже, - докладывал в марте 1906 начальству Эммануэле Капелло, консул в Адене, по итогам поездки в Оббию и Миджуртини. – Гаже того, оно не только ложно, оно становится смешным».

В Риме сообщением не пренебрегли, однако просьбу правительства о выделении средств на военную экспедицию парламент отклонил, в связи с чем, единственное, что смогли сделать итальянцы в ответ на требование Лондона приструнить «союзника», это в 1907-м закрыть экспорт на «мятежные территории» всяких нужных товаров. И это автоматически заставило Бешеного Муллу задуматься: а вправду ли итальянцев, которые, оказывается, такие злые, не надо трогать?

Тем временем, британское правительство пыталось, как могло, отгонять летучие отряды «дервишей» от границ, не провоцируя при этом нежелательно серьезных последствий, в результате чего племена английской зоны решили, что раз сэры Стихотворца не бьют, стало быть, боятся, а значит, ориентироваться надо не на слабаков, а на сильного, - и начали присягать шейху. На что Лондон уже никак не мог не отреагировать адекватно, и когда в 1908-м сильное племя варсангели заявило, что не знает иного господина, кроме Мохаммеда Абдилле, оно было наказано хлестко, всем в науку, с тотальным сожжением поселений, стрельбой по всему, что движется, и угоном скота до последней козы.

Ясное дело, варсангели воззвали к Стихотворцу, и ясное дело, Стихотворец не мог отказать тем, кого приручил, - а потому в крайне жестких выражениях потребовал вывода английских войск с земель, находящихся под его покровительством. Реакции на сей демарш, разумеется, не последовало вообще никакой, а репрессии перекинулись с варсангели на другие плохо себя проявившие племена, - и начались те самые нежелательно серьезные последствия, которых так не хотели в Бербере и Лондоне. Причем в масштабах, вынуждавших чиновников колонии в переписке говорить уже не про disorder и даже не про riot, но про war, которая не угасала, а совсем наоборот.

И поскольку Лондон аккурат в это время увяз в решении вопросов с Рейхом, честным белым людям пришлось мыслить креативно, а кто мыслит, тот всегда найдет. Тем паче, в данном случае, даже искать особо нужды не было: вариант «Б» жил буквально под боком, а звали его Моххамед Шихери и был он ученым человеком с большими амбициями.То есть, вообще-то раньше этот самый Шихери был «дервишем» и даже входил в ближний круг «махди», однако не сошелся с шефом во взглядах на свою роль в событиях, плюнул на все, вернулся домой и сидел сиднем, люто завидуя Бешеному Мулле и мечтая отомстить.

Вот итальянцы ему и посоветовали, что делать, а он, сочтя совет разумным, отправился в Мекку, к самому Мохаммеду Салиху, основателю ордена Салихия, в беседе с которым пожаловался, что «мятежник» нарушает догмы единственно верного учения, а потом, вернувшись домой, предъявил общественности якобы личное письмо уважаемого гуру с резким осуждением Мохаммеда Абдилле и финалом: «С этого момента и впредь я не желаю иметь дело с вами и с вашими людьми».

В самом ли деле старец написал это письмо, доподлинно неизвестно, - он вскоре умер, и спросить было уже некого, - но практически все сомалийские истории хором утверждают, что документ, обнюханный ими со всех сторон, подделка. Тем не менее, Шихери передал письмо итальянскому консулу, а тот слил его в прессу (британские СМИ сенсацию тут же подхватили), и в стане «дервишей» возникли разногласия вплоть до разговоров типа «лишился доверия».

Правда, сам Мохаммед Абдиле, в марте 1909 получив на руки подлинник, заявил перед спешно созванным народным хуралом, что «это проклятая ложь», в подтверждение  предъявив людям реальные письма наставника, написанные совсем иным хаттом (стилем почерка), нежели «бумага Шихери», и ученые люди подтвердили, что десяток писем из Мекки написаны хаттом сульс, а несколько писем Шихери - хаттом рук´а, но все же какое-то количество бойцов, сочтя, что дыма без огня не бывает, покинуло лагерь.


Буря мечей


Впрочем, разочарованных оказалось совсем немного, и на авторитете, а следовательно, и личной власти «махди» интрига никак не отразилось: по словам британского исследователя Ирвинга Льюиса, «его репутация как уникальной фигуры уже столь прочно утвердилась во мнении сомалийцев, что ущерб, нанесенный его престижу, не был настолько силен, чтобы серьезно ослабить его движение, и его люди в громадном большинстве, сохранили ему верность». В связи с чем, англичане пришли к выводу, что с Бешеным Муллой лучше говорить по-хорошему, и в апреле 1909 сэр Роберт Уингейт, генерал-губернатор Судана, отправился в Сомали, общаться и находить общий язык.

Однако получилось не очень. Сам Стихотворец, не глядя на уровень гостя, на переговоры так и не явился, прислав вместо себя самых близких людей с правом подписи, но и с такими жесткими инструкциями, что переговоры, растянувшись на три месяца, в итоге завершились ничем. Могли бы и раньше, но «махди», как полагает Джон Хесс, «скорее всего, нравилось играть в кошки-мышки с англичанами; у этого парня было чувство юмора».

В результате, после печального фиаско Лондон, во избежание бессмысленных затрат, в 1910-м принял решение эвакуировать все гарнизоны и блок-посты из глубинных районов, сосредоточившись на портах, - Бербере, Бульхаре и Зейле, - при этом, однако, вооружив до зубов союз племен Иссак, кровных врагов Дарод. А заодно и другие племена, вполне логично рассчитав, что если Бешеный Мулла все-таки перейдет границу со всем скарбом, - то есть, гигантскими стадами, которым нужны пастбища, это никому из «туземцев» не понравится и грянет мясорубка, по ходу которой будет удобно ловить рыбку в мутной крови.

Так, в общем, и случилось. После двух лет аккуратных рейдов, Стихотворец, в самом деле, перешел кордон со всем государство, желая занять старые земли, а новые хозяева, в первую очередь, Иссак, встретили их, очень мягко говоря, недружелюбно. Как и влиятельный орден Кадырия, конкурент Салихии, адепты которого считали «дервишей» еретиками, убийство хотя бы одного из которых угоднее Аллаху больше, чем убийство ста «кафиров».

Это обстоятельство, тем паче, вовсю расковыриваемое белыми, очень мешало, вынуждая шейха размениваться на ненужные стычки и умножать число кровников, тогда как он, наоборот, нуждался в пополнениях. В Бербере довольно потирали руки, но, как пишет Николас Льюис,

«В полной мере эти надежды оправдаться не могли, ибо были основаны на ошибочной оценке обстановки. Предполагалось, что Мохаммед — обыкновенный, хотя и видный, вождь клана или племени, политическая роль которого ограничена сферой отношений между племенами, или религиозный фанатик, стремящийся навязать всем угодные ему каноны. Правда же состояла в том, что Мохаммед занимал уникальное положение, став национальной фигурой, апеллирующей к патриотическим чувствам сомалийцев и мусульман независимо от клана или рода».

Иными словами, под знамя «махди» шли все, так или иначе недовольные пришельцами, - и шли из самых разных, подчас разделенных кровной враждой племен, вплоть до нонконформистов из селений Иссак и даже, но это уже по пальцам сосчитать, люди из Кадырии, а поскольку Лондон, занятый Очень Большой Игрой, тратить ресурсы на сомалийскую глубинку, пока не возникло угрозы портам, не считал нужным, к 1913-му Бешеный Мулла потихоньку-полегоньку взял под контроль чуть ли не треть «внутренних районов», правда, самые экономически неэффективные, после чего решил, что останавливаться на достигнутом не стоит.

В конце концов, он тоже все это время не сидел, сложа руки, в его владениях были отстроены десятки укрепленных точек-зариб и даже самые настоящие, из гранита, крепости. Мираши, Джидали, Белетвен, Галади и самая крупная, Тале, ставшая штаб-квартирой «махди» (13 фортов со стенами высотой до 12 и толщиной до 4,5 м в основании). И везде, пусть старенькие, но орудия. И везде набитые до отказа амбары, арсеналы, пороховые погреба, колодцы и загоны для скота. И люди, застоявшиеся без большого дела, дрожали в предвкушении.

При таких раскладах, усугубленных бездействием англичан, по меркам пустыни воспринимаемым, как трусость, не начать активные действия было попросту невозможно. Честно говоря, остается лишь удивляться тому, что Стихотворец вел себя прилично аж до 1913, - но когда «Фас!», наконец, прозвучало, охота началась реально дикая.


Пир воронов


Ранней весной, - в Европе как раз в это время уже завершилась Первая Балканская, но еще не началась Вторая, «дервиши», возглавляемые Исмаилом Мире, одним из лучших командиров Бешеного Муллы, начали военные действия в стратегически важной местности Дул-Мадоб, сходу нанеся вышедшим на усмирение англичанам несколько крайне болезненных ударов. В частности, 9 апреля, в тяжелом бою нанеся врагу немалые потери, был разбит Имперский Верблюжий корпус Ричарда Корфилда, - «спецназ» колонии, главные профи Великобритании по войне в пустыне, - причем в сражении пал сам «Песчаный Змей», как прозвали сомалийцы «верблюжьего начальника».

Выжившим офицерам только чудом удалось, жесточайшими методами предотвратив панику, в относительном порядке отвести остатки дотоле непобедимого подразделения к Бурао, а Стихотворец, получив донесение о гибели храброго врага, которого он не знал лично, но заочно уважал, сложил по этому поводу «таала», - поминальную поэму, - в самых изысканных и возвышенных выражениях отдав должное «Корнфилду, брату меча и ветра, достойному считаться рожденным в песках»; сейчас в Сомали (вернее, в Сомали, пока она существовала) эту поэму учат (вернее, учили) в школах наизусть.

Англичане попятились, - а параллельно, в своей зоне, побежали итальянцы, которых начал учить уму-разуме Абдулла Абдилле Хассан, брат и правая рука Бешеного Муллы. А потом в Сараеве застрелили Фердинанда, после чего, умей Стихотворец играть в бридж или преф, он наверняка сказал бы, что карта поперла. Настолько, что в какой-то момент, на гребне головокружения от успехов, Стихотворец попробовал даже порычать на Эфиопию, но первые же итоги крайне не обнадежили, и «махди» тотчас дал задний ход, радуясь и тому, что из-за тяжелой болезни Менелика и предстоящих драк за престол эфиопы не стали наказывать.

Зарекшись с этого момента задирать сильных, Мохаммед Абдилле вновь принялся мучить сэров и синьоров, и спустя недолгое время, будучи фигурой,  в общем, очень местного масштаба, стал звездой масштаба регионального. В Тале появились послы Порты с личными письмами султана и приветами от кайзера, потом послы Рейха. Они рассыпали комплименты, бойко цитировали Коран, блистали знанием канонов Салихии, обещали (и присылали!) оружие, сулили после победы власть над всем Сомали, взамен прося всего лишь по максимуму гадить англичанам и итальянцам, а если руки дойдут, то, желательно, и французам. По возможности, не только на суше, но и на море.

И Бешеный Мулла гадил. Широко и привольно. Где только мог. Благо среди «дервишей» было немало лихого народа из-под Иллига, издавна промышлявшего прибрежным пиратством, - так что суда в сомалийские порты приходилось вести под конвоем. А вместе с тем, трезво оценивая, что потянет, а что нет, он, по совету очередного немецкого эмиссара, сделал жест доброй воли, по праву старшего и мудрого предложив забыть старую вражду Лиджу Иясу, юному императору Эфиопии, тоже симпатизировавшему Рейху.

Тот откликнулся, стороны быстро поняли друг друга, из Аддис-Абебы в Тале пошли караваны с оружием, поехали опытные мастера-оружейники и, в конце концов, дело дошло до того, что в августе 1916 в Тале прибыло посольство за Лайлой, внучкой «махди», сговоренной в жены царю царей, - но. Короткая гражданская война в Эфиопии, завершившаяся свержением Лиджа Иясу и воцарением англофила Хайле Селассие, разрушила так красиво развивавшуюся комбинацию.

А потом, как изящно написал в одной из поздних своих элегий сам Стихотворец, «черного солнца черный огонь вычернил мне путь». В вагоне под Версалем был подписан мир, - и хорошо начало быстро превращаться в плохо. Английских солдат вдруг оказалось очень много, итальянских тоже, они были всюду и у «дервишей» началась полоса неудач. Не то, чтобы очень больших, но после каждой стычки враг продвигался немножко вперед, а неизвестно каким образом летающие железные птицы кусали людей Бешеного Муллы с неба, пугая коней и мешая маневрировать с прежним успехом.

Начали уходить из рядов, - благо, не запрещалось, - слабодушные, верным же приходилось отступать все дальше на юго-восток британской зоны, в самые засушливые места, бросая даже скот, - и наконец, 11 февраля 1920 английские части, подошедшие к Тале с трех сторон, при поддержке с воздуха пойдя на ночной штурм, к утру следующего дня взяли крепость. Многие погибли. Правда, сам Мохаммед Абдилле, прорвавшись, с двумя сотнями всадников ушел в эфиопский Огаден, власти которого, по негласному распоряжению Аддис-Абебы, сделали вид, что не заметили его появления, но...

Но человек слаб. Потрясения от столь быстрого и окончательного развала всего, что строил, подорвали силы Бешеного Муллы. 24 декабря, примерно когда сложили оружие, - кто перед сэрами, кто перед синьорами, - остатки его отрядов, Мохаммед Абдилле, известный еще и как Стихотворец, умер в местечке Ими, напоследок, по словам Салиха Хуссейна, личного секретаря, сказав: «Не бойтесь железных птиц, дети мои. Они смертны, как все живое. Аллах пришлет нам  винтовки, способные их убивать, и мы победим».

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе «Авторские колонки»