ГЛЯЖУ В ОЗЕРА СИНИЕ... (3)

Король умер, да здравствует король. После почти полугода дворцовых интриг, новым кабакой стал 18-летний Мванга, сын Мутесы, известный своей дружбой с христианами, но поддержанный, как ни странно, лидерами «арабской» партии в обход «мусульманского принца» Калемы.

Продолжение. 



Будьте готовы, Ваше Величество!

Король умер, да здравствует король. После почти полугода дворцовых интриг, новым кабакой стал 18-летний Мванга, сын Мутесы, известный своей дружбой с христианами, но поддержанный, как ни странно, лидерами «арабской» партии в обход «мусульманского принца» Калемы. Странно, конечно, но знатоки, - например В. Балезин и Д. Спайк, - объясняют это тем, что Калема с юности отличался жестокостью и непредсказуемостью, а Мвангой, имевшим прозвище «Мутефи» (тюфяк) легко было управлять.

В общем, так и оказалось. Мванга, в самом деле, сразу же дал аудиенцию протестантам и пригласил вернуться в очередной раз изгнанным Мутсой незадолго до смерти католиков, однако возобновить «перетасовку», так хорошо удававшуюся его отцу, хотя и пытался, не мог по определению. Веселый, симпатичный, смелый, по натуре хотя и вспыльчивый, но совсем не злой, и очень неглупый парень, он слишком увлекался гашишем, под влиянием которого «мог по минутной прихоти совершать глупости и жестокости, о которых потом сильно жалел».

А главное, в отличие от отца, тоже обретшего власть в юности, но умевшего держать ситуацию в руках, слушая всех, но поступая по-своему, силой воли новый кабака не отличался, доверял всем, подчиняясь советам того, кто в данный момент был рядом. В первую очередь – Мукасе, одному из столпов «арабской партии», близкому другу и катикиро (премьер-министру) Мутесы, которого, осиротев, почитал в отца место. В итоге, кабака как бы был, но кабаки и не было.

А между тем, время наступило шершавое. Всего за полгода после смерти Мутеса в Ругове были раскрыты восемь достаточно серьезных заговоров на предмет рокировок в ту или иную сторону с участием лидеров всех придворных кланов и «партий». Пришлось казнить. По первому времени, правда, Мванга пытался миловать, но дядя Мукаса на пальцах разъяснил ему, что прощенные Бруты всегда бьют в спину. После чего юный кабака перестал комплексовать, - хотя, как пишут, кровопролитий не любил до конца жизни, - и очередной комплот, затеянный христианами из обеих фракций, привел к тому, что единственную опору парень начал видеть в «арабах».

А после покушения на Мукасу, чудом спасшегося из подожженного дома, и вовсе ушел в гашишные облака, совершив в итоге роковую ошибку. Как раз в это, далеко не самое удачное время в Буганду направился с инспекцией Джемс Хэннингтон, протестантский епископ Восточной Африки, весьма приятный и много добра на своем посту делавший джентльмен. Будь все (хотя бы сам Мванга) нормально, ничего худого, скорее всего, не случилось бы, но пошла череда случайностей, в итоге приведшая к трагедии.

На пути следования один из князьков, не разобравшись, велел арестовать епископа, воины повели себя грубо, небольшой отряд сопровождения открыл огонь, и Мванга, решив, что идут по его душу, послал группу солдат убить всех, что 29 октября 1885 и было сделано. Как отмечает Генри Кванса, «судя по поздним письмам, кабака никогда себе не простил этого приказа», но в тот момент он, судя по всему, был абсолютно уверен, что кругом враги, а «бангелеза» особенно. Во всяком случае, отец Лурдель, католик, которому парень более или менее доверял, записал его слова: «Я знаю, англичане обязательно убьют меня, чтобы завладеть моей страной. Я должен ее спасти».



Когда король губит Буганду

Случившееся, насколько можно понять, напугало всех, вплоть до Мукасы, под страхом смерти запретившего приносить кабаке гашиш. А уж Мванга, слегка придя в себя, и вовсе впал в панику. Месть Лондона, бунт «бангелеза», а то и вовсе все вместе казались ему неизбежными, однако меры, принятые для укрепления вертикали, стали не меньшей ошибкой, чем убийство. Лихорадочная попытка (опять же, невесть по чьему совету, но точно не катикиро) укрепить власть «маленькой победоносной войной», сходив на Буньоро, кончилась полным фиаско, а талантливый полководец Кабарега, благоговевший перед покойным Мутесой, которому он был обязан всем, разбил бугандийский корпус, и справедливо полагая, что напали на него ни за что, ни про что, заточил на «подлого мальчишку» большой зуб.

В самой Буганде протестантским пасторам (а потом, на всякий случай, и католикам) запретили проповедовать, затем начались преследования их паствы, а потом и казни, в первую очередь, тех, кто выступал против Мванги в период междуцарствия, но не очень упорно. Да еще и вместе со взрослыми сыновьями, что резко выбивалось из традиций. 15 ноября был убит даже лидер «бафаланса», а летом следующего года репрессии и вовсе пошли по-крупному: перебили около 200 самых активных прихожан, причем более двух десятков самых знатных, - как протестантов, так и католиков, - нагло отказавшихся отречься, 3 июня 1886 просто сожгли заживо (70 лет спустя они были канонизированы Ватиканом как «угандийские мученики»).

Насколько к такому изыску, да еще и в столь несвойственной Буганде форме, причастен лично Мванга, непонятно, - по некоторым данным, он в это время витал в облаках блаженства, - но реакция со стороны миссионеров понятна. Если подданные полагали, что кабака имеет лицензию на убийство, ибо кабака, то святые отцы имели на сей счет иное мнение и начали складывать чемоданы, - что еще более перепугало Мвангу, решившего, что уж теперь-то белые обязательно придут мстить.

В итоге, после попытки уговорить сменить гнев на милость и даже стояния на коленях, большинство патеров и пасторов все же осталось. Кабака же, публично заявив, что демоны попутали и помолившись Христу, казнил несколько живших в Мвенго колдунов-нелегалов, якобы нашептавших ему недоброе и, выплатив компенсации семьям незаконно репрессированных, назначил вышедших из подполья лидеров христианских общин на важные должности.

Вроде бы улеглось. Но теперь Мванга, судя по всему, не верил уже вообще никому, а потому в начале 1887 сформировал «битонголе», - как бы лейб-гвардию, - в тысячу бойцов из четырех равных по численности отрядов, «полковником» которой назначил сам себя. При этом, бойцов отбирал лично из сельской молодежи, две родноверские роты оставил «под собой», а «капитанами» христианских рот назначил протестанта Аполло Каггву и католика Онорато Ньоньинтоно. Оба они в период гонений подвергались репрессиям, но в Буганде обижаться на кабаку не полагалось.  Им раздали винтовки, - более половины всего огнестрельного арсенала Буганды, - и дали широчайшие права по наведению порядка.

Фактически, по замыслу, это были «потешные полки», однако вскоре дело обернулось форменной Опричниной, причем эпохи заката. Абсолютное доверие кабаки, - только он имел право судить «гвардионцев», однако на все их выходки смотрел сквозь пальцы, при полном неумении Мванги держать в руках массы, привели к погромам, грабежам, а изредка и убийствам, быстро сделавшим «битонголе» объектом всеобщей ненависти. А вскоре дошло и до (ранее немыслимое дело, но ведь и «битонголе» ранее не было) разговорчиков типа «Если выкормыши кабаки убивают людей, а кабака этого не пресекает, значит, главный виновник сам кабака».

Это были очень серьезные звоночки. Вельможи пытались донести сей факт до Мванги, но Мванга, считая себя уж теперь-то в полной безопасности, - тем паче, что епископ Паркер, преемник Хэннингтона, угрожавший ему местью, умер, так и не исполнив угрозы, а стало быть, боги Уганды сказали свое слово, - не обращал на тревожные доклады особого внимания, а когда начал что-то осознавать, было уже поздно.

В принципе, дело было не в уголовщине. И даже не в жалобах с мест. На такие мелочи можно было бы не обращать внимания. Но соглядатаи доносили, что «капитаны» христианских рот слишком уж прибрали своих людей к рукам, а в сочетании с тем, что протестанты и католики были из богатеньких и знатных семей, имевших солидные запасы оружия, это могло быть чревато, и Мванга, вспомнив методы великого батюшки, попытался совершить очередную «рокировку». Естественно, перед тем привычно посоветовавшись с Мукасой, заверившим подопечного, что мусульмане, которым на него дуться было не за что, при необходимости будут на его стороне.

Проблема, однако, заключалась в том, что Мванге до покойного Мутесы было, как нам с вами до Нептуна. Что легко и элегантно делал отец, хранивший свои замыслы в тайне до последнего, то было не по плечу сыну, ко всему прочему имевшему еще и обыкновение под кайфом болтать обо всем подряд со всеми, кто рядом. Поэтому к августу 1888, после серии, как думал кабака, строго секретных встреч с сидящими в подполье верховными жрецами «древних богов», когда план нейтрализации «людей дини», то есть, «единобожников», был в принципе готов, лидеры обеих христианских общин были полностью осведомлены о его деталях.

Детали же были просты и логичны: объявить «крестовый поход» против «многобожников», собрать всех, кто имеет на руках огнестрел, кроме мусульман (родноверам иметь винтовки не полагалось), посадить их в лодки с верными гребцами, а добравшись до места, высадить всех на остров и уплыть, выставив охранение из родноверов. И ждать, пока «десант» не вымрет от голода. Вполне вероятно, что задумка удалась бы, не знай лидеры общин, что Мванга приготовил ловушку, но они знали, а потому 5 сентября, собравшись, категорически отказались садиться в каноэ.

Сентябристы

Отказ в подчинении кабаке не имел прецедентов в истории Буганды, и Мванга, столкнувшись с тем, чего не могло быть, потому что не могло быть никогда, растерялся, а когда орущие солдаты и «народная милиция», вдохновленные отсутствием грома и молний с разгневанных Небес, кинулись на него, окончательно перепугавшись, побежал во дворец Мукасы, собирать «арабское» ополчение, - однако неожиданно наткнулся на полное непонимание.

Премьер и другие лидеры мусульманской общины, как оказалось, вовсе не желали возвращения к власти голодных и злых «идолопоклонников». В связи с чем, заранее сговорились с христианами, пообещав поддержать путч, но при условии, что престол достанется их кандидату – Калеме. Тому самому, которого Мванга четыре года назад обошел на кривой козе с помощью того же Мукасы. Поэтому помочь кабаке его главный министр смог лишь тем, что не взял его под арест. Да еще посоветовав бежать, куда глаза глядят, но лучше не во дворец, а когда кабака все же побежал ко дворцу, оттуда грянул залп, скосивший двух или трех телохранителей.

В самого Мвангу, правда, никто не стрелял, ни на берегу, ни у дворца, ни после, - поднять руку на священную персону баганда еще не дозрели, - но перспектива попасть на необитаемый остров была так очевидна, что пришлось бежать дальше, уже под мерный рокот Великого Тамтама, по традиции, возвещающего о воцарении нового кабаки. Но не предполагаемого Калемы, как положено претенденту, сидевшему в «катуко», - тюрьме, настолько тайной, что о ней знал только «хранитель принцев», умерший от побоев, но не выдавший, где она расположена, - а первого попавшегося «принца», Мутеби, по ряду причин не имевшего права на престол. Впрочем, такие мелочи путчистов, уже посягнувших на святое, волновали меньше всего.

Итак, «плохой кабака» бежал, найдя приют на том берегу Озера, у католических миссионеров, замолвивших за него слово и получивших обещание, что беглеца не тронут, если он будет сидеть тихо. На трон сел «хороший кабака», абсолютно бессловесный, поскольку при любом «ква» мог быть справедливо обвинен в «незаконности» и смещен. А правительственные посты путчисты быстро поделили по справедливости, назначив Онората Ньоньинтоно, лидера «бафаланса» и командира «католической роты», на должность катикиро, Аполло Каггву – губернатором ключевого саза (области), а остальные «портфели» раздав представителям общин (кроме, конечно, родноверов) поровну.

И на том бы сказке конец, но спустя всего месяц с днями, 18 октября, «арабская» партия, смертельно оскорбленная тем, что взамен утраченного поста премьера получила не те портфели, на которые претендовала, совершила новый переворот, захватив арсенал и атаковав безоружных христиан. Крови при этом пролилось совсем немного, но бежать в соседний Анколе пришлось срочно. И католикам, и протестантам, и лидерам общин, и их клиентам, и даже миссионерам, которых, по умолчанию, трогать не полагалось, - однако и оставаться возможности не было: Буганда была объявлена Исламским Королевством, все посты заняли мусульмане, а любые действия, нарушающие новые законы, караются бессрочной ссылкой на необитаемые острова.

Между делом, поменяли и кабаку: послушный Мутеби, выслушав требование срочно принять ислам, внезапно вспылил и ответил, что сын Мутесы может подчиняться обстоятельствам телом, но никому не позволит лезть в душу, - и был немедленно смещен, как «узурпатор», а на престол сел дождавшийся, наконец, своего часа, весьма правоверный Калема. После чего новые хозяева Буганды срочно послали гонцов к махдистам, прося помощи, а все остальные, включая Мвангу, задумались о будущем.

Продолжение следует.


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе «Авторские колонки»