Константин Кравцов / Приют оглашенных

Родился 5 декабря 1963 года. Учился в художественном училище в г. Нижнем Тагиле, работал художником-оформителем, журналистом, сторожем, разнорабочим на стройке, дворником. Окончил Литературный институт им. Горького. В 1999 принял священный сан (РПЦ). Автор нескольких книг стихов. Публиковался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Интерпооэзия», «Воздух» и др., антологиях «Salt Crystals on an Axe», «Русская поэзия. ХХ век» «Нестоличная литература», «Современная литература народов России» и др. Лауреат Филаретовского конкурса христианской поэзии в Интернете (2003 г.). Лауреат премии "Антология" журнала "Новый мир" и Волошинского конкурса за книгу "На север от скифов".. Живет в Подмосковье.


Поэт-священник

О. Сергию Круглову

Узкий путь и другой путь, 
тоже узкий, 
и один входит в другой, 
как меч в ножны — 
путь священника в путь поэта 
или путь поэта в путь священника — 
не суть важно: путь один, 
одно служение, один Господин — 
поэт и Иерей вовек 
по чину Мельхиседекову


Поэт Анатолий Найман: «Один голос - без восторга, без отчаянья, без надрыва. Кого-то, кто боль не пережил, а продолжает переживать и знает, что будет переживать до самой смерти, и потому не вскрикивает, но, привыкший к ней, звучит спокойно, лишь иногда, по-видимому, в минуту особого ее преодоления, напрягаясь. То есть так, как испокон веку звучала и звучит русская речь: людей, раз и навсегда узнавших, что в России жить - трудно, что жить - вообще трудно, что жизнь - неизбежная трудность».

Последние записи в блоге

Как сразиться с Левиафаном
О богословской подоплеке фильма Андрея Звягинцева

«Левиафан» Андрея Звягинцева заставил высказаться столь многих, что уже одно это говорит о его фильме как о немаловажном событии российской жизни. Впрочем, такая реакция вызвана, возможно, не столько фильмом, сколько самим «историческим моментом», с особой остротой ставящим сейчас вопрос о России, русском народе, русской культуре и русской духовности, коренящейся в православии, о нашей истории, нашем настоящем и будущем.
"Мы сердцем хладные скопцы"?

О. Павел Флоренский как-то обмолвился, что ум – это мужской половой признак. Речь, понятно, не о том, что женщины глупы, а мужчины наоборот, не о примитивном сексизме, а о гендерной специфике мышления, так как последнее не может не зависеть от пола. В случае мужчин – их мужественности, в случае женщин – женственности. Не знаю, как для вас, а у меня женщина, мыслящая по-мужски, с мужским характером, «баба с яйцами», лишена какой-то существенной части того очарования, из-за которого мужчина и теряет голову. Как и мужик без яиц, мыслящий даже не по-бабьи, а как евнух и подводящий под это целую философию, для чего удобней всего использовать «христианство» - в его усеченном, а точней – кастрированном виде.

... в сиянье, где тебя спасут
Игорь Меламед. Впервые услышал это имя в Литинституте, на первом курсе. Осень 87-го. И стихи о поезде, отходящем навек, уходящем в крушение под налетающим снегом, проходящем по вагонам проводником в фуражке без кокарды, хохочущем вслед сумасшедшем обходчике и холодной звезде, что

Воссияет на небе, когда
ни один не вернется случайно.
 
Оптика познавшего блаженство

О книге «Анафоры» Амарсаны Улзытуева

Говоря об Амарсане Улзытуеве, ловишь себя на мысли, что упоминание фамилии излишне: просто – Амарсана. Звучит как боевой клич или осанна. «Познавший блаженство» – так переводится это боевое и солнечно-радужное имя на русский и этими двумя словами можно и ограничиться характеризуя автора книги «Анафоры». Кстати, анафора не только поэтический прием, но и центральный момент главного из христианских таинств – Евхаристии, не только «возвращение, единоначатие, скреп», но и «возвышение»: три многозначных смысла включают в себя третий. «Евхаристия» же переводится как «благодарение», которое и естественно для «познавшего блаженство»: оно – в том, чтобы делиться познанным-как-блаженство. Блаженство жить и познавать посредством блаженства, как то было до катастрофы, известной как грехопадение. В чем оно? В присвоении себе принадлежащего всем, в потребительском отношению к дару, то есть бытию, в замыкании на себе.

Средиземье

И Греция цветет могилами,
Как будто не было войны

Совершенная поэзия запоминается сразу, раз и навсегда; стихи вдруг всплывают, звучат от начала и до конца, обнаруживая преимущество рифмованной силабо-тоники над верлибром, который если и запоминается, то иначе. Верлибр хорош для эпоса, медитативной лирики, а просто лирика… Она не пишется, а записывается:

По поводу Балабанова

Искусство сегодня - настоящее - может быть только искусством, скажем так, постапокалипсическим. Искусством ледяной немоты. Только его невозможно поставить на поток и, естественно, его будут считать чем-то "банальным", лишенным "энергетики" и т.д. "Православный! идиот будет упрекать в том, что этот "разговор о Боге" не иллюстрация к катехизису, лишний раз показывая, как "духовная жизнь" приводит к атрофии умственных способностей. Такое искусство обречено на  "неуспех", т.к. рождается не из работы на "успех" и прочих идолов мира, где уже нет и не может быть ничего живого, в мире абсолютно пародийном, мире последних судорог.

Геронда Порфирий: для христианина не существует ни диавола, ни ада, ни зла

Блейк как-то сказал: "кто не художник - тот и не христианин". Порфирий пишет: "душа христианина должга быть тонкой, чувствительной, восприимчивой, она должна летать в бесконечности, среди звезд, в величии Божием, в молчании. Кто хочет стать христианином, должен сначала стать поэтом. Вот в чем дело!" И это вообще-то нечто само собой разумеющееся, так как и Основатель христианства был поэтом, лириком (цветы и птицы да и все Его высказывания - не лекции по нравственному богословию, как это принято считать, а поэзия, что особенно заметно в тексте оригинала (см. по этому поводу "Керигама Иисуса" И. Иеремиаса)). 

Из новой книги
КАМНИ ГЛУПОСТИ

Глаз, его стекловидное тело и влага в передних и задних
Камерах, яблоко на вертикальной оси,
На ладони, протянутой в пламень огня,
И паленое мясо сбежалось к реке, глаз на мясе ладони
И камень в потеках елея, в оливковом масле,
Излитом Иаковом – страшно
Место сие
Поэзия и спасение

Общеизвестно, что условием спасения является исполнение заповедей, которые, по словам Христа, сводятся к двум: заповеди о любви к Богу и любви к ближнему как к самому себе. Известно также из Нового завета что невозможно любить Бога, Которого не видишь, не любя ближнего, которого видишь. Но можно ли любить ближнего, не любя Бога? Если да, то едва ли той любовью, что нам заповедана. А заповедана нам не только «человеческая, слишком человеческая» любовью к «земному», но и любовь к «небесному». Однако можно ли обязать, заставить любить? Возможно ли любить только потому, что так предписано? А не выполнив предписания – не спасешься… Но что значит спастись? Не очевидно ли, что сама любовь – к Творцу и творению – и есть спасение? Итак, любящий – спасен. Как быть с нелюбящим? Понятно, что вопрос о спасении в этом случае сводится к вопросу как научиться любить. Так как же научиться?

А вообще...

Одинаково глупо (выражаясь мягко) как обожествлять власть, сливаясь в вое восторга и уливаясь слазами счастья (Гитлер, Сталин), так и крыть ее на чем свет стоит. Власть - ну что власть? Кстати, тем, кто напомнит, что нет власти не от Бога (об этом я уже писал), я бы напомнил, что, согласно Евангелию, любая власть - от дьявола: "и возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени. И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их; ИБО ОНА ПРЕДАНА МНЕ, И Я, КОМУ ХОЧУ, ДАЮ ЕЕ - Лк. 4, 5-6.

1 ... 3 4 5 6 7 ... 13

Популярное в разделе «Авторские колонки»