Вадим Майнугин: «Всё, что делается нечестно, – это и есть шоу-бизнес»

Имя Вадима Майнугина, интересного джазового пианиста с медицинским образованием, знакомо каждому любителю джаза в Ярославле. Однако, как и положено таланту, Вадим Викторович талантлив во всем. В активе – обученные студенты и докторская диссертация. Плюс солидный жизненный опыт и трезвый взгляд на все происходящее вокруг.

– Вадим Викторович, с чего началась ваша карьера музыканта?

– Музыкой я начал заниматься еще в детстве, когда моя семья жила в Рыбинске. Мне было что-то около семи лет. Естественно, тогда у меня не было такого энтузиазма, с которым я музицирую сегодня. В музыкальную школу я пришел благодаря огромному желанию моей мамы, которая очень хотела, чтобы ее ребенок обязательно на чем-нибудь играл. Надо сказать, что изначально творческая атмосфера в семье была: мать постоянно участ­вовала в самодеятельности, неплохо танцевала. А папа играл на аккордеоне. В те времена увлечение аккордеоном было настолько же распространенным и престижным, как сегодня – игра на гитаре. Многие тогда привозили трофейные аккордеоны с войны. У нас дома таких было два.

– Каким был ваш первый музыкальный инструмент?

– Еще когда я был в дошкольном возрасте, мама купила настоящий немецкий рояль Genstch. Это был старинный благородный инструмент начала прошлого века, принадлежавший ранее некоей дворянской семье. Особо сильных эмоций по этому поводу я не испытывал. Помню лишь, что когда мы его купили, выяснилось, что занести такую «бандуру» в дом через дверь не представляется возможным – слишком мало места на лестницах, да и двери оказались для него узковаты. Рабочим пришлось вынимать оконные рамы, и подавать сей раритет в окно второго этажа при помощи техники. В итоге, когда спустя много лет мы выезжали из этой квартиры, рояль пришлось оставить там, где стоял. Впоследствии он каким-то образом оказался в местном краеведческом музее как предмет домашнего интерьера вышеупомянутых дворян. Я увидел его там случайно и сразу узнал – все-таки, это была редкая модель.

– А как вы впервые познакомились с джазом?

– Это было в музыкальной школе, классе в шестом. Однажды на урок музыкальной литературы учитель принес нам пластинки с записями оркестров Бенни Гудмана и Дюка Эллингтона. То, что я услышал тогда, на уроке, захватило меня сразу и основательно. Эта музыка была настоящим открытием, от которой так и веяло какой-то загадкой, ведь раньше я ничего подобного не слышал! Кстати, это тонкое ощущение некой интриги до сих пор определяет мой интерес к джазу. Помню, с каким удовольствием слушал по радио игру знаменитого квартета Георгия Гараняна. Это была довольно известная вещь – «Баллада». Не так давно я сыграл эту «Балладу» с самим Гараняном и был несказанно счастлив.

– Как вы относитесь к экспериментам в области подобной музыки? Скажем, когда джаз совмещают с другими жанрами?

– Да что делить-то? Есть музыка хорошая, есть плохая. Независимо от жанровой принадлежности. Впрочем, мне кажется, что сейчас люди «перекормлены» музыкой. Идет настоящая агрессия: столько музыкального материала и не всегда хорошего качества! Похожая ситуация была раньше, когда одно время у нас на рынках было засилье различных китайских подделок. И вот теперь постепенно торговля начинает переходить на совершенно другой качественный уровень. Появились новые торговые точки, которые оборудованы по всем правилам, в продаже появились нормальные вещи, хорошая одежда. Я думаю, со временем в музыке произойдет то же самое. Жизнь сама расставит все на свои места.

– Как вы думаете, есть ли в наше время у потребителя выбор и велик ли он?

– Выбор всегда есть, но другой вопрос, насколько правильно люди умеют им воспользоваться. Наш человек может знать, скажем так, маленький ручеек и не иметь представления об океане. По телевидению, например, стало непросто найти что-нибудь стоящее. Когда я устаю, смотрю в основном спорт. Иногда политику. Иногда сериалы какие-либо. «Дом-2», естественно, не смотрю. Просто даже сама эта личность – Собчак – вызывает сплошную антипатию. Это уже открытая пропаганда пошлости.

– Выходит, наш народ «ведется» на пошлые вещи?

– Ничего не поделаешь. Телевизионные «звезды» несут с собой как много хорошего, так много и плохого. Это как памятник Хрущеву Эрнста Неизвестного: одна половинка черная, другая – белая. Тем самым он хотел сказать, что этот человек был очень неоднозначный. У нас, кстати, основная масса людей вообще не имеет развитого вкуса. Людям нравится безвкусное. Оно ведь тоже может быть сделано привлекательно. Но судить надо по тому, что получается в итоге. Берем хорошее мясо и тесто и печем из них плохой пирог. Людей, ориентированных на глубокую хорошую культуру, очень мало. Поп-культура у нас некультурная. Кто-то очень удачно сказал, что одно дело – культура и совсем другое – шоу-бизнес. Это разные вещи. Шоу-бизнес во всех его проявлениях – на эстраде ли, в футболе ли – это все не может быть культурой. Там правят деньги.

– По-вашему, что такое шоу-бизнес?

– Ну, я так понимаю, что это то, что охватывает большие группы населения. Концерт в филармонии – не шоу-бизнес. Произведения настоящего искусства – музыка не для большинства. Она очень качественная, но близка и понятна не всем. А все шоу-программы охватывают куда большую аудиторию. Вот даже футбол – почему я говорил, что это шоу. Те же неуправляемые фанаты – они же все зомбированные! Я тут прошел по Ярославлю, когда играли «Шинник» и «Спартак», это что творилось! В советские времена можно было спокойно и безбоязненно пойти на футбол. Конечно, всякое случалось, но чтобы такие беспорядки – об этом мы могли слышать только в зарубежных новостях. Я не говорю о договорных играх, о «купленных» игроках. Все, что делается нечестно, – это и есть шоу-бизнес.

– А к чему вы отнесете, например, то, что транспорт дорожает?

– Да что я могу сказать? Плохо, и все. Как бы мы там ни обсуждали промежуточные суррогатные проблемы, прежде всего власть должна беспокоиться о решении проблем насущных. Конечно, у меня недостаточно информации, чтобы точно сказать о росте обесценивания денег. Мне кажется, что та инфляция, о которой сейчас говорят, – 8 – 9 процентов – это цифра заниженная. Судя по продовольственным товарам, судя по бензину.

– А почему тогда не растут цены, скажем, на алкоголь?

– Я не могу сказать, стали сейчас больше пить или меньше. Говорят, меньше стали пить водки, но больше пива. Между прочим, на моей памяти раньше, в советской действительности, пьяных, валяющихся на улицах людей было больше. В смысле в абсолютной «отключке». Тогда еще ездили машины, подбирали их. Не знаю, может, у меня изменились маршруты, но сейчас я вижу такие картины значительно реже. Больше стало людей «подшофе».

– И что с этим всем делать?

– Могу сказать одно: важно, чтобы алкоголь был качественным. А качественного алкоголя у нас очень мало. Я не знаю, зачем были приняты те меры по запрету ввоза вина из Грузии и Молдавии. Наверное, на то были свои основания. Но я не уверен и в наших российских производителях.

– Речь, насколько я понял, идет о пиве?

– Да нет, почему? Я считаю, что качественный уровень пива резко возрос. Но опять же смотря какое пиво. Просто я знаю, где в Ярославле можно найти правильно сделанное пиво. Хорошее, немецкое. Или чешское. Чехи вообще считаются мировым лидером в подобных делах.

– Ага, а как же быть с оздоровлением общества? В поликлиниках длиннющие очереди. Почему сейчас стало так проблематично записаться к доктору на прием?

– Мне сложно взглянуть на этот вопрос «непрофессионально». Ведь несмотря на наличие бесплатной медицины, она у нас все время катится к платной. Это сочетание несовместимого. Надо либо за все платить, либо все делать бесплатно. И точно рассчитать, сколько врачей должно быть. У нас ведь где-то пусто, где-то густо. Механизм медицинского обслуживания должен быть четко просчитан. Просто пока у нас это не хотят делать. Тем не менее за последние годы отечественная медицина сделала колоссальный шаг вперед.

– А пенсионеры почему-то сетуют, что в советские времена лечили лучше.

 Это совсем другая сторона вопроса. Давайте рассмотрим качественную сторону. Прежде всего мы ушли от московской «централизации». Если раньше все более или менее сложные вещи делались в Москве или в других крупных городах, то сейчас это все пришло в регионы, и количество нуждающихся в московской помощи резко уменьшилось. Разве можно было предполагать, насколько вырастет качество диагностики. Я бы даже сказал, оно выросло революционно, это был настоящий прорыв. Появились совершенно новые методы, не хуже, чем в Париже, Берлине, Вене. А в Москве, кстати, в ряде клиник можно обследоваться лучше, чем где-либо. Это мое глубокое убеждение.

Святослав СЕРГЕЕВ

Оригинал материала

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе