Есть в нашей газете постоянный и незаменимый автор — Александр Михайлович Богатырёв. В 14 лет он получил травму позвоночника, вследствие чего был прикован к инвалидному креслу. Несмотря на это, ему удалось добиться многого: несколько высших образований, работа с шестью языками, должность главного редактора газеты «Ярославский инвалид» и пост заместителя председателя Ярославской областной организации Всероссийского общества инвалидов. Кроме того, Александр Михайлович ещё и творческая личность: поэт и прозаик.
— С учётом маломобильности вы поразительный человек (для меня, во всяком случае)… Журналист, поэт, носитель нескольких языков, заместитель председателя областной организации Всероссийского общества инвалидов… Возможно, я что-то упустила? Расскажите, что ещё вам удалось освоить, кем побывать?«Делай что можешь, и будь что будет» — вот, пожалуй, наиболее мне понятный и близкий принцип
— Вообще-то по образованию я преподаватель английского языка. Окончил Ярославский пединститут. Заочно, естественно. Но самое смешное, что именно английский мне пригодился меньше всех прочих языков. Просто потому, что в Ярославле и в советское-то время переводчиков с английского было как собак нерезаных. Реально работать больше всего пришлось с итальянским языком в конце 70-х, когда «Машприбор» строили. Они меня как-то там отыскали, и я много чего тогда напереводил, потому что как раз к тому времени окончил курсы при Московском институте им. Мориса Тореза. Вообще же многообразие интересов объясняется сугубо утилитарно и приземлённо: в моём положении приходится не выбирать, а заниматься тем, что тебе подворачивается. Скажем, я 20 лет проработал в отделе оформления НИИ асбестовых изделий в должности, как значится в моей трудовой книжке, машиниста на пишущей машинке. Мне страшно нравится, кстати, это словосочетание именно потому, что мало у кого такое есть в официальном документе. Был пресс-секретарём и переводчиком в компании сотовой связи (первой в нашем городе). Диспетчером на телефоне в одной печально известной на всю Россию финансовой организации. Менеджером по продажам, рекламным агентом. Модератором с дюжины сайтов. Писал ВКР и курсовые для всяческих соискателей дипломов. Подрабатывал на предвыборных кампаниях, начиная с администрации сельского поселения и заканчивая выборами губернатора и выборами в Госдуму РФ. Даже привлекался к уголовным и административным разбирательствам — слава богу, в качестве свидетеля. Случалось, работал в пяти-семи местах одновременно. И могу заверить, что жить гораздо интереснее, когда ни на что не хватает времени. А когда делать нечего, начинаешь себя жалеть, сопли пускать. И тогда надо или спиться, или удавиться. Но водку в одиночку пить скучно, удавиться самостоятельно не получится. Так что остаётся излучать оптимизм и занимать время отпущенного существования всем, что в данный момент может быть востребовано. «Делай что можешь, и будь что будет» — вот, пожалуй, наиболее мне понятный и близкий принцип.
— Чем вы занимаетесь сейчас?
— Да по-прежнему. То есть чем придётся, на что спрос есть. В смысле, что предлагают, то и делаю. Если могу, конечно. Из постоянных занятий можно упомянуть разве что работу с сайтом «Культурная эволюция» Юрия Владимировича Спиридонова. О котором, кстати, «Колокол» как-то уже рассказывал, потому что человек он достаточно известный в Ярославле. Сайт — это целиком его проект, ну а я там вроде всё того же привычного машиниста на пишущей машинке: просто размещаю материалы. Можно сказать, что для души, потому как у Юрия Владимировича все работают на голом, что называется, энтузиазме. Зато это даёт некое ощущение своей причастности хоть в какой-то мере к культурному процессу: вот, мол, вношу свой посильный вклад в культурно-просветительскую деятельность.
— В чём ваша мотивация продолжать писать? Сочинять? Самосовершенствоваться?...как говорил Портос, «дерусь… просто потому, что я дерусь!»
— Вот о чём в жизни никогда не думал, так это о том, чтобы озаботиться самосовершенствованием. Во-первых, всегда считал, что и без того совершенен так, что дальше некуда. Во-вторых, как говорил Портос, «дерусь… просто потому, что я дерусь!». У меня с писательством примерно так же: пишу, потому что пишу. Когда пишется. Это в равной мере относится и к художественной, если можно так выразиться, литературе, и к тому, что именуется публицистикой. То есть к тем самым материалам на злобу дня. Писать мне всего интереснее в смысле профессиональном, чисто техническом, ремесленном. Выстраивать сюжет, характеристики персонажей, придумывать отличительные особенности, запоминающиеся детали — это самое увлекательное. Ничего не внушая и не проповедуя, не выводя мораль, стараюсь рассказать некую историю так, чтобы было интересно. Прежде всего себе самому.
— На вашем журналистком пути было два инцидента: написание анекдота и пьесы о наших губернских реалиях, после которых вам сразу же показали на дверь. С учётом этих случаев и статей в газете «Колокол» складывается впечатление, что вам ничего не страшно. Откуда у вас смелость писать чуть ли не вызов верховенству?
- Ну не такой уж я бесстрашный. Просто пишу так, чтобы, во-первых, было интересно. Прежде всего самому себе. Во-вторых, чтобы нравилось в чисто художественном, то бишь стилистическом, отношении. Но главное, я никогда себя не считал профессиональным журналистом, даже когда состоял в Союзе журналистов. То есть это всегда было, да и остаётся, скорее увлечением. Что называется, для души, а не для того, чтобы на жизнь заработать. Понимаете, это как-то раскрепощает. На дверь мне показывали неоднократно, но это не становилось трагедией. Поэтому никогда не кину камень в тех, кто вынужден, скажем так, оглядываться на те или иные жизненные обстоятельства. Легко быть смелым, когда за тобой не семеро по лавкам, а значит, на хлеб хватит в любом случае, если хозяин под зад коленом даст. Что до каких-то отеческих напутствий и пожеланий «молодым журналистам», то сразу на память приходит гоголевский городничий с его легендарной фразой: «Не по чину берёшь!» Вот и мне «не по чину» лезть с советами или, упаси боже, раздавать оценки. Могу лишь высказать сожаление о том, что в Ярославле на удивление много просто замечательных журналистов, которые остаются либо вовсе невостребованными, либо вынуждены довольствоваться какой-то подёнщиной, когда работа идёт по извечному нашенскому принципу «забивать гвозди микроскопом».
Знаете, в одной дурацкой песенке 90-х была фраза: «300 лет назад тебя б сожгли на площади...
— Думаю, в XVIII веке вы бы встали в ряд с известными сатириками. Как сложился стиль ваших журналистских работ? Возможно, кто-то или что-то повлияло на вашу личность в целом?
— Ага. Знаете, в одной дурацкой песенке 90-х была фраза: «300 лет назад тебя б сожгли на площади...» Что же до стиля, то понятия не имею, как он, этот самый стиль, сложился. Опять же, никогда об этом не задумывался. Мне нравится складывать слова в более или менее удобочитаемые фразы. Присутствует, конечно, эдакое авторское тщеславие, когда, что называется, твою руку узнавали и выделяли из прочего мутного потока расплодившихся графоманов. Что до каких-то влияний на мою личность, то наибольшее, конечно, всегда оказывало окружение, то есть те, с кем доводилось встречаться. В основном всегда вспоминаешь о знакомствах с людьми, чем-то поразившими. В моей жизни было мало событий, но много встреч… Я и родился, как уже говорил, и потом жизнь провёл в определённой среде: процентов на 90 в офицерской. Сначала, лет до девяти, меня окружали фронтовики Великой Отечественной. Сейчас даже трудно представить, какие это были, кроме всего прочего, красивые люди. Тем более в глазах маленького пацана. Мужики за 40, в форме (отчасти по бедности, но больше оттого, что ею гордились), каждый при более или менее полном иконостасе орденов и медалей. На них не то чтобы хотелось быть похожим, какой-то другой жизни, вне этой среды, я для себя не допускал… Потом пришёл черёд офицеров Советской армии. Причём офицеров, оказавшихся инвалидами первой группы. Служивших от Алжира и Кубы до Вьетнама, Египта, Анголы, ну и Афганистана, конечно. Но основная масса — «свои», то есть ставшие инвалидами в результате каких-то аварий, катастроф. Да и боевые действия ведь тоже были и на острове Даманском, и позже. У большинства встреч была одна особенность: никогда не знаешь, сможешь ли ещё хоть когда-нибудь увидеться с этим человеком. Потому что ни ты, ни он не можете взять и приехать друг к другу... Бывало так, что наше общение и длилось-то с неделю, потом уже не доводилось нам встретиться, но помнишь того знакомого всю жизнь… Всё происходило как-то быстрее и воспринималось острее. Иногда такие сюжеты возникали, что если бы не с тобой самим, то и не поверил бы. Скажем, попадается тебе в соседи по палате маленький, толстенький, кругленький, лысенький дедушка, дурацкие анекдоты рассказывает, смеётся — такой надоедливый старый хрен. Отношения у вас вполне корректные, даже водку периодически совместно выпиваете в нарушение санаторного режима, но особых симпатий никаких нет ни у него к тебе, ни у тебя к нему. А потом случайно узнаёшь, что это, на минуточку, Герой Советского Союза, на счету под 20 сбитых немецких самолётов и так далее. Невольно и на других окружающих начинаешь иначе смотреть. И приходишь к открытию, о котором тебе до того все уши прожужжали, но воспринимал его как-то, что ли, потусторонне, мимо, как что-то из обязательного набора прописных истин: каждый человек может быть по-своему интересен, неповторим и на других не похож.
— Приоткройте немного планы на будущее. Возможно, вы сейчас работаете над каким-то проектом, пишете? Или помогаете кому-то в том, что действительно имеет весомую значимость не только для вас, но и для общества?
— Тут странный парадокс. С одной стороны, мне нравится писать именно то, что подразумевается под художественной литературой. С другой — я как-то не привык писать бесцельно, для себя или, как это в протоколах именуется, для неопределённого круга лиц. Мне нужен заказчик. Причём дело не в гонораре или сумме прописью, но в том, что я органически не способен просто вот взять и «выдать что-нибудь эдакое». Мне нужно конкретно знать, что, о чём и к какому сроку. Иначе буду тупо глядеть в пространство и по капле вымучивать из себя именно «что-нибудь эдакое». Потому что в голове неотвязно вертится вопрос: «Оно мне надо?» Прежде всего это относится, конечно, к материалам на тему дня, но и к моим потугам в литературе тоже. Скажем, первые два моих рассказа появились благодаря новому тогда, в начале 2000-х, областному ярославскому журналу, главред которого, Е. Ф. Чеканов, попросил меня написать «что-нибудь в прозе» просто потому, что надо было раздел соответствующий заполнить. Кстати, именно Евгений Феликсович в своё время что-то там во мне углядел и взял в свою газету. К моему большому удивлению. В этом, наверно, и есть талант редактора. Вот и на этот раз у меня как-то оно пошло, чему, опять же, сам поразился. Но вскоре один союз писателей сделал всё, чтобы журнал прекратил существование, потому что в его редколлегии главенствовали представители другого писательского союза. В итоге область лишилась толстого литературного журнала. Обычная, к сожалению, история. С тех пор никто больше с меня ничего не требовал, поэтому я и не писал лет 10, что ли. Могу сказать, передразнивая А. С. Пушкина, что я ленив, но любопытен. Поэтому мой идеальный герой не Шерлок Холмс, который с лупой по помойкам лондонским шарится, а Ниро Вульф, который просто сидит себе в кресле и размышляет. В перерывах между завтраком, обедом и ужином.