Лихач 80-х

“Московские новости” делались на экспорт — рассказывали Западу о преимуществах социализма на английском, французском, немецком, испанском, — но на самом деле это один язык: суконный, казённый, партийный, скучный, скрипучий. Никто их не читал. Егор Яковлев возглавил “МН”, и вдруг оказалось, что это главная газета планеты. Захватывающе интересная. Её бесконечно цитировали, о ней рассказывали по радио и ТВ на всех континентах. И это при ничтожном тираже, маленьком формате и ужасной печати. 

Рассказываешь о Егоре и “МН” студентам журфака — они слушают как сказку. Сейчас трудно поверить, а тогда это чудо было видно и городу, и миру — люди стояли на площади Пушкина (под снегом, под дождём) и читали вывешенный на стенде свежий номер. Ночью пытались отодрать и украсть; стенд застеклили.  

По “Московским новостям” читали будущее (хотя газета писала о настоящем и о прошлом).  

Егор Яковлев добился государственной (небывалой в мире) награды: власть запретила подписку и строго ограничила розницу. Не помогло; в каждом городе находились люди, которые отваживались размножить на ксероксе…  

Это трудно объяснить, но всего 25 лет назад ксероксы были на строгом учёте в КГБ; купить ксерокс было так же невозможно, как пулемёт.  

…В конце коридора сидел цензор Миша и вычёркивал у нас запрещённые слова и имена (у Миши были толстые справочники запретных слов и тем).  

— Миша, пожалуйста, пропусти этот абзац! 

— Обратись в военную цензуру. Если они пропустят, то я так и быть. 

Это была весёлая, живая, счастливая жизнь. У себя в кабинете сидел Егор — кричал, зачёркивал, требовал переделать и всё портил. Но его любили, прощали все зверства и надругательства (над текстом). Над ним было АПН (теперь РИА “Новости”) — филиал КГБ, а при нём кураторы. Официально вроде бы замы главного редактора, а на самом деле — полковники Лубянки, мечтающие свалить Егора.  

Читателям, далеким от кухни, казалось, что в СССР два прожектора гласности: “Огонёк” и “МН”. Но мы разницу знали чётко. “Огонёк” сперва спрашивал разрешение у Горбачёва, а потом показывал чудеса храбрости. Егор Яковлев рисковал сам, без спросу (потому и было: на “Огонёк” подписка без ограничений, а на “МН” — фигу). 

В августе 1991-го “Московские новости”, “МК” и ещё некоторые газеты немедленно закрыли. Егор организовал выпуски (на ксероксах) “Общей газеты”, в чём участвовал и “МК”. В коридорах нашей редакции висят эти исторические номера рядом с историческими газетами 1917-го, 1937-го, 1941-го… Да мало ли у нас исторических и катастрофических дат.  

Победивший Ельцин позвал его руководить “Останкино”. Егора, конечно, соблазнила возможность поменять сто тысяч читателей на сто миллионов зрителей — тираж решает всё (для тех, кто понимает).  

Там он быстро сгорел: Первый канал (тогда “Останкино”) неверно осветил Осетино-Ингушский конфликт. И Егора выперли с ТВ. То, чего не решилась сделать советская власть, сделала демократическая. Можно понять. С Останкинской башней в руках Егор, конечно, стал гораздо опасней, чем с газетным стендом на Пушке.  

В утешение ему дали “Общую газету”, но поезда ушли, самолёты улетели, и это уже был не фронтовой боевой листок, а заповедник честных, умных, печальных интеллигентов, с ужасом наблюдающих, как вырождается власть, для которой они проложили дорогу и на которую возлагали исторические надежды.  

А газета “МН” пошла по рукам. Богачи покупали её как девку на ночь, пользовались и выбрасывали. Возможно, она ещё существует. 

* * * 

…По уставу для приёма в Союз журналистов требуются то ли две, то ли три рекомендации. Позвали. У меня, говорю, только одна — от Егора.  

— Возьми ещё у кого-нибудь.  

— Да нет, мне и этой хватит. А если не хватит, то я и дальше без СЖ проживу.  

— Чёрт с тобой. 

Я ему рассказал. Он смеялся. Выпили, у него всегда была бутылка виски для своих. Выпить с ним было лестно. Это ж не просто с главным редактором пьёшь, это пьёшь с историей России. А он потом за руль — и на глазах ГАИ в разворот через две сплошные. Такая натура: нарушитель.  

Завтра его помянут. И задумаются: может, не ушёл бы из “МН” — и он бы жил, и газета жила, и жизнь, может, была бы иная… Чёрт его поймет, этот исторический процесс. 

Александр Минкин

Московский комсомолец
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе