И пошли ему, господь, легкого полежания

Осенью минувшего года довелось мне побывать на Туговском кладбище города Ярославля. Люблю я время от времени заглядывать на эти последние пристанища людские. Люблю вчитываться в скупые даты, отведенные каждому из здесь лежащих, а потом размышлять о том, чем же мог заполнить умерший этот временной промежуток от начала жизни до ее конца. Если это старый человек, то прикидываю, в какую эпоху довелось ему жить, что испытать на себе. Если молодой или вовсе ребенок, то невольно сжимается сердце от безысходности и непоправимости случившегося. И даже слова о том, что все в руках Божиих или что Бог забирает к себе лучших, не утешают меня. Коротка, коротка человеческая жизнь. А мы все бежим куда-то, оглушенные суетой и сиюминутностью. Бежим, бежим, не задумываясь о том, что в конце концов пути всех нас сойдутся вот здесь, под этими холодными могильными плитами.  

ТЕПЕРЬ В ПРИОРИТЕТЕ НЕ ЩЕДРОСТЬ ДУШЕВНАЯ

А еще люблю я вчитываться в незамысловатые, но всегда искренние слова надгробных посланий, оставленных живыми тому, кто ушел от них в мир теней. Слова эти, исходящие из сокровенных глубин человеческого сердца, потрясенного горем смерти, - единственное, что остается умершему от его земной жизни. Потому что живые, отплакав положенное, опять убегают на те суетные, никуда не ведущие пути бытия. И лишь слова эти надгробные, словно солнышко, согревают тяжелый могильный камень. Не скупитесь на них, люди, ибо все вы рано или поздно неизбежно ляжете в эту неуютную сырую землю.
В 1772 году, через год после указа Правительствующего Сената от 17 ноября 1771 года о вынесении всех погребений за городскую черту, в Ярославле были открыты сразу три кладбища - Владимирское, Тверицкое и Туговское. От Владимирского не осталось нынче и следа, на его костях выросли кварталы жилых домов. Два других кладбища были закрыты уже в наше послевоенное время, но в последние годы открылись вновь. А вот Леонтьевское кладбище, появившееся в городе в 1773 году, практически все годы своего существования и по сегодняшний день остается самым почетным и престижным местом упокоения. Стены кладбищенского храма были сложены из кирпича двух старейших каменных церквей, построенных в начале XVII века - церквей Святого Леонтия и Рождества Христова, которые были разобраны в связи с новой каменной застройкой Ярославля. Впоследствии у кладбищенской церкви нашли свой последний приют богатейшие ярославские купцы - жертвователи на храмы, школы, библиотеки, богадельни, лечебницы, сиротские дома: Вахрамеевы, Горошковы, Кокуевы, Константиновы, Крохоняткины, Лопатины, Луговитовы, Пастуховы, Чарышниковы. Пришли другие времена, и сегодня рядом с еще уцелевшими захоронениями людей, составлявших некогда честь и славу Ярославля, выросли пышные до безобразия памятники совсем другим героям, которых в стародавние времена вряд ли допустили бы до церковных стен. Теперь в приоритете не щедрость душевная, а презренный металл, причем все равно, каким путем добытый.

КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ И ВАМ БУДУТ МЕРИТЬ

Но не затем пришли мы с фотокором Виктором Орловым в один из дней золотой осени на Леонтьевское кладбище, чтобы судить кого-либо. Этим пусть Бог занимается. Богатый ли, бедный ли, грешный ли, праведный ли - всех равно принимает земля. И хоть возле церкви, хоть на окраине кладбища, а везде она родная, русская. И не она виновата в том, что люди сделали ее предметом купли-продажи. Около 30 лет назад довелось мне побывать на кладбище в Риге. Как будто в музей я пришла: дорожки чистенькие, песочком посыпаны, на могилках только живые цветы, кустики подстрижены. Ни бурьянинки нигде, ни, упаси Бог, поваленного креста или разломанного надгробия. Все стерильно, свежепокрашено, причесано. Красиво, но как-то очень уж скучно. Как будто даже в этом месте последнего покоя зашорили душу человеческую в рамки приличий, поставили по ранжиру, начистили до блеска. Неуютно здесь русскому человеку, привыкшему к безудержу, к широкому размаху души.
То ли дело на Руси православной - еще и надгробие чужое старинное стоит, а под его боком уже копают могилу кому-то из нынешних. Подхожу, наклоняюсь над поваленной гранитной тумбой, читаю: «Да снидет на него за добру жизнь в награду неувядаемый бессмертия венец...» Может, бессмертия-то венец и снизошел на умершего, но вот на земле о нем скоро и следа не останется. А прошло-то каких-нибудь 150 лет.
Что и говорить, не повезло нашим предкам, некогда нашедшим последний приют на Леонтьевском кладбище. Ввиду престижности места здесь старые захоронения не в чести. Новые жители этого города мертвых безжалостно подкапываются под старые надгробия, несмотря ни на какие бывшие регалии и заслуги погребенных под ними. Позабыли, видно, библейское изречение о том, что «какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». Там и тут вблизи Леонтьевского храма попадаются сваленные в кучи надгробия XIX и даже начала XX века. Повезло немногим. Повезло лишь тем, у кого нашлись мощные покровители в виде владельцев табачной фабрики, основанной некогда купцом Дунаевым. Или тем, кого решила осчастливить своим вниманием мэрия Ярославля, - ярославским купцам - потомственным почетным гражданам Волгиным-Шапулиным да бывшему старосте Леонтьевского храма Петру Алексеевичу Малышеву. Повезло и династии Гарцевых, к 19 старым захоронениям прибавилось теперь и две новые могилы продолжателей этого рода. Появилась оградка, а значит, будет еще жить на Ярославской земле память об этом славном роде. Взяты под покровительство города Пастуховы, Чарышниковы. Но это лишь небольшой сколок нашей истории. Невольно позавидуешь непрестижности Туговского кладбища. Там старые захоронения находятся в большей неприкосновенности.

ПОМЯНИ МЯ, ГОСПОДИ, ЕГДА ПРIИДЕШИ ВО ЦАРСТВIИ ТВОЕМЪ

Старинная эпитафия значительно отличается от эпитафии современной. Прежде всего тем, что в основе первой всегда лежит библейский мотив, всегда это обращение к Богу либо просто цитата из Библии. Вот что читаем мы на надгробном камне Зиновии Матвеевны Работновой, скончавшейся в 1903 году на 61-м году жизни: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал сына своего единородного, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную». И ниже: «Помяни меня, Господи, когда прiидешь в царствiе Твое». Это же евангельское изречение, только в более точном орфографическом исполнении, изображено и на сиротливо лежащей могильной плите, установленной некогда над прахом некоей Прасковьи Дмитриевны Жемчуговой, скончавшейся в 1923 году. Чтобы прочитать его, пришлось отгрести сухую листву, которая буквально сравняла с землей скромное надгробие. Опасаюсь я, что скоро плиты этой здесь уже не будет. Очень уж ненадежно лежит она, очень уж ничья.
А вот как скорбит верный благодарный супруг ярославской 2-й гильдии купец Виктор Сергеевич Шапулин о своей супруге рабе Божией Пелагее Артемьевне Шапулиной, скончавшейся в 1857 году в возрасте 64 лет:
«Прошедши в жизни
трудный путь,
творя добро, боясь порока,
легла здесь в землю отдохнуть
до ангельской трубы с востока.
Тебе последнее прости творю я
слабою рукою
и в не знакомый путь итти
сбираюсь следом за тобою».
Николай Семенович Крохоняткин в прощальном слове, обращенном к супруге Марии Порфирьевне Крохоняткиной, скончавшейся в 1872 году в возрасте 22 лет, лаконичен: «Господи, буди милостив, прими дух ея с миром. Любимому другу от мужа ея».
А вот и не эпитафия, а живой голубок уселся на могильном столбике. Совсем близко подо­шли мы к нему, а он глядит на нас любопытным, доверчивым глазком, не улетает. Словно душа человеческая, привлеченная нашими голосами, прилетела вдруг к нам, наскучившись тишиной и покоем загробного мира. А там целая стайка воробьев расшумелась. Вроде бы пуглива птица воробей, а тут чирикают себе серые чуть ли не у нас под ногами, разлетаться и не думают. Хотя чего им бояться - это мы у них в гостях, а они-то здесь дома. Подальше прошли, вдруг едва ли не из вороха листьев возникла черная кошка с белым галстучком. Долго сопровождала она нас. Близко не подходила, однако и из виду не выпускала. Взгляд серьезный такой, оценивающий. Это уж, видно, не простая душа, гляди-ка, начальник какой. Кто это, мол, тут бродит, с какой целью пожаловал? Свои законы в городе мертвых, много здесь тайн и загадок, до сих пор никем не разгаданных.

ОПУСТЕЛА БЕЗ ТЕБЯ ЗЕМЛЯ

В минувшем году, прогуливаясь по Туговскому кладбищу, я отметила, что на современных надгробиях эпитафий встречается крайне мало. Чаще всего они стандартны, типа «Помним, любим, скорбим». А вот на Леонтьевском кладбище современная эпитафия представлена широко и многообразно. Не пора ли специалистам заняться собиранием образчиков этого специфического жанра? Вот некоторые из них, списанные мною с надгробных плит Леонтьевского кладбища (сохраняю пунктуацию подлинника):
«Опустел наш дом,
Замер мир навсегда,
Ты уже не придешь,
Не придешь никогда,
Не споешь, не закуришь,
Не стрельнешь из ружья,
Но всегда будут помнить семья
и друзья
Друга верного, лучшего мужа,
отца:
Ты таким был всегда!
Был таким до конца».
Или:
«Пишу о страхе. Да боюсь!
Боюсь, поверьте есть чего.
Я не боюсь, что не проснусь
Боюсь, что буду жить еще
Наступит утро как вчера
Такой же хмурый серый день.
И я жалеючи себя
Буду бродить в стенах как тень».
Или:
«Судьба, судьба, судьбиночка.
Ну где ж другую взять?
Хрупка ты, словно льдиночка,
В руках не удержать».
Или:
«Ты ушел так быстро и внезапно
Оставив нас без света и тепла.
Но в сердце нашу боль топить
напрасно
Тебя нам будет не хватать всегда».
Или:
«Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь,
Любит праздник и смех,
Пыль дорог и ветра свист».
Или:
«Сильный человек не тот, кто достойно смог прожить свою жизнь, а тот, кто смог научить жить своих детей и внуков. Помним, скорбим...»
Или:
«Не дожила. Не долетела.
Недолюбила. Не смогла.
Как много в жизни ты хотела.
Как мало жизнь тебе дала».
И далее здесь же:
«Нет слез, чтобы выплакать горе,
Но нет и сил, чтобы жить без тебя.
Прости, родная».
Или:
«От вас я не уйду, я буду с вами везде: в беде, во сне и наяву, стоять за вашими плечами и крепко, крепко обнимать».
Или:
«Всевышний судия!
Так поступать не дело.
Ни ночи нет ни дня,
Чтоб сердце не болело
Создатель, видно,
Ты покинул небосвод
Душа наша болит,
И сердце слезы льет».
Или:
«Жизнь прошла как легкий дым.
Как грустна судьба твоя!
Ты в нашей памяти останешься
любим
И здесь, и там - за гранью бытия»
Или:
«Доброта - основная черта.
Доброта - не какая-то малость.
Если в женщине есть доброта, -
Значит, женщина состоялась!..»
Или:
«К чему страдать ведь время
быстротечно.
Пусть этот камень не наводит
грусть.
Я не ушел, я буду с вами вечно.
В мечтах и в небе звездочкой
зажгусь».
Или:
«Другие ждут, когда придет
подмога
А твой был путь - на выручку
спешить.
Спасатель - это данное от Бога,
Судьба и состояние души».
Или вот такие короткие:
«И пошли ему Господь легкого
полежания»,
«Тепло души твоей осталось
с нами»,
«Опустела без тебя земля».

Жива, жива эпитафия. Жива человеческая душа, не разучилась еще жалеть и любить, помнить и плакать.

Золотое кольцо


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе