Среди бесчисленных вселенных нам не найти их создателя

Однажды Авраама Линкольна спросили: «Если считать хвост ногой, сколько ног будет у собаки? Пять?» «Нет, - сказал Линкольн, - четыре. Назвав хвост ногой, вы не сделали его ногой. Это – все еще хвост.»

Подобным образом, говоря об «интеллектуальном проекте», наука еще не делает его таковым. Это не наука, если она говорит, что жизнь была построена архитектором, который должен остаться неназванным. Столь же правомерным будет сказать, что Земля держится на своей орбите невидимым (но широкоплечим) парнем по имени Атлас. Единственный способ сделать это «наукой» - изменить определение науки (что, как ни странно, Канзасское Министерство Просвещения недавно ввело в свои новые школьные научные стандарты.

Но никакая общественность, даже будучи в большинстве, не может диктовать определение того, что есть наука. Право на это принадлежит исключительно научному сообществу. И иногда наука действительно меняет свою концепцию, если движение вперед требует философского переосмысления.

«Большинству успешных шагов в истории науки, - пишет нобелевский лауреат физик Стивен Вейнберг, – предшествовали открытия в природе. Но в определенных поворотных моментах мы делали открытия непосредственно в самой науке».

Эти «поворотные моменты», как правило, отмечают радикальные перевороты в человеческом понимании космоса. Вейнберг приводит в пример революционную теорию относительности Эйнштейна, в которой математические принципы симметрии позволили разрешить некоторые тайны физики XIX столетия и разрушили понятие о движении, основанном на здравом смысле. Более ранним примером, столь же глубоким, была коперниканская революция, которая вывернула мир наизнанку и лишила человечество его высокого статуса центра существования.

Возможно, сегодня наука стоит накануне еще одной революции в понимании природы реальности. «Мы можем быть на пороге нового поворотного момента, – пишет Вейнберг, – перед радикальными переменами в том, что мы принимаем в качестве законного фундамента для физической теории».

Коперник подготовил почву для Исаака Ньютона, посеявшего в головах физиков идею, что теории, описывающие физическую вселенную, могут быть выведены только из нескольких основных принципов. В случае Ньютона, такими основами были законы движения и тяготения. Эйнштейн изменил правила, базируя относительность на симметрии скорости света, являющейся всегда одной и той же, независимо от того, с какой скоростью двигаетесь вы (отчасти потому, что путь по кругу является симметричным, он выглядит одинаково, независимо от того, как вы его поворачиваете).

Другие принципы симметрии были применены к объяснению многих явлений - материи, силы, даже самого тяготения. Но попытка связать все это вместе препятствует дальнейшему прогрессу. И на сегодня самый плодотворный подход к «теории всего» - теория суперструн - породил опасения, что человечество может вернуть свой особый статус обитателей привилегированного «местоположения» в космосе.

Для Коперника Земля не была центром Вселенной, но было Солнце. И это было, в конце концов, наше Солнце. Но оказалось, что оно – только одна из многих звезд, только средний житель галактики, содержащей миллиарды других, многие из которых гораздо более яркие. Конечно, это была наша галактика. Но вскоре оказалось, что наша галактика – это только один комочек космической пыли среди огромного количества остальных, заполняющих Вселенную более обширную, чем воображал, возможно, Коперник. Однако это была все же наша Вселенная.

Но и на этом наука отказалась остановиться. В настоящее время ученые заявляют, что наша Вселенная – только одна из бесчисленных вселенных, что реальность содержит бесконечную сеть пузырей пространства-времени лежащую вне возможностей человеческих органов чувств, но доступных для уравнений, описывающих пространство и время.

По крайней мере, это наша реальность.

Но все оказывается совсем не так. Реальность – это реальность, не правда ли? Теория суперструн предполагает, что действительность, которую мы знаем, может быть простым островком в море математических возможностей, намного большем числа звезд в галактике или числа галактик в видимой Вселенной.

Возможно, эти различные факты соответствуют различным эпохам, как предполагает Вейнберг в своем докладе, основанном на недавнем разговоре. Или, возможно, они только описывают множественные вселенные – мультивселенную (игра слов на английском языке: universe – multiverse), которую космическая математика уже открыла и рассчитала.

Если так, наш пузырь должен быть Вселенной Златовласки, частью реальности, где законы природы «абсолютно правы», создавая условия, которые не слишком горячи, не слишком холодны, или неприветливы для жизни, что позволяет нам процветать.

Физики долго искали математическую теорию, которая определяет, почему условия в нашей Вселенной Златовласки именно таковы, каковы они есть. Но теория суперструн не предсказывает такую совокупность условий. Она предсказывает спектр всех возможных условий, которые только можно вообразить. В большинстве этих вероятных вселенных жизнь была бы невозможной. Но в пределах бесчисленного числа миров рано или поздно один из них станет собственностью Златовласки.

Следовательно, по мнению Вейнберга, физикам, возможно, придется принять новые формы научного объяснения, преодолев свое отвращение к объяснению физической Вселенной без отношения к существованию жизни. И нет никакой потребности в проекте, интеллектуальном или ином. «Так же, как Дарвин и Уоллес объяснили, как замечательная приспособленность живых форм могла возникнуть без сверхъествественного вмешательства, – отмечает Вейнберг, – таким же образом струнный пейзаж может объяснить, как с помощью константов природы, которую мы наблюдаем, можно получить значения, подходящие для жизни, не будучи точно настроенными доброжелательным создателем».

Перевод: "Человек без границ".
Оригинал статьи находится на сайте WhyFiles.org

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе