Встреча президента России с участниками архиерейского собора проходила в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца
Фото: Дмитрий Азаров / Коммерсантъ
Об итогах "президентского срока" патриарха "Огонек" поговорил с Сергеем Филатовым, социологом религии, старшим научным сотрудником Института востоковедения РАН, руководителем проекта "Энциклопедия религиозной жизни России"
— Официальные отчеты с собора в глазах публики делают его событием малоинтересным: ничего новаторского не приняли, закрепили сложившиеся практики... Между тем, ведь есть нововведения. Например, поместный собор, самый представительный орган управления церковью, сузил свои полномочия в пользу архиерейского — собора правящих владык. Умаление голоса низов?
— Так закрепление сложившихся практик как раз самое интересное! И изменение полномочий поместного собора, у которого теперь, фактически, остались только две реальные функции: избрание патриарха и придание автокефалии той или иной церкви, вкладывается в эту логику. Патриарх Кирилл взял курс на сближение реальности и законов. При Алексии сложилась практика, когда все решалось по понятиям. Какого-то общеизвестного финансового, правового, да даже идейного порядка в известных пределах не существовало. Большинство епископов могли делать в своих епархиях все, что хотели, и их не снимали. Кирилл решил с этим покончить, и вот уже четыре года в церкви ведется планомерная централизация, выстраивание рычагов управления. В связи с этим увеличивается количество "понятий", получивших законное оформление. По сути дела, в ХХ веке в нашей церкви поместный собор никогда, кроме 1917 года, когда было восстановлено патриаршество, ничего не решал, и из этой ситуации было два выхода. Можно было, вероятно, изменить практику и вернуться к принципу соборности, перепоручив большую власть приходам. А можно было принять устав, близкий к реальности, в которой прихожане мало что значат, а власть принадлежит архиереям. Пошли по второму пути, потому что первый, с учетом нашей антидемократической традиции, многим видится едва ли осуществимым.
— Параллели со светской властью подсказывают, что централизация сопровождается постановкой амбициозных задач. Церковь тоже планирует "вставать с колен"?
— На это мало обращают внимание, но патриарх неоднократно говорил о необходимости взрывного роста числа приходов. Например, в Карелии, где сейчас около 90 приходов, через несколько лет, по его прогнозам, должно быть не меньше 600. Речь идет о возрастании на порядки. И сам Кирилл, и митрополит Меркурий, и митрополит Иларион говорили об этом. Архиерейский собор поведал нам, что число приходов за четыре года выросло на треть, но, впрочем, статистика здесь сложная, так как были изменены критерии подсчета: вместо приходов теперь учитывают частоту совершения Божественной литургии, в результате показатели могли несколько отклониться. Как бы то ни было, всем очевидно, что увеличение числа приходов — задача сложная и многоуровневая, для ее выполнения нужны колоссальные ресурсы. Я говорю не о финансах даже, а о человеческих ресурсах. Чтобы появлялись новые центры религиозной жизни, нужно много новых, образованных священников. Однако информация, доступная на официальных сайтах РПЦ, свидетельствует, что кандидатов в священники все меньше и уровень этих мальчиков падает. Даже Московская духовная семинария в этом году уменьшила прием, чтобы не было совсем негодных студентов. В 90-е годы в духовные академии шло много образованных юношей — физиков и лириков, влекомых единственно верой, сегодня же туда нередко идут те, кому в другое место просто не поступить. Не везде так, конечно, но проблема есть. Этот болезненный вопрос не обсуждался на соборе ввиду триумфальности последнего, но церковь, конечно, о нем осведомлена.
— "Физиков и лириков" не в последнюю очередь отталкивает от церкви ее продолжающееся сближение с властью. Сопоставима ли выгода, получаемая РПЦ от друзей "наверху", с теми издержками, которые такая дружба несет?
— Смотря что считать выгодой, разумеется. Та же передача церковных ценностей — палка о двух концах. Сегодня на баланс РПЦ переводятся здания, нуждающиеся не просто в ремонте, а в масштабной реставрации. Для этого требуются деньги, которые, опять же, в таком головокружительном объеме есть только у государства. Фактически, церковь превращается в завхоза, с объемами имущества, способными закабалить любую организацию. Кроме того, богатая церковь далеко не всегда устраивает паству, то есть репутационные потери не заставят себя ждать. Часто пытаются выставить интеллигенцию главным врагом православной веры, противопоставляя ей "простых людей", со всем согласных. Подобная точка зрения может быть только у тех, кто не знает реальной ситуации на местах или сознательно не хочет о ней говорить. Я, например, недавно был в Урюпинске, где произошло замечательное событие: казаки выступили против священников. Интрига в том, что местное казачество активно включилось в экологическую борьбу — пытается помешать разработке никелевых месторождений и спасти свою реку Хопер. Церковь осудила "оппозиционеров", так или иначе, встав на защиту государства. И это вызвало яростную антицерковную реакцию. Один из местных священников рассказывал мне, что после службы казаки ему рапортовали: "Молиться мы сами умеем, а чего вы нас тут всяким глупостям учите, когда вам губернатор сказал, так это мы и слушать не хотим". Если мы посмотрим на рейтинги доверия и одобрения патриарха, то обнаружим, что его авторитет в моральных вопросах высок, в вопросах культуры — чуть пониже, а вот в политике держится на невысоком уровне, где-то 30 процентов. То есть политической активности от церкви никто не ждет, наоборот, требуется ее независимость, ее свободный голос.
— Проблема в том, что отделить сферу политики от сферы морали сегодня все труднее. "Оскорбление чувств верующих" на наших глазах, например, превратилось в политический сюжет.
— Мой учитель историк Дмитрий Фурман любил говорить, что всякое высказывание, если только оно не лишено смысла, всегда кому-нибудь оскорбительно. Политизация этой проблемы стоит в одном русле с попытками церкви в последние годы отделить "своих" от "чужих". Однако это принципиально невозможно, во всяком случае внешние критерии не работают: в спорах то и дело оказывается, что обе стороны считают себя православными и ссылаются на Евангелие. Вы же знаете, что ребенок одной из участниц Pussy Riot Марии Алехиной до сих пор в церковную школу ходит? Или вспомним смешную историю с певицей Валерией: сначала она, назвавшись православной, осудила панк-молебен как оскорбительный для святыни, а потом, буквально через месяц, сообщила, что гомосексуализм нормален. Очевидно, что многие "православные" не знают своей веры, предпочитая магически чтить абстрактные святыни. Поэтому споры между "верующими" и "неверующими" — это зачастую споры между людьми, равно далекими от церкви. Ну или равно близкими. Я лично считаю, что в этой ситуации есть и нечто положительное: хоть авторитет церкви слаб и каждый сам определяет, в чем его вера, запрос на поиск веры и правды очень силен.
— Патриарх, призывая церковь ответить на этот запрос и стать ближе к народу, совершил еще несколько управленческих реформ: увеличил число архиереев, создал митрополии, ввел институт викариев. Эти административные меры отвечают заявленным целям?
— Что, собственно, изменилось? То, что раньше называлось епархией, теперь переименовано в митрополию, а митрополия, в свою очередь, поделена на две-четыре епархии. Соответственно, за каждый регион теперь отвечает не один архиерей, а митрополит и несколько епископов. Впрочем, митрополит продолжает контролировать церковное образование, финансовые потоки и доступ к СМИ, поэтому власть и самостоятельность "дополнительных" епископов пока под большим вопросом. Еще у нас появились викарные епископы. В больших городах — Москве и Санкт-Петербурге — они, фактически, возьмут на себя ответственность за духовное окормление части районов. А в других будут просто помогать епископу. Вот, например, Воронеж: у местного епископа был секретарь, а теперь он — не секретарь, а викарный епископ. То есть, преимущественно речь идет о расширении штата. С одной стороны, это увеличивает представительность архиерейского собора, с другой — дает патриарху возможность "не замечать" некоторых епископов, недовольных проводимой политикой, так как в общем хоре их голоса рискуют затеряться. В эпохи революционных перемен — а патриарх Кирилл, может, и не революционер, но человек крайне деятельный — правящие органы, как правило, расширяли коллегиальные собрания. Логику процесса стоит искать где-то здесь.
— Возможно, эта система упрощает взаимодействие патриарха с архиереями, а как насчет паствы? "Обратная реакция" на правление епископов как-то учитывается этой схемой?
— Едва ли. При Алексии "обратная реакция" вообще была исключена, Кирилл подал надежду: с его приходом несколько наиболее одиозных иерархов ушли со своих мест. Был снят митрополит Омский и Тарский Феодосий, за которым годами влачился шлейф скандалов, был сначала отправлен в Казахстан, а потом на пенсию еще один оскандалившийся представитель церкви — архиепископ Благовещенский и Тындинский Гавриил. Такая же участь постигла епископа Брянского и Севского Феофилакта, умудрившегося в кратчайшие сроки вооружить против себя всю паству, и епископа Магаданского и Синегорского Гурия. Тем не менее, это не так много. К тому же патриарх сам стал назначать на кафедры очень спорных персонажей, как это произошло в Архангельской митрополии. В рамках исследования мы недавно проводили там ряд встреч с местной профессурой и студенчеством, с духовенством, чиновниками городской и областной администрации, и выяснили, что, очень мягко говоря, митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил не пользуется во вверенном ему регионе никаким авторитетом. Он предмет всеобщего возмущения — от духовенства до студенчества. Ходят легенды о том, как какие-то женщины из его канцелярии командуют уважаемыми священниками. Несмотря на это, впрочем, он появляется на самом верху и сопровождает патриарха даже на встречах с президентом Владимиром Путиным. Такие противоречивые импульсы от Московской патриархии, вероятно, свидетельство каких-то компромиссов, однако пастве они непонятны и только отталкивают людей. В этом смысле административные реформы могут быть любыми, важнее то, что верующие реально видят в своих храмах.
Беседовала Ольга Филина
Огонек