Но вначале о тех положениях, которые вошли в итоговый документ Собора, подготовленный на основе доклада патриарха Кирилла. В частности, речь идет о повышении церковной дисциплины — архиереи констатировали, что ряд постановлений Соборов (даже Поместного — высшей церковной инстанции) и Синода не выполняются. Предусмотрено, что каждая епархия и все синодальные учреждения должны ежегодно представлять отчеты о реализации постановлений. Проблема в том, что подобные отчеты — как свидетельствует практика государственных структур — часто носят формальный характер, направленный на то, чтобы «отписаться» от грозных требований начальства, которое все равно не сможет за всем уследить и, тем более, всех наказать.

Не всегда благие требования «верхов» не исполняются по причине лености или некомпетентности. Например, Собор должен был скорректировать позицию в отношении введения в приходах штатных оплачиваемых должностей педагогов, социальных работников и ответственных за работу с молодежью. Определено, что на первом этапе они должны быть введены в крупных городских приходах и в благочиниях (церковных «округах», включающих в себя приходы, расположенные как в городах, так и в селах). Есть основания полагать, что на первом этапе дело пока и остановится. Далеко не каждый городской батюшка может позволить себе тратить деньги не только что на трех, но даже на одного нового сотрудника — ему надо и храм ремонтировать, и регенту платить. Что уж говорить о сельских храмах, где священники едва сводят концы с концами, окормляя не менее бедных прихожан.

Значимые слова сказаны о церковных приютах, вокруг которых после скандала в Боголюбове развернулась бурная полемика. Наверное, сказано главное — осуждено стремление монашествующих использовать приюты «как базу для подготовки пополнения монастырей» при «фактическом навязывании детям выбора монашеского пути». Представляется, что соборные отцы подняли ключевой вопрос, выходящий за рамки споров о том, были ли нарушены права ребенка в каждом конкретном случае. При подготовке к монашеству воспитатели из лучших побуждений — желая по мере собственного разумения спасти душу юного человека — могут жестко требовать от подростков безусловного повиновения, не особо заботясь о том, как это сочетается с требованиями современной гуманной педагогики. Вопрос, как и во многих других случаях, заключается в том, сможет ли церковь — а конкретно, комиссия по церковным приютам, статус которой повышен (она преобразована в орган при патриархе) — реально контролировать процессы, происходящие в церковной среде.

То же самое можно сказать о еще одном пожелании соборян — о недопустимости ситуации, когда преподаванием «Основ православной культуры» хотят заниматься люди, имеющие поверхностное представление о православии или не понимающие «культурологическую составляющую предмета». Иными словами, открыто пытающиеся в школе вести миссионерскую работу, да нередко еще и некомпетентно. Однако где найти такого идеального учителя, который был бы достаточно просвещен в церковных истинах да еще и отказался бы от прямой пропаганды своих взглядов, ограничившись «культурологией». Вопрос остается открытым — тем более что инструкторы, которые разъясняют школьным историкам и словесникам премудрости нового для них предмета, часто страдают теми же пороками. Кроме того, и понимание "культурологии" у церковных и светских деятелей принципиально различное: например, если в церкви учебник диакона Андрея Кураева считают культурологическим, то многие ученые полагают, что это ярко выраженный пример миссионерского пособия.

Одно из наиболее важных положений итогового документа — начало общецерковной дискуссии на тему о необходимости более длительной подготовки к крещению (возобновления древней практики «оглашения»), для того чтобы приход в церковь стал сознательным решением человека, а не данью моде или суеверию. Активная полемика на эту тему проходила еще в прошлом году — сейчас дискуссия получает официальный характер, что может привести к принятию решений на высшем церковном уровне.

Теперь о некоторых предварительно обсуждавшихся документах Собора, имеющих не только внутрицерковное, но и общественное значение. Пожалуй, самое широкое освещение в СМИ получил вопрос о разрешении клирикам в исключительных случаях участвовать в выборах. Сразу же представляются колонны батюшек, идущих в законодательную власть по спискам «Единой России». В реальности ситуация иная — речь идет об обшецерковной унификации практики различных стран, входящих в состав канонической территории Московского патриархата. Например, в Украине не только клирики, но и архиереи выдвигаются кандидатами в депутаты местных советов для того, чтобы противостоять «филаретовцам», своим конкурентам в борьбе за симпатии православных. То есть участие в выборах допускается только в тех случаях, когда религиозная конкуренция непосредственно переплетается с политической (на территории России таких признаков пока не видно). Кроме того, в документе указано, что «недопустимо участие лиц в священном сане и монашествующих в предвыборной агитации и их членство в политических организациях». Особо отмечается, что священнослужители и монашествующие «не имеют права заявлять о поддержке всей церковной полнотой какого-либо государственного строя, какой-либо политической доктрины, какой-либо партии или политического лидера». Хотя и здесь есть «тонкое» место: когда патриарх, чье мнение воспринимается в народе как выражение позиции церкви, оказывает явное предпочтение одному кандидату, хотя прямо за него и не агитирует. И как (не формально, а по сути) отличить агитацию от обычной избирательной технологии — когда «батюшка» публично заявляет о высоких нравственных качествах кандидата, но формально не призывает за него голосовать.

Еще один проект документа – о противодействии богохульству – вызвал общественные претензии как своей темой, так и жесткостью. Окончательный его текст был подкорректирован, лишившись некоторой части первоначального радикализма. Было изъято положение о том, что богохульство «по сути своей есть грех хулы на Духа Святого». Дело в том, что, согласно христианскому вероучению, это единственный непростительный грех — поэтому странноватыми выглядели дальнейшие формулировки о возможности покаяния виновных в нем. Теперь это противоречие снято: богохульнику оставлена возможность попасть в Рай, конечно, в случае глубокого искреннего раскаяния.

Одним — но важным — словом дополнена рекомендация о возможности гражданского противодействия богохульству. Опыт показывает, что она могла привести к легитимации физического насилия в отношении тех, кого церковь или ее отдельные представители обвиняют в оскорблении Бога. В окончательной редакции вставлено слово «мирное» — таким образом, соборяне не санкционируют разгром неугодных выставок или избиение художников и публицистов.

Несколько более компромиссный характер принял абзац, в котором говорится о положительном опыте стран, где законодательство защищает религиозные представления людей (понятно, что принадлежащих к господствующей конфессии) и противодействует «публичному распространению богохульства». Теперь апология такой системы сопровождается оговоркой о недопустимости дискриминации. Правда, подобная политкорректность привела к новой проблеме — цельная традиционалистская ригористическая формулировка оказалась уравновешена понятием из современного общественно-политического лексикона. Как соборные отцы хотят совместить нормы двух разных традиций, осталось неясным.

Значение этого вопроса выходит за рамки достаточно узкой темы наказания богохульников. Речь идет об отношении церкви к принципам современной демократии (например, о светском государстве), на которых основана ныне действующая российская Конституция — воспринимают ли современные православные их исполнение как вынужденное, хотя и весьма неприятное дело? Или же они рассматривают интеграцию в демократическое общество как норму, разумеется, сохраняя и отстаивая в рамках действующего законодательства собственное мнение по вопросам морали и нравственности. Римско-католическая церковь сделала свой выбор на II Ватиканском соборе — до этого она предпочитала защищать свободу совести в странах с католическим меньшинством и требовать максимально возможных привилегий для католиков там, где они преобладают. Похоже, что большинство православных деятелей в России разделяют именно «старую» позицию католиков, но должны делать уступки существующим политическим реалиям. В противном случае, им было бы непросто настаивать на получении государственной поддержки.

На Соборе также был принят документ «О мерах по сохранению памяти новомучеников, исповедников и всех невинно от безбожников в годы гонений пострадавших». В нем, в частности, говорится о необходимости создания памятников, мемориальных досок и музеев в местах заключения и массовых расстрелов, издания книг, посвященных подвигу новомучеников и исповедников. Собор обратился к кинематографистам и руководителям телеканалов с призывом создавать документальные и художественные фильмы и телевизионные передачи, посвященные деятельности церковных людей, погибших за свою веру.

Отдельная проблема — необходимость проведения дальнейших научных изысканий в этой области, для чего очень важно выработать подход, обеспечивающий исследователям доступ к архивным материалам о репрессиях при условии уважения к законным требованиям неразглашения сведений о личной жизни граждан. Сейчас этот доступ существенно затруднен, о чем говорили как патриарх Кирилл на Соборе, так и председатель Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов на заседании Совета в Екатеринбурге 1 февраля с участием Дмитрия Медведева. Сейчас у государства есть возможность пойти навстречу как церкви, так и правозащитникам в вопросе, который их объединяет — при существенных разногласиях между официальными представителями церкви и защитниками прав человека по многим другим общественным проблемам.

АЛЕКСЕЙ МАКАРКИН

Ежедневный журнал