Научным обеспечением партийной идеологии занимается Институт общественного проектирования, который возглавляет член Общественной палаты РФ Валерий Фадеев. Кстати, этот же институт занимался разработкой самого закона об Общественной палате РФ. Институт в рамках целого ряда проектов тесно сотрудничает с партией "Единая Россия" (Клуб политического действия "4 ноября") и с "Медиасоюзом" (проект "Медиакратия" по подготовке журналистов). Одним из ключевых исследований Института является социологический проект "Реальная Россия: Социальная стратификация современного российского общества", результаты которого, касающиеся религиозной жизни, были представлены 8 ноября во время круглого стола в РИА "Новости". Основные выводы проводившего опросы социолога Михаила Тарусина заключаются в том, что, во-первых, Россия – религиозная страна, никак не равнодушна к вере, а во-вторых, православная религиозность будет расти в нашей стране беспрецедентными темпами, причем, рядовой православный – это и есть, по мнению Тарусина, "электорат для "Единой России".
Однако даже по собственным данным проекта "Реальная Россия" портрет православного человека оказывается довольно противоречивым. Из 15 тысяч респондентов 62% назвали себя православными, из них 8,5% социологи обозначали как "активных", так как они несколько раз в месяц посещают церковь, регулярно причащаются. Различие между "умеренными" (в храме – 1 раз в месяц и реже), и "пассивными" (заходят в храм по большим праздникам) довольно условное, потому представление о православии у людей из этих групп может не отличаться вовсе. Подтверждением этого служит другая цифра, приведенная Михаилом Тарусиным. Почти 46% из этих 62% оказались "нейтральными, неверующими", т.е. относящими себя к православию по этнокультурному признаку, но не признающими сознательно факт бытия Божия, что означает, что с разной степенью глубины только 16% респондентов как-то вовлечены в жизнь РПЦ МП.
Оптимизм социологов "Реальной России" основан лишь на тех же 8,5%. Михаил Тарусин утверждает, что рост числа "воцерковленных" (8,5%) приверженцев РПЦ МП пропорционален числу приходов. К примеру, 6 тысячам приходов в 1989 году соответствует 4% воцерковленных православных того времени, более чем 12 тысячам приходов в 2005 году – 8,5% воцерковленных. По словам Тарусина, к 2015 году доля воцерковленных достигнет уже 20%, если будет открыто 25 тыс. храмов, а еще через 10 лет в 35-40 тыс. храмов будет регулярно приходить уже треть всех россиян, называющих себя православными. Между тем, очевидно, что нельзя основывать прогноз роста религиозности на том, что в большее число храмов сможет зайти большее количество православных, в том числе и "этнокультурных", нейтральных или враждебных РПЦ. Если через 10 лет большее количество людей заявит социологам, что они раз в месяц заходили в храмы или часовни, построенные властями на каждом шагу, это вряд ли будет означать рост числа "воцерковленных". Так же как и уменьшение числа атеистов не означает автоматического их перехода в лоно православия.
Кроме того, есть фактор, который начинает играть в оценке активности того или иного религиозного объединения, ключевую роль. Это наличие у религиозного объединения общин и групп, которые были бы энергичными членами гражданского общества, сплоченными коллективами единомышленников с определенным мировоззрением. Если обратится к состоянию РПЦ МП сегодня, то окажется, что около 12 тысяч ее зарегистрированных организаций – скорее символическая цифра, некий "образ", но не отражение реальной картины. По словам социолога Сергея Филатова, "в России за годы советской власти не просто был разрушен традиционный уклад религиозной жизни и ее первичной организационной ячейки - прихода, но возник и утвердился тип религиозного поведения, для которого чуждо участие в общинно-приходской жизни. Для большинства прихожан личные отношения со священником не требуются: они приходят на богослужения, молятся, участвуют в таинствах, часто при этом посещая несколько разных храмов. Никакой потребности в каких-либо отношениях с остальными членами прихода они не испытывают. Для духовенства такой порядок также стал естественным. Есть верующие, есть священник, есть храм, но собственно общины нет". Постепенное развитие в приходской жизни инициатив наиболее ярких священников во многих епархиях привело к тому, что общины появились, несмотря на то, что проблема создания крепкой общины по-прежнему не является главной для священноначалия РПЦ МП, более того - активные общины вызывают подозрительное отношение священноначалия и не приветствуются, а порой и подвергаются откровенным гонениям. Оценка реального состояния общинной жизни и числа настоящих больших общин радикально отличается от официальной статистики. По мнению Сергея Филатова, "в Москве и Подмосковье это, в лучшем случае, не более 70 объединений, в Петербурге – до 10. В других епархиях – по нескольку приходов. Так что на всю страну наберется, по самым оптимистическим оценкам, до 200-250 полноценных общин такого рода (из около 12 тыс. зарегистрированных православных приходов)". Являются ли 8,5% "воцерковленных" настоящими общинными православными, то есть, разделяют ли они не только вероучение, но и мировоззрение РПЦ МП, ведут ли церковный образ жизни - неизвестно. Но численность приходов и количество сознательных православных оказываются величинами, практически никак не связанными.
Не менее парадоксально выглядит стремление "Реальной России" опровергнуть миф о том, что в православные храмы ходят только лишь старушки. Несмотря на то, что в храмах Московской патриархии и в Москве, и в регионах появилась значительная часть молодежи, а в епархиях все более активно работают молодежные отделы, социолог Михаил Тарусин умудрился доказать обратное. Согласно опросам в рамках проекта "Реальная Россия", среднему активному православному сейчас 48,6 лет и на 75% это женщины, а это означает, что, по мнению Тарусина, пожилые женщины составляют большинство в РПЦ МП (видимо, опрос проводился не в приходах, а по телефону и социологи заставали тех, кто обычно сидит дома).
Наконец, политическое мировоззрение православных и других верующих (в частности, мусульман) оценивалась в рамках проекта "Реальная Россия" не исходя из определенных политических идей (отношение к выборам, партийной системе, авторитаризму), а на основе неких социальных ценностей. Социологи выявили очевидную вещь – все верующие намерены обеспечить демографический рост, среди человеческих качеств более всего почитают трудолюбие, а в общественной жизни предпочли бы равенство свободе (непонятно имеет ли это понятие отношение к демократическому механизму). Ответ на вопрос, смогут ли быть православные электоратом партии "Единая Россия", также повисает в воздухе, потому как уровень социального оптимизма у православных ниже, чем у мусульман, и составляет 25%.
Социологи, создающие картину религиозной жизни для "Единой России", сознают сложность понятия "верующий" и не называют страну православной, но только по той причине, что религиозная Россия в их представлении скорее биполярна, так как господствующими религиями можно назвать только православие и ислам. Этническая составляющая веры, культурная идентификация и практическая религиозность в целом остаются за кадром социологического исследования, а, значит, реальная картина религиозно-общественной жизни расплывается, становится мутной. Понятия "православный" и "православное большинство" становятся основаниями жесткой государственнической идеологии. Чем жестче и примитивней эта идеология и социологические исследования, оправдывающие ее, тем легче разрушить ее самым простым вопросом: "А как Вы, православный, собственно, верите и как относитесь к Московской патриархии?".
Роман Лункин, для "Портал-Credo.Ru", Портал CREDO.RU