Президент России Владимир Путин 28 февраля 2023 года одобрил изменения в закон о госязыке.
Они ограничили использование иностранных слов, за исключением не имеющих аналогов в русском языке. Нужна ли такая защита нашему «великому и могучему» — «Культура» обсудила со специалистами Института Наследия.
Закон заработает с 1 января 2025 года. Именно тогда появится обязательная лингвистическая экспертиза нормативных правовых актов на их соответствие правилам русского языка. К этому времени будут составлены нормативные словари и словники, на которые нужно будет ориентироваться прежде всего чиновникам и обычным гражданам нашей страны. Но уже сейчас государство настаивает на том, чтобы при использовании русского языка как государственного соблюдались языковые нормы.
После отмены цензуры в 1990 году воцарилась безграничная вариативность, а понятие нормы десятилетиями размывалось. От диктора и ведущего на центральном телевидении перестали требовать грамотную речь, почти исчез институт редакторов — от СМИ до книжных издательств.
Главный научный сотрудник — руководитель Центра фундаментальных исследований в сфере культуры Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева (Институт Наследия), доктор филологических наук Дмитрий Спивак в беседе с «Культурой» особо отметил в принятом законопроекте первую статью, в которой русский язык называется языком государствообразующего народа.
— Это очень важный статус, который раньше у нас не проводился в федеральном законодательстве. Согласитесь, что язык межнационального общения и государствообразующего народа, входящего в многонациональный союз народов Российской Федерации, — это немножко разные вещи. Я считаю, что эта новация говорит о патриотической направленности у авторов законопроекта и выражает стремление страны к некому самостоянию.
По мнению Спивака, у государства есть задача обеспечить четкое функционирование языка, на котором оно говорит с людьми, а люди — с ним. Например, в сфере права это особенно значимо. Язык кодексов — Уголовного, Гражданского, язык законов, постановлений — вообще весь язык власти должен быть единообразным и хорошо продуманным. А с другой стороны, граждане должны обращаться к представителям власти на языке, который она понимает. Для этого нужно порекомендовать и государству, и чиновникам, и людям простым единообразные слова и грамматику, толковый словарь, который объяснит значение слов. «Вот такой единой системы у нас нет. Есть множество словарей, грамматик, но все они отличаются друг от друга», — объясняет он.
Советник директора Института Наследия Сергей Житенев, кандидат культурологии, один из авторов Закона РФ от 25.10.1991 № 1807-1 «О языках народов Российской Федерации», говорит «Культуре», что дополнение к Федеральному закону от 01.06.2005 № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» своевременное и правильное.
— Оно сделано для развития прежде всего русского языка в интересах всех граждан нашей страны. Когда в 1990 году мы писали Закон «О языках народов Российской Федерации», то использовали термин «языковой суверенитет». С одной стороны, язык — сугубо личное дело каждого носителя. С другой стороны, он выражает интересы всех народов, населяющих Россию. Поэтому вопрос языковой — это вопрос и частный, и государственный. Положения о регулировании использования языков есть в законодательстве очень многих стран. Поэтому в данном случае наше отечественное законодательство идет в ногу с мировой практикой и в то же время учитывает интересы людей, которые являются гражданами нашей страны», — полагает он. — Да, у нас есть государство, которое помогает, защищает, если нужно — наказывает, и поэтому нужен язык для «разговора» с ним. Но когда речь заходит о регулировании языка, то всегда наслаиваются и другие смыслы, появляются вопросы. Например, нужно ли это вообще обществу, можно ли это сделать? Ведь язык живет по своим законам. Он развивается медленно, незаметно, но очень мощно. И иностранные слова появились в нашем «великом и могучем» очень давно.
ЯЗЫК ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ ДОВЕДЕТ
Тысячу лет назад доминирующими языками, или, как сказали бы мы сейчас, языками международного общения были греческий и латинский. Для нашей страны был более значим греческий из-за огромного влияния Византийской империи на формирование русской государственности, религии и культуры. Но при этом древнеславянский язык, сейчас его называют церковнославянским, оставался базовым. Он являлся языком богослужения для многих славянских народов, в том числе для русского, украинского и белорусского.
Неудивительно, что многие греческие слова вошли в древнерусский, а потом и в русский язык. Монгольское нашествие, а затем ордынское иго «намыло» в наш язык слова иранской, монгольской и тюркской групп. Борьба в XVI–XVII веках с Речью Посполитой принесла слова польские и латинские. Реформы Петра Великого, ориентированные на европейские новации, внедрили в русский голландские и немецкие слова, а Северная война со Швецией, которая длилась 21 год, — шведские. Военные столкновения с Крымским ханством, которое было вассалом Османской империи, дало русскому языку снова тюркские слова.
Конец XVIII — начало XIX века в Российской империи стало временем доминирования французского языка и культуры. Причиной галломании стало то, что тогда французский язык был языком межгосударственного общения. Рывок научно-технической революции, за которым стояли германские ученые и инженеры, как Первая и Вторая мировые войны, принесли в русский язык немецкие слова.
Последняя мощная волна языковых заимствований обрушилась на нашу страну в середине 80-х годов XX века. В СССР, а затем и в Россию стала проникать англо-саксонская культура, принесшая вроде бы международные термины, которые были основаны на англо-американском языке. В каких-то случаях это было необходимо — в великом и могучем не было аналогов, но в большинстве речь шла именно о навязанной моде.
По мнению Сергея Житенева, в конце 1980-х — начале 1990-х была организована социокультурная и языковая экспансия на Россию и страны бывшего СССР. Русские слова заменяли иностранными в русской транскрипции как в обыденной речи, так и в средствах массовой информации. Этот процесс, к сожалению, затронул и сферу научной терминологии. Работу ученого могли не принять к защите или отказать в печати в научном журнале, если в ней отсутствовали иностранные термины. Это было доминированием зарубежной культуры, которое у нас продолжалось с конца 1980-х до 2010-х годов.
— Англоязычие в культуре становится доминирующим и уже влияет на другие языки. Поем песни — на английской языке, в любви объясняемся — на нем, кино и театральные постановки смотрим тоже на английском. Языковая экспансия давно уже стала частью культурной экспансии по внедрению англосаксонской культуры, прежде всего американской, во все страны мира, — делится Сергей Житенев.
Глобализм — идея не новая. Все мировые религии рассчитаны на мировое распространение, то же христианство. Но сейчас глобализм с помощью современных технологий поднимается наконец во всю свою силу, и появляется вопрос: даст ли он развиваться хотя бы локальным региональным культурам, цивилизациям или мы все уже переходим на один язык.
Простая, казалось бы, вещь — веб-адрес российского сайта. Почему мы пишем его латинскими буквами, почему продолжаем наклеивать русские буквы на английскую клавиатуру? Десятки лет мы пользовались чужими наработками, предпочитая за них платить, а не делать свое программное обеспечение. Но расплатились мы все же сполна — потерей собственного развития. Дмитрий Спивак считает, что начинать надо именно с этого — с русификации компьютерной сферы:
— Этот вопрос даже не поднимается. Настолько культурно привязаны к Западному миру. Вы не представляете себе, какого размера эти канаты и, главное, как отвязываться. Мы уже привыкли: изменил клавиатуру на латинскую, набрал адрес, а там смотришь все уже по-русски. Это и есть скрытая власть языка. Момент отвязывания — очень некомфортен, требуется особый боевой настрой, чтобы пережить его, ведь приходится разрывать уже существующие связи или имитировать их у себя. Перейти на свой собственный ум — это задача очень трудная, в этом отношении перед миром культурологов стоит очень важная задача: мы должны понять, что сфера формирования смыслов — это культура, больше эти смыслы нигде не найти.
Если нам не нужна своя собственная культура, то тогда можно не бороться, уверен Дмитрий Спивак.
МОЖНО ЛИ ПОВЛИЯТЬ НА ЯЗЫК?
Доктор исторических наук, главный научный сотрудник, руководитель отдела культурологии Института Наследия Татьяна Пархоменко уверяет, что народный язык развивается по своим собственным, а не государственным законам. Данный же закон касается «государевых людей», которые в идеале должны быть «культурным образцом» для масс. Ведь в России в XIX веке уже предпринималась попытка отстаивания чистоты русского языка и борьбы с засильем иностранных слов. Тогда развернулась дискуссия между новаторами, или «галлорусами», во главе с историком, писателем Н.М. Карамзиным и архаистами, руководимыми адмиралом, литератором А.С. Шишковым. Если Карамзин предлагал «писать, как говорят, и говорить, как пишут», то Шишков требовал заменить иностранные слова русскими. Например, вместо «калоши» говорить «мокроступы», бильярд с кием называть шарокатом с шаротыком, анатомию — трупоразодранием. А фраза: «Франт идет по бульвару из театра в цирк» в устах Шишкова звучала как «Хорошилище идет по гульбищу из позорища на ристалище».
По мнению Дмитрия Спивака, естественный язык изменить невозможно, а вот литературный — вполне. Это часть языка, которая очень даже доступна воздействию со стороны общества и ведущих общественных групп. Например, французский литературный язык возник в салонах, где сосредоточивались лучшие умы своей эпохи. Салонов уже нет, а язык литературный — есть, и французы им пользуются. Существует опыт советских ученых, которые сочинили колоссальное количество литературных языков для народов Советского Союза. Он дает основания считать, что воздействовать на язык все же можно. Оказалось, что можно объединить несколько диалектов в язык, влиять на его продвижение.
— Несмотря на то что законами и указами язык трансформировать, конечно, невозможно — он развивается по своим внутренним законам, но повлиять на него можно последовательной государственной культурной политикой на ограничение использования зарубежных социокультурных практик в деятельности, например, СМИ, театров, киноиндустрии. Вот этими методами повлиять можно. Что касается научного языка в культурологии, то его надо очистить от огромного количества социологизмов и терминов зарубежной антропологии, которые порой затемняют сущность научных вопросов и мешают плодотворной научной работе. Но это не означает, что нужно отказываться от всех иноязычных научных понятий. Есть термины, у которых просто нет аналогов. Они, конечно, останутся, и это нормально. Об этих языковых проблемах мы будем говорить 26 мая этого года на круглом столе «Актуальные вопросы сохранения и развития русского научного языка в культурологии», который будет проводить Институт Наследия, — рассказывает Сергей Житенев.
Интересно, что в России культурология — это мировоззренческая дисциплина, которая берет начало из философии и прежде всего истории. На Западе это дисциплина, входящая в формировавшийся в конце XX века круг наук, обслуживающих глобализм. То есть наука о том, как можно воздействовать на отдельные аспекты культуры, например, ввести культуру отрицания, и что из этого выйдет.
В отличие от культурологии, предметом исследования которой является собственно культура, cultural studies, так называют эту науку на Западе, — имеет выраженный прикладной характер.
— Традиционно у нас формировались свои подходы в науке. Например, сейчас актуальной наукой становится военно-историческая антропология, у нас подход всегда был экзистенциальный, направленный на подчеркивание того, что на войне человек встречается с сущностью вещей, и важнейшая вещь — выработка боевого духа. А, скажем, в США преобладает структурный подход, когда войну рассматривают как сферу, где формируются новые смыслы. В культурологии произошла редкая вещь — вместо акцентов просто общим движением сначала крупных теоретиков, потом и научного сообщества фактически создалось новое научное направление, — рассказывает Дмитрий Спивак.
По его словам, у российской культурологии наступает новая стадия, когда эта наука сознательно строится на базе культурного наследия. Потому что культурное наследие — это не прошлое, а это в своем роде будущее. «Если наша культура не будет развиваться по своим законам и при консультировании со стороны серьезной отечественной науки, то тогда нас заставят говорить на другом языке», — уверяет Дмитрий Спивак.
Но нужна ли нам российская наука, если десятилетиями нам рассказывали о всемирной, а на самом деле западноевропейской и американской науке? И заниматься по-серьезному научной деятельностью можно только там, где текут реки толерантности в берегах демократичности. Напоминанием об этом служит скромное финансирование отечественной науки и первостатейная важность индекса цитирования научных статей в англоязычных журналах.
— Западноевропейская и американская науки — это часть всемирной науки, и часть не самая главная. Попытка объединить всех ученых в некоем глобальном научном сообществе невозможна: слишком разные научные направления и школы существуют во многих странах мира. Поэтому внедряемая мысль о всеобщности западноевропейской и американской науки — это просто фейк, который не имеет ничего общего с действительностью. При этом российские ученые никогда не отказывались и не отказываются от научного сотрудничества с зарубежными коллегами. Однако такое сотрудничество должно развиваться на равноправной и уважительной основе, потому что российская наука давно и прочно заняла лидирующие позиции по многим научным направлениям. Развитие отечественной науки остановить невозможно, поэтому нужны и собственные научные термины, и собственные концепции, — объясняет Сергей Житенев.
ЧТО ДЕНЬ ГРЯДУЩИЙ ЯЗЫКУ ГОТОВИТ?
Как подчеркивает Татьяна Пархоменко, мало принять изменения в законодательство, их еще нужно исполнять. И исполнять на местах в огромной России, а это всегда сложно. Тем не менее она смотрит в будущее с оптимизмом и считает, что будет официальный язык, повседневный народный язык, молодежный сленг, профессиональный язык ученых, конструкторов, инженеров, моряков, летчиков и других специалистов.
Этот настрой разделяет и Сергей Житенев. Он полагает, что языковая практика не изменится ни через год, ни через два.
— Развитие языка — процесс медленный и непростой. Ему можно помогать или не помогать. Напомню, что у любого социокультурного явления есть понятие нормы. Поэтому постепенно установится нормированное использование языка и языков народов России (а их у нас более 200). Норма — идеал, к которому нужно идти, потому что в 1990-е и 2000-е годы по русскому языку был нанесен очень сильный лингвистический удар. Сейчас постепенно надо от вредных влияний освобождаться, но при этом не спешить. Есть слова иностранного происхождения, которые невозможно заменить, например, «компьютер». Но нужно, чтобы наши родные языки — и русский, и языки других национальностей, проживающих в России, развивались по своим внутренним законам, а не по привнесенным извне. Тогда все будет хорошо и в культуре, и в науке, и в обыденной жизни, — говорит он.
Дмитрий Спивак напоминает, что русский язык — седьмой в мире по численности, а сейчас он обслуживает совершенно уникальный процесс — создание региональной цивилизации:
— Нам нужно самим определить, какой нужен язык, какие средства выражения. Потому что не имеет смысла открывать свою собственную влиятельную региональную культуру — одну из немногих на земном шаре, — если мы не найдем в себе внутренних сил развивать в первую очередь язык, на котором большая часть ее деятельности и проходит.