«Заразились крымскою болезнью»
22 октября 2023 ● "Коммерсантъ"
Как боролись с неизлечимым недугом.
«Проказа, поражающая человечество с незапамятных времен и разбросанная по всему земному шару, считается справедливо самой тяжкой болезнью»
85 лет назад, 22 октября 1938 года, прокурор СССР А. Я. Вышинский предложил поручить НКВД СССР навести порядок в лепрозориях ввиду крайне неудовлетворительного состояния этих учреждений и большого количества преступлений, совершаемых содержавшимися в них и сбежавшими больными. Обсуждалась тогда и организация особой тюремной больницы для прокаженных.
«Считались наравне с безумными»
Среди всех смертельных недугов лепра с незапамятных времен находилась на особом счету. В отличие от других заболеваний ее признаки у человека появлялись совершенно неожиданно, многие годы спустя после контакта с прокаженным. В семье заболевшего одних ее членов проказа поражала, а другие десятилетиями оставались здоровыми.
Но главное, шансы на выздоровление в отличие от других опасных заболеваний равнялись нулю. Ведь не существовало никаких лекарственных средств, дающих не только излечение, но даже облегчение страданий больного. И потому во многих культурах лепру стали считать карой небес за прегрешения заболевшего. А появлявшиеся время от времени рассказы о чудесных исцелениях волей богов или наложением рук христианских святых и праведников только укрепляли веру в невещественное происхождение этого недуга.
Отношение общества к прокаженным зависело от традиций конкретной страны и многих обстоятельств. Занимавшиеся изучением проказы специалисты считали, что первое сохранившееся письменное описание действий в случае обнаружения признаков лепры у человека содержалось в Пятикнижии Моисея:
«Повели сынам Израилевым выслать из стана всех прокаженных».
Но изгнание больных далеко не всегда останавливало распространение проказы, и в средневековой Европе, как писал приват-доцент Императорского Московского университета, доктор медицины Д. Ф. Решетилло, начали создавать особые дома для изолированного содержания прокаженных:
«В 636 году лепрозории имелись уже повсюду: в Италии, Франции, Швейцарии и Германии».
На Востоке временами практиковался иной подход к проблеме. Считалось установленным фактом, что в лагере знаменитого воителя Тамерлана тех, у кого находили признаки проказы, сжигали.
К огню прибегали и в Европе, но несколько иным способом и далеко не сразу после установления диагноза. Сначала, как замечал Д. Ф. Решетилло, предпринимались меры правового характера:
«По английским законам того времени прокаженные считались наравне с безумными и умалишенными. Они были исключены из общества, не могли пользоваться правами наследства и фактически на них смотрели как на умерших, так как перед поступлением в лепрозорий их отпевали с разными церковными, похоронными обрядностями, как это практиковалось в то время почти повсюду в Западной Европе».
Браки прокаженных при этом расторгались, а их супругов, отказывавшихся признать подобный развод, подвергали суровым наказаниям. Но в некоторых странах, как констатировал Д. Ф. Решетилло, эту меру сочли недостаточной:
«В Шотландии же, в которой преобладало мнение, что проказа передается по наследству, предписано было кастрировать прокаженных».
Для больных существовали строгие правила, которые требовалось неукоснительно, под страхом жесточайших кар соблюдать. К примеру, если прокаженному все же разрешали по какой-то надобности ненадолго выйти из лепрозория, ему запрещалось посещать людные места, прикасаться к товарам и пище, а также пить из общих источников воды. Обязательным было и ношение специального, отличающего прокаженных одеяния.
В местах, где не было лепрозориев, власти обязывали сельских жителей выстроить для заболевшего хижину. Причем обязательно у проезжей дороги, чтобы путешествующие добрые христиане могли оставлять еду для прокаженного. А после смерти страдальца его сжигали вместе с хижиной.
Жесткие меры предосторожности мало-помалу привели к требуемому результату. В 1664 году был закрыт последний лепрозорий во Франции, немногим позже перестали диагностироваться случаи проказы и в Англии. В германских государствах последний случай заболевания проказой, как считается, зафиксировали в 1812 году. Но в Скандинавии, Прибалтике и Российской Империи распространение лепры в тот момент было в полном разгаре.
«В 636 году лепрозории имелись уже повсюду: в Италии, Франции, Швейцарии и Германии»
Фото: Culture Club / Getty Images
«Не возбуждает уже отвращения»
Версий о том, как и откуда попала на Русь проказа, существовало великое множество. И каждая из них имела обоснование, дававшее ей право на существование. Считалось, что впервые опасный недуг попал в страну в 1462 году с Запада, из Прибалтики, куда она была занесена с Ближнего Востока, числившегося родиной лепры, побывавшими в крестовых походах рыцарями.
Другие специалисты утверждали, что проказу на русскую землю занесли завоеватели с Востока. В качестве переносчиков болезни рассматривали и персидских купцов, посещавших помимо русских городов место, считавшееся средоточием лепры,— Индию.
Однако жители юга России были твердо убеждены в том, что недуг был занесен из другого известного очага проказы — из Крыма. И потому называли болезнь крымской. Также ее именовали и в российских официальных документах. К примеру, из Воронежской духовной консистории 8 декабря 1776 года сообщали в Санкт-Петербург:
«Из Войска Донского многие просят о разводах, прописывая, что сочетанные с ними заразились крымскою болезнью, для которой де болезни, яко опасной, не токмо в сожитии супружеском, но и в одном доме быть запрещается.
A как о крымской болезни, опасна ли она подлинно, и ежели опасна, то чрез сколько времени продолжается и есть излечима или неизлечима, здесь сведений нет, a потому к рассуждению о разводе приступить не можно».
Отсутствие точных сведений о проказе объяснялось не только тем, что ее подлинная природа на тот момент еще не была известна никому. В России, по сравнению со средневековой Европой, распространение недуга было незначительным. И это было следствием второй главной российской проблемы. Из-за плохих дорог, как считали позднее специализировавшиеся на лепре врачи, болезнь распространялась вдоль более удобных транспортных артерий — рек. А ее основные очаги наблюдались на Дону, Кубани, Тереке и Волге.
Распространение проказы можно было бы предотвратить, но этому помешала первая главная российская проблема. Некоторые врачи, желая запечатлеть свое имя в истории медицины выдающимся открытием, выдвигали собственные, не имеющие никакого отношения к реальности теории. Так, медики, которым было поручено найти ответ на вопросы Воронежской духовной консистории, сочли, что болезнь, распространявшаяся в Войске Донском, не проказа, а «сифилис, смешанный с цингой».
А военное командование и в Донском, и в Терском, и в Кубанском казачьих войсках, даже после того, как было установлено, что недуг не что иное как лепра, перемещали сотни с заболевшими казаками с места на место и переселяли их с семьями во вновь образуемые станицы, способствуя распространению болезни.
Казалось бы, все меры сдерживания проказы в Европе были отработаны на протяжении столетий и требовалось лишь внедрить их и неукоснительно им следовать.
В Войске Донском появился лепрозорий — Васильевский дом для одержимых Крымской болезнью. Но уже в 1795 году оказалось, что здание его ветхо и не вмещает растущее число больных. Так что в казачьих станицах пытались решить проблему европейским же способом — выселением больных в домики, стоящие вдали от прочего жилья. Правда, не у проезжих дорог, а в садах.
Насколько действенными были принятые меры, сказать трудно, но проводивший собственное обследование больных проказой Миусский окружной врач и оператор Донской Врачебной Управы доктор медицины Г. Плахов опубликовал в 1841 году свои выводы, гласившие, что проказа — не инфекционная, а передающаяся по наследству болезнь. Его мнение поддержали многие врачи. Но главное, ему поверили казаки. Ведь как можно было не поверить доктору-казаку. И два десятилетия спустя, в отчете о состоянии дел с проказой в казачьих станицах говорилось, что прокаженных больше не выселяют:
«Теперь этих домиков нет, самая болезнь не возбуждает уже отвращения и опасения заразы, чаще напротив — сострадание, и мы встречали неоднократно примеры особенной заботливости и любви супружеской, невзирая на ужасное уродство кого-либо в семействе или супружестве».
С выводами врачей не были согласны казачьи офицеры.
Так, командир Моздокского казачьего полка полковник А. А. Султан Казы-Гирей докладывал в 1847 году командованию, что число прокаженных в его полку за последние два года значительно выросло и что «приращение это зависит от сообщения больных со здоровыми». Полковник добился создания лепрозория в станице Наурской. Но его усилия, как оказалось, не принесли практически никакого результата. Войсковой медик П. Н. Никольский, посещавший этот лепрозорий, писал:
«Медик при визитации нередко не находит в лечебнице ни больных, ни прислуги. Больные отзывались, что они уходили за подаянием, a прислуга за одеждою».
Но врачи не находили в этом ничего страшного. Да и, кроме того, многие из них были уверены, что найдена панацея от проказы и неизлечимая болезнь станет излечимой.
«Вопрос о борьбе с проказой, казалось, был предан забвению»
«Затормозилось на несколько десятков лет»
Крымскую болезнь решили лечить кавказскими минеральными водами.
«Войско Донское,— писал врач, статский советник И. И. Гюберт,— исходатайствовало y главнокомандующего кавказским корпусом дозволение построить в г. Пятигорске дом для своих прокаженных. В 1847 году он уже был готов для принятия больных… В том же году в донскую лечебницу в Пятигорске с Дона прислано шесть человек больных, одержимых проказою, a в последующие шесть лет в нее поступило еще пятнадцать человек донцов, так что всех присланных от Войска Донского, пользовавшихся минеральными водами в Пятигорской лечебнице для прокаженных, было 21 человек. Из них 8 умерло, a 13, не получив никакого облегчения, отправлены обратно на Дон.
Это неблагоприятное последствие было поводом, что дальнейшая доставка прокаженных для лечения водами прекратилась, a лепрозория, просуществовав шесть лет, в 1853 г. была закрыта».
Неудача стала дополнительным доводом в пользу мнения о том, что проказа — болезнь наследственная и не поддающаяся лечению. А потому группа медиков в Войске Донском, как писал Д. Ф. Решетилло, начала борьбу за закрытие единственного в этой войсковой области лепрозория:
«Врачебный инспектор Донской области Прозоров, ссылаясь на авторитет Плахова, a также отчасти из личных убеждений на этиологию проказы, отчасти же на основании мнений 14 врачей, служивших в 60-х годах в военных госпиталях области и тоже соглашавшихся с мнением Плахова, в 1865 году ходатайствовал о закрытии».
Почин донских врачей, добившихся желаемого в 1870 году, подхватили столичные. Благо к выводу о неинфекционном характере проказы пришли и в Германии.
«Под влиянием учения Даниельсена и Бека,— констатировал И. И. Гюберт,— в науке распространилось воззрение, что проказа распространяется исключительно путем наследственности. У нас в России это учение нашло горячего поборника в лице профессора Военно-Медицинской Академии Палотебнова и некоторых учеников его.
Взгляд этот быстро распространился и среди общества, всегда столь чуткого к оптимистическому толкованию вопросов о возможности опасности, и в развитии борьбы с проказой внес большое смятение».
Как горестно писал тот же автор, не помогло даже открытие норвежского врача Герхарда Хансена, обнаружившего возбудитель проказы:
«Хотя учение об исключительной роли наследственности очень скоро было опровергнуто блестящим открытием в 1873 г. лепрозного бацилла и получением доказательств, что болезнь эта распространяющаяся путем инфекции, но осуществление надлежащих мероприятий затормозилось на несколько десятков лет».
Только в конце 1880-х годов по настоянию известного в то время эпидемиолога — профессора киевского Императорского университета Святого Владимира Г. Н. Минха начались работы по восстановлению лепрозориев. Однако потеряно было не только время, но и доверие общества к идее изоляции больных как средству борьбы с проказой. Богатые семьи категорически отказывались отдавать своих родных в лепрозории, обещая построить на своей земле отдельные дома или флигели для них. А те прокаженные, что все-таки оказывались в лечебном заведении, не слишком охотно соглашались следовать установленным правилам и не отлучаться за пределы территории лепрозория.
Врачи признавали, что некоторые больные возвращаются домой на время или навсегда, не спрашивая разрешения. Случались и иные нарушения, о чем в 1902 году газета «Русский врач» писала:
«Проф. Минх имел случай убедиться, что прокаженные девки, выселенные в Земле Войска Донского из станицы в хутор, входили в связь с пастушками, у которых первые узлы проказы появлялись на члене».
После окончания сумятицы и бед, вызванных Первой мировой и Гражданской войнами, оказалось, что ситуация с проказой и прокаженными, несмотря на серьезные усилия новой власти по борьбе с распространением недуга, фактически не изменилась.
«В Прокуратуре СССР,— писал ее глава А. Я. Вышинский (на фото),— есть данные, свидетельствующие о крайне неудовлетворительном состоянии лепрозориев»
Фото: Петров / РИА Новости
«Разъезжают по курортным городам»
Руководители советской медицины прикладывали очень серьезные усилия для обуздания лепры. Строились новые лепрозории, реконструировались существовавшие прежде, усиливалась научная база для изучения болезни, улучшалось материальное обеспечение врачей и обслуживающего персонала лепрозориев. Их главные врачи, например, имели самые высокие оклады среди всех руководителей лечебных учреждений. И даже студенты-медики, согласившиеся специализироваться на лепре, получали увеличенную в полтора раза стипендию.
Не забыли как о необходимости изоляции больных, так и о занятии их трудом. К примеру, в постановлении Совета народных комиссаров СССР от 10 июля 1923 года говорилось:
«Для предоставления возможности всем трудоспособным больным, содержащимся в лепрозориях, вести трудовой образ жизни и для достаточной изоляции лепрозориев от окружающего населения обязать Народные Комиссариаты Земледелия обеспечить все лепрозории, в порядке постановлений земельного кодекса об отводе земель государственным учреждениям, необходимыми участками пахотных, сенокосных, лесных земель и друг. угодиями».
Финансировать лепрозории должны были республиканские наркоматы здравоохранения. Но уже в конце 1920-х годов эта обязанность была передана местным властям.
А у них и без лепрозориев хватало других статей расходов, считавшихся не менее, если не более важными.
Так что с начала 1930-х годов, несмотря на неуклонное уменьшение в печати количества любых критических материалов о проблемах внутри страны, время от времени в газетах проскакивали сообщения о том, что прокаженные уходят за пределы лепрозориев и заражают новых знакомых. Или о том, что в Украинской ССР резко выросло число новых выявленных случаев проказы. А все документы об истинном положении дел имели в то время гриф «Секретно».
Проблемы, вызываемые обитателями лепрозориев, росли как снежный ком, и в справке Прокуратуры СССР, подготовленной в 1938 году, говорилось:
«1. По сообщению прокурора УССР, лепробольные БАТУРИН и ПЛОТНИКОВ переезжали из лепрозория в лепрозорий, везде хулиганя и нарушая режим.
В Украинском лепрозории (Смелянский район Киевской области) они 24.VIII-с. г. устроили дебош, избили охранника и ряд других работников лепрозория, угрожая расправой.
Будучи напуганы этим, все работники лепрозория ночью разбежались…
2. В постановлении Президиума Александро-Обиленского РИКа (районного исполнительного комитета.— "История") от 3.IX-с. г. отмечено, что лепробольные Терского лепрозория (Орджоникидзевский край) систематически уходят из лепрозория, разъезжают по курортным городам: Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Минеральные Воды и общаются со здоровым населением.
3. По сообщению директора Терского лепрозория, ряд больных систематически самовольно отлучаются в окрестные селения, пьянствуют, устраивают дебоши. 26 июля с. г. в день выборов в Верховный Совет РСФСР больной ГАЛАДЖАН устроил дебош, сопровождавшийся разгромом помещений лепрозория. В то же время ГАЛАДЖАН с топором в руках набрасывался на работников лепрозория…
28.VIII-с. г. это дело было рассмотрено нарсудом с выездом на место, в присутствии лепробольных и обслуживающего персонала. ГАЛАДЖАН приговорен к 3 г. лишения свободы.
4. По сообщению Наркомздрава, только в лепрозориях РСФСР насчитывается 12 убийц и 10–15 других правонарушителей, часть из которых осуждена, но из-за отсутствия специальных мест заключения для лепробольных — направлена в лепрозорий.
В случае перевода в другие лепрозории — больные-преступники совершают побеги».
Прокуратура СССР предлагала Наркомздраву и НКВД СССР создать «специальное отделение тюремной больницы для преступников, больных проказой». Но дело, как зачастую и бывало, уперлось в выделение средств. Оба ведомства категорически не хотели брать на себя затратную обузу с содержанием неизлечимых больных.
22 октября 1938 года прокурор СССР А. Я. Вышинский обратился с письмом к председателю Совета народных комиссаров СССР В. М. Молотову, в котором изложил факты из справки и предлагал:
«Полагал бы необходимым поручить НКВД СССР совместно с Наркомздравом СССР и Прокуратурой Союза ССР срочно разработать мероприятия по приведению лепрозориев в порядок».
Однако ужесточение режима содержания прокаженных, если верить зарубежной прессе, привело к восстанию в одном из лепрозориев под лозунгом «Среди прокаженных вся власть прокаженным». Было ли это в действительности или нет, но реальное снижение остроты проблемы наступило лишь тогда, когда после Второй мировой войны были найдены лекарственные средства против возбудителей лепры. Лечение проказы остается непростым, но неизлечимой и смертельной эту болезнь больше не считают.
85 лет назад, 22 октября 1938 года, прокурор СССР А. Я. Вышинский предложил поручить НКВД СССР навести порядок в лепрозориях ввиду крайне неудовлетворительного состояния этих учреждений и большого количества преступлений, совершаемых содержавшимися в них и сбежавшими больными. Обсуждалась тогда и организация особой тюремной больницы для прокаженных.
«Считались наравне с безумными»
Среди всех смертельных недугов лепра с незапамятных времен находилась на особом счету. В отличие от других заболеваний ее признаки у человека появлялись совершенно неожиданно, многие годы спустя после контакта с прокаженным. В семье заболевшего одних ее членов проказа поражала, а другие десятилетиями оставались здоровыми.
Но главное, шансы на выздоровление в отличие от других опасных заболеваний равнялись нулю. Ведь не существовало никаких лекарственных средств, дающих не только излечение, но даже облегчение страданий больного. И потому во многих культурах лепру стали считать карой небес за прегрешения заболевшего. А появлявшиеся время от времени рассказы о чудесных исцелениях волей богов или наложением рук христианских святых и праведников только укрепляли веру в невещественное происхождение этого недуга.
Отношение общества к прокаженным зависело от традиций конкретной страны и многих обстоятельств. Занимавшиеся изучением проказы специалисты считали, что первое сохранившееся письменное описание действий в случае обнаружения признаков лепры у человека содержалось в Пятикнижии Моисея:
«Повели сынам Израилевым выслать из стана всех прокаженных».
Но изгнание больных далеко не всегда останавливало распространение проказы, и в средневековой Европе, как писал приват-доцент Императорского Московского университета, доктор медицины Д. Ф. Решетилло, начали создавать особые дома для изолированного содержания прокаженных:
«В 636 году лепрозории имелись уже повсюду: в Италии, Франции, Швейцарии и Германии».
На Востоке временами практиковался иной подход к проблеме. Считалось установленным фактом, что в лагере знаменитого воителя Тамерлана тех, у кого находили признаки проказы, сжигали.
К огню прибегали и в Европе, но несколько иным способом и далеко не сразу после установления диагноза. Сначала, как замечал Д. Ф. Решетилло, предпринимались меры правового характера:
«По английским законам того времени прокаженные считались наравне с безумными и умалишенными. Они были исключены из общества, не могли пользоваться правами наследства и фактически на них смотрели как на умерших, так как перед поступлением в лепрозорий их отпевали с разными церковными, похоронными обрядностями, как это практиковалось в то время почти повсюду в Западной Европе».
Браки прокаженных при этом расторгались, а их супругов, отказывавшихся признать подобный развод, подвергали суровым наказаниям. Но в некоторых странах, как констатировал Д. Ф. Решетилло, эту меру сочли недостаточной:
«В Шотландии же, в которой преобладало мнение, что проказа передается по наследству, предписано было кастрировать прокаженных».
Для больных существовали строгие правила, которые требовалось неукоснительно, под страхом жесточайших кар соблюдать. К примеру, если прокаженному все же разрешали по какой-то надобности ненадолго выйти из лепрозория, ему запрещалось посещать людные места, прикасаться к товарам и пище, а также пить из общих источников воды. Обязательным было и ношение специального, отличающего прокаженных одеяния.
В местах, где не было лепрозориев, власти обязывали сельских жителей выстроить для заболевшего хижину. Причем обязательно у проезжей дороги, чтобы путешествующие добрые христиане могли оставлять еду для прокаженного. А после смерти страдальца его сжигали вместе с хижиной.
Жесткие меры предосторожности мало-помалу привели к требуемому результату. В 1664 году был закрыт последний лепрозорий во Франции, немногим позже перестали диагностироваться случаи проказы и в Англии. В германских государствах последний случай заболевания проказой, как считается, зафиксировали в 1812 году. Но в Скандинавии, Прибалтике и Российской Империи распространение лепры в тот момент было в полном разгаре.
«В 636 году лепрозории имелись уже повсюду: в Италии, Франции, Швейцарии и Германии»
Фото: Culture Club / Getty Images
«Не возбуждает уже отвращения»
Версий о том, как и откуда попала на Русь проказа, существовало великое множество. И каждая из них имела обоснование, дававшее ей право на существование. Считалось, что впервые опасный недуг попал в страну в 1462 году с Запада, из Прибалтики, куда она была занесена с Ближнего Востока, числившегося родиной лепры, побывавшими в крестовых походах рыцарями.
Другие специалисты утверждали, что проказу на русскую землю занесли завоеватели с Востока. В качестве переносчиков болезни рассматривали и персидских купцов, посещавших помимо русских городов место, считавшееся средоточием лепры,— Индию.
Однако жители юга России были твердо убеждены в том, что недуг был занесен из другого известного очага проказы — из Крыма. И потому называли болезнь крымской. Также ее именовали и в российских официальных документах. К примеру, из Воронежской духовной консистории 8 декабря 1776 года сообщали в Санкт-Петербург:
«Из Войска Донского многие просят о разводах, прописывая, что сочетанные с ними заразились крымскою болезнью, для которой де болезни, яко опасной, не токмо в сожитии супружеском, но и в одном доме быть запрещается.
A как о крымской болезни, опасна ли она подлинно, и ежели опасна, то чрез сколько времени продолжается и есть излечима или неизлечима, здесь сведений нет, a потому к рассуждению о разводе приступить не можно».
Отсутствие точных сведений о проказе объяснялось не только тем, что ее подлинная природа на тот момент еще не была известна никому. В России, по сравнению со средневековой Европой, распространение недуга было незначительным. И это было следствием второй главной российской проблемы. Из-за плохих дорог, как считали позднее специализировавшиеся на лепре врачи, болезнь распространялась вдоль более удобных транспортных артерий — рек. А ее основные очаги наблюдались на Дону, Кубани, Тереке и Волге.
Распространение проказы можно было бы предотвратить, но этому помешала первая главная российская проблема. Некоторые врачи, желая запечатлеть свое имя в истории медицины выдающимся открытием, выдвигали собственные, не имеющие никакого отношения к реальности теории. Так, медики, которым было поручено найти ответ на вопросы Воронежской духовной консистории, сочли, что болезнь, распространявшаяся в Войске Донском, не проказа, а «сифилис, смешанный с цингой».
А военное командование и в Донском, и в Терском, и в Кубанском казачьих войсках, даже после того, как было установлено, что недуг не что иное как лепра, перемещали сотни с заболевшими казаками с места на место и переселяли их с семьями во вновь образуемые станицы, способствуя распространению болезни.
Казалось бы, все меры сдерживания проказы в Европе были отработаны на протяжении столетий и требовалось лишь внедрить их и неукоснительно им следовать.
В Войске Донском появился лепрозорий — Васильевский дом для одержимых Крымской болезнью. Но уже в 1795 году оказалось, что здание его ветхо и не вмещает растущее число больных. Так что в казачьих станицах пытались решить проблему европейским же способом — выселением больных в домики, стоящие вдали от прочего жилья. Правда, не у проезжих дорог, а в садах.
Насколько действенными были принятые меры, сказать трудно, но проводивший собственное обследование больных проказой Миусский окружной врач и оператор Донской Врачебной Управы доктор медицины Г. Плахов опубликовал в 1841 году свои выводы, гласившие, что проказа — не инфекционная, а передающаяся по наследству болезнь. Его мнение поддержали многие врачи. Но главное, ему поверили казаки. Ведь как можно было не поверить доктору-казаку. И два десятилетия спустя, в отчете о состоянии дел с проказой в казачьих станицах говорилось, что прокаженных больше не выселяют:
«Теперь этих домиков нет, самая болезнь не возбуждает уже отвращения и опасения заразы, чаще напротив — сострадание, и мы встречали неоднократно примеры особенной заботливости и любви супружеской, невзирая на ужасное уродство кого-либо в семействе или супружестве».
С выводами врачей не были согласны казачьи офицеры.
Так, командир Моздокского казачьего полка полковник А. А. Султан Казы-Гирей докладывал в 1847 году командованию, что число прокаженных в его полку за последние два года значительно выросло и что «приращение это зависит от сообщения больных со здоровыми». Полковник добился создания лепрозория в станице Наурской. Но его усилия, как оказалось, не принесли практически никакого результата. Войсковой медик П. Н. Никольский, посещавший этот лепрозорий, писал:
«Медик при визитации нередко не находит в лечебнице ни больных, ни прислуги. Больные отзывались, что они уходили за подаянием, a прислуга за одеждою».
Но врачи не находили в этом ничего страшного. Да и, кроме того, многие из них были уверены, что найдена панацея от проказы и неизлечимая болезнь станет излечимой.
«Вопрос о борьбе с проказой, казалось, был предан забвению»
«Затормозилось на несколько десятков лет»
Крымскую болезнь решили лечить кавказскими минеральными водами.
«Войско Донское,— писал врач, статский советник И. И. Гюберт,— исходатайствовало y главнокомандующего кавказским корпусом дозволение построить в г. Пятигорске дом для своих прокаженных. В 1847 году он уже был готов для принятия больных… В том же году в донскую лечебницу в Пятигорске с Дона прислано шесть человек больных, одержимых проказою, a в последующие шесть лет в нее поступило еще пятнадцать человек донцов, так что всех присланных от Войска Донского, пользовавшихся минеральными водами в Пятигорской лечебнице для прокаженных, было 21 человек. Из них 8 умерло, a 13, не получив никакого облегчения, отправлены обратно на Дон.
Это неблагоприятное последствие было поводом, что дальнейшая доставка прокаженных для лечения водами прекратилась, a лепрозория, просуществовав шесть лет, в 1853 г. была закрыта».
Неудача стала дополнительным доводом в пользу мнения о том, что проказа — болезнь наследственная и не поддающаяся лечению. А потому группа медиков в Войске Донском, как писал Д. Ф. Решетилло, начала борьбу за закрытие единственного в этой войсковой области лепрозория:
«Врачебный инспектор Донской области Прозоров, ссылаясь на авторитет Плахова, a также отчасти из личных убеждений на этиологию проказы, отчасти же на основании мнений 14 врачей, служивших в 60-х годах в военных госпиталях области и тоже соглашавшихся с мнением Плахова, в 1865 году ходатайствовал о закрытии».
Почин донских врачей, добившихся желаемого в 1870 году, подхватили столичные. Благо к выводу о неинфекционном характере проказы пришли и в Германии.
«Под влиянием учения Даниельсена и Бека,— констатировал И. И. Гюберт,— в науке распространилось воззрение, что проказа распространяется исключительно путем наследственности. У нас в России это учение нашло горячего поборника в лице профессора Военно-Медицинской Академии Палотебнова и некоторых учеников его.
Взгляд этот быстро распространился и среди общества, всегда столь чуткого к оптимистическому толкованию вопросов о возможности опасности, и в развитии борьбы с проказой внес большое смятение».
Как горестно писал тот же автор, не помогло даже открытие норвежского врача Герхарда Хансена, обнаружившего возбудитель проказы:
«Хотя учение об исключительной роли наследственности очень скоро было опровергнуто блестящим открытием в 1873 г. лепрозного бацилла и получением доказательств, что болезнь эта распространяющаяся путем инфекции, но осуществление надлежащих мероприятий затормозилось на несколько десятков лет».
Только в конце 1880-х годов по настоянию известного в то время эпидемиолога — профессора киевского Императорского университета Святого Владимира Г. Н. Минха начались работы по восстановлению лепрозориев. Однако потеряно было не только время, но и доверие общества к идее изоляции больных как средству борьбы с проказой. Богатые семьи категорически отказывались отдавать своих родных в лепрозории, обещая построить на своей земле отдельные дома или флигели для них. А те прокаженные, что все-таки оказывались в лечебном заведении, не слишком охотно соглашались следовать установленным правилам и не отлучаться за пределы территории лепрозория.
Врачи признавали, что некоторые больные возвращаются домой на время или навсегда, не спрашивая разрешения. Случались и иные нарушения, о чем в 1902 году газета «Русский врач» писала:
«Проф. Минх имел случай убедиться, что прокаженные девки, выселенные в Земле Войска Донского из станицы в хутор, входили в связь с пастушками, у которых первые узлы проказы появлялись на члене».
После окончания сумятицы и бед, вызванных Первой мировой и Гражданской войнами, оказалось, что ситуация с проказой и прокаженными, несмотря на серьезные усилия новой власти по борьбе с распространением недуга, фактически не изменилась.
«В Прокуратуре СССР,— писал ее глава А. Я. Вышинский (на фото),— есть данные, свидетельствующие о крайне неудовлетворительном состоянии лепрозориев»
Фото: Петров / РИА Новости
«Разъезжают по курортным городам»
Руководители советской медицины прикладывали очень серьезные усилия для обуздания лепры. Строились новые лепрозории, реконструировались существовавшие прежде, усиливалась научная база для изучения болезни, улучшалось материальное обеспечение врачей и обслуживающего персонала лепрозориев. Их главные врачи, например, имели самые высокие оклады среди всех руководителей лечебных учреждений. И даже студенты-медики, согласившиеся специализироваться на лепре, получали увеличенную в полтора раза стипендию.
Не забыли как о необходимости изоляции больных, так и о занятии их трудом. К примеру, в постановлении Совета народных комиссаров СССР от 10 июля 1923 года говорилось:
«Для предоставления возможности всем трудоспособным больным, содержащимся в лепрозориях, вести трудовой образ жизни и для достаточной изоляции лепрозориев от окружающего населения обязать Народные Комиссариаты Земледелия обеспечить все лепрозории, в порядке постановлений земельного кодекса об отводе земель государственным учреждениям, необходимыми участками пахотных, сенокосных, лесных земель и друг. угодиями».
Финансировать лепрозории должны были республиканские наркоматы здравоохранения. Но уже в конце 1920-х годов эта обязанность была передана местным властям.
А у них и без лепрозориев хватало других статей расходов, считавшихся не менее, если не более важными.
Так что с начала 1930-х годов, несмотря на неуклонное уменьшение в печати количества любых критических материалов о проблемах внутри страны, время от времени в газетах проскакивали сообщения о том, что прокаженные уходят за пределы лепрозориев и заражают новых знакомых. Или о том, что в Украинской ССР резко выросло число новых выявленных случаев проказы. А все документы об истинном положении дел имели в то время гриф «Секретно».
Проблемы, вызываемые обитателями лепрозориев, росли как снежный ком, и в справке Прокуратуры СССР, подготовленной в 1938 году, говорилось:
«1. По сообщению прокурора УССР, лепробольные БАТУРИН и ПЛОТНИКОВ переезжали из лепрозория в лепрозорий, везде хулиганя и нарушая режим.
В Украинском лепрозории (Смелянский район Киевской области) они 24.VIII-с. г. устроили дебош, избили охранника и ряд других работников лепрозория, угрожая расправой.
Будучи напуганы этим, все работники лепрозория ночью разбежались…
2. В постановлении Президиума Александро-Обиленского РИКа (районного исполнительного комитета.— "История") от 3.IX-с. г. отмечено, что лепробольные Терского лепрозория (Орджоникидзевский край) систематически уходят из лепрозория, разъезжают по курортным городам: Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Минеральные Воды и общаются со здоровым населением.
3. По сообщению директора Терского лепрозория, ряд больных систематически самовольно отлучаются в окрестные селения, пьянствуют, устраивают дебоши. 26 июля с. г. в день выборов в Верховный Совет РСФСР больной ГАЛАДЖАН устроил дебош, сопровождавшийся разгромом помещений лепрозория. В то же время ГАЛАДЖАН с топором в руках набрасывался на работников лепрозория…
28.VIII-с. г. это дело было рассмотрено нарсудом с выездом на место, в присутствии лепробольных и обслуживающего персонала. ГАЛАДЖАН приговорен к 3 г. лишения свободы.
4. По сообщению Наркомздрава, только в лепрозориях РСФСР насчитывается 12 убийц и 10–15 других правонарушителей, часть из которых осуждена, но из-за отсутствия специальных мест заключения для лепробольных — направлена в лепрозорий.
В случае перевода в другие лепрозории — больные-преступники совершают побеги».
Прокуратура СССР предлагала Наркомздраву и НКВД СССР создать «специальное отделение тюремной больницы для преступников, больных проказой». Но дело, как зачастую и бывало, уперлось в выделение средств. Оба ведомства категорически не хотели брать на себя затратную обузу с содержанием неизлечимых больных.
22 октября 1938 года прокурор СССР А. Я. Вышинский обратился с письмом к председателю Совета народных комиссаров СССР В. М. Молотову, в котором изложил факты из справки и предлагал:
«Полагал бы необходимым поручить НКВД СССР совместно с Наркомздравом СССР и Прокуратурой Союза ССР срочно разработать мероприятия по приведению лепрозориев в порядок».
Однако ужесточение режима содержания прокаженных, если верить зарубежной прессе, привело к восстанию в одном из лепрозориев под лозунгом «Среди прокаженных вся власть прокаженным». Было ли это в действительности или нет, но реальное снижение остроты проблемы наступило лишь тогда, когда после Второй мировой войны были найдены лекарственные средства против возбудителей лепры. Лечение проказы остается непростым, но неизлечимой и смертельной эту болезнь больше не считают.