35 лет назад весь мир облетело сообщение ТАСС об успешном полете многоразового советского космического корабля «Буран», выведенного на орбиту ракетой-носителем «Энергия», совершившего первую в мире посадку в автоматическом режиме.
Фото: Сергей Савостьянов, Валентин Кузьмин, Альберт Пушкарев / ТАСС
Наши сограждане, включая журналистов, в отличие от западных СМИ, эту космическую победу почти не заметили. Полет, который «архитекторы перестройки» сочли ненужным и даже вредным, стал лебединой песней СССР. Державу тащили в «общечеловеческое пространство», а там «Буран» был лишним...
Создание космических ракетопланов, способных совершать суборбитальные и орбитальные полеты, маневрировать в атмосфере и садиться горизонтально, обуславливалось исключительно военными целями.
Первым таким кораблем-самолетом, правда, так и не взлетевшим, был космический бомбардировщик Ойгена Зенгера «Серебряная птица». Он разрабатывался для гитлеровского люфтваффе. Заполучив в 1945-м документацию и конструкторов поверженной Германии в качестве трофеев, американцы начали разрабатывать на его базе боевой ракетоплан. После шокировавшего Вашингтон запуска советского спутника работы ускорили.
Отечественная инженерная мысль тоже не дремала. Еще в 1959-м главный конструктор ОКБ-256 Павел Цыбин предложил Сергею Королеву эскизный проект разведывательного аппарата, который предполагалось выводить на орбиту посредством знаменитой королевской Р-7. Из-за своей формы он получил ласковое прозвание «Лапоток», однако на первых же этапах наземных испытаний был отвергнут как слишком «сырой».
Гораздо более продолжительная эпопея выпала на долю стартовавшей в 1964 году секретной программы микояновского ОКБ-155 «Спираль». Военные тогда требовали создать систему, состоящую из гиперзвукового самолета-разгонщика и боевого космолета. Последний, взлетая в стратосфере со «спины» первого, должен был выходить на орбиту на своих ракетных двигателях. Корабль конструировали для выполнения разных задач — от разведки до ракетного удара по наземным и космическим целям. Те работы возглавлял Глеб Лозино-Лозинский, который позже станет главным «отцом» «Бурана».
Американцы с 1969 года трудились над программой STS (Space Transportation System), более известной как Space Shuttle, «Космический челнок». НАСА совместно с Минобороны США сразу начали делать корабль на пять-семь астронавтов с выводом на орбиту двумя твердотопливными ракетными ускорителями и тремя собственными маршевыми двигателями.
Советские конструкторы пошли по другому пути, избрав принцип постепенного масштабирования. Сначала был построен опытный образец орбитального самолета, дозвуковой МиГ-105.11, прозванный (уже без ласкательно-уменьшительного суффикса) «Лаптем». Со временем он должен был превратиться в гиперзвуковой одноместный ракетоплан «ЭПОС» (экспериментальный пилотируемый орбитальный самолет). Для отработки его поведения в плотных слоях атмосферы строились аппараты серии «БОР» (беспилотный орбитальный ракетоплан).
Космические беспилотники БОР-4 и БОР-5 напоминали маленький «Буран». Облетая Землю как спутники, они успешно приводнялись в Индийском океане, позже — в Черном море. В 1982 году БОР-4 изрядно напугал австралийцев, пролетев бешеным болидом над Кокосовыми островами. Поднятые в воздух по тревоге истребители угнаться за ним не смогли, но успели сфотографировать приводнение. Проявка снимков шокировала еще больше: НЛО оказался «маленьким шаттлом» с загадочной русской надписью на борту.
Программа «Спираль» реализовывалась небыстро, но в целом удачно, все промежуточные цели достигались: к концу 1970-х ракетоплан мог бы уже выйти на боевое дежурство. Был сформирован и отряд пилотов, в который входил, в частности, космонавт № 2 Герман Титов. Однако смерть Микояна, защищавшего проект в партийных верхах, а также позиция ряда военных чиновников привели сперва к замедлению, а потом и полной остановке программы. Тогдашний министр обороны маршал Андрей Гречко насчет «Спирали» безапелляционно заявил: «Мы не будем заниматься фантазиями». Сменивший его на этом посту Дмитрий Устинов отнесся к ней столь же прохладно.
Конструкторы заваливали ЦК письмами, обивали пороги на Старой площади, но решение в верхах уже приняли.
Казалось бы, как можно оборвать почти законченную госпрограмму, на которую уже потратили миллионы рублей?! Да так же, как ранее, после смерти Королева, по решению ЦК свернули «лунный проект» с «Царь-ракетой» Н1: поменялись, мол, приоритеты.
В истории советско-американской космической гонки сюжет с внедрением многоразовых ракетопланов содержит много всякого. Изначально программа шаттлов для НАСА была лишь частью амбициозного проекта, куда входило создание огромной орбитальной станции на 50 человек, базы на Луне и малой ОС на орбите естественного спутника Земли. Когда глава космического агентства Джеймс Флетчер представил президенту Ричарду Никсону только часть этих планов с соответствующей сметой, тот немедленно их отверг. Тогда насовцы пошли на хитрость и отрекомендовали «челноки» как коммерчески выгодные перевозчики грузов на орбиту, не забыв, разумеется, и о военной составляющей. (Программа «Спейс Шаттл» в итоге себя не окупила, хотя подарила много новых технологий, успешно внедренных на Западе.)
В СССР параметры разрабатывавшихся за океаном ракетопланов довольно скоро стали известны, после чего были незамедлительно проведены расчеты их заявленной эффективности. Полученные результаты ясно говорили: затраты на шаттлы как «транспортники» никогда не окупятся. Дальше наступила недоуменная пауза, советские ученые, генералы и чиновники задались вопросом: если расчетливые янки все-таки строят эти монстры с огромным выносным манипулятором и вместительным грузоотсеком, то ради чего, не иначе наши спутники и орбитальные станции задумали с орбит снимать?
В итоге через пять лет после старта программы Space Shuttle, в 1976-м, была начата программа «Энергия — Буран», похоронившая «Спираль», но в то же время вобравшая в себя часть ее наработок.
За официальной версией создания советского челнока как альтернативы одноразовым запускам на орбиту с помощью ракет-носителей скрывалась главная цель — достижение успеха в военном противоборстве с США в космическом пространстве. А на это, как когда-то на атомный и ракетный проекты, денег не жалели.
В 1976 году несколько конструкторских бюро свели под «крышей» НПО «Энергия». Главным конструктором «Бурана», создав под него новое НПО «Молния», назначили Лозино-Лозинского. Академик Валентин Глушко стал руководителем всего проекта. В реализации программы участвовали 70 министерств и ведомств, 1286 предприятий и более миллиона высококвалифицированных специалистов (всего же работали 3,5 миллиона человек).
Из Политбюро поступил приказ построить такой же челнок, как у американцев, благо разведданные имелись. Конструкторы и ученые взяли под козырек, но начали делать по-своему, тем более что штатовцы в свое время кое-что позаимствовали из советской «Спирали» (недаром шаттлы и «Буран» внешне похожи). Иное дело — технические принципы. Различий выявилось много, а главное состояло в том, что вместо собственных маршевых двигателей и разгонных блоков «Буран» выводился на орбиту мощной двухступенчатой ракетой-носителем «Энергия», способной нести на себе до 100 тонн. Это давало больше возможностей маневрирования в космосе (к тому же «Энергию» можно было использовать и отдельно от «Бурана»). Инновационные системы жизнеобеспечения позволяли челноку находиться на орбите 30 суток с поддержанием нормальных условий для 10 космонавтов. У шаттла эти показатели были заметно хуже: 8 астронавтов могли провести на борту 20 дней. В отличие от американского аналога, команда советского ракетоплана в аварийной ситуации имела возможность отделить жилой модуль от ракеты-носителя или катапультироваться. А еще «Буран» мог взлетать и садиться в автоматическом режиме, что заокеанским разработчикам даже и не снилось.
Работы шли достаточно динамично и тем не менее 12 апреля 1981-го были резко ускорены: в тот день успешно стартовал и вышел на орбиту первый пилотируемый челнок «Колумбия». Символика была понятной: ровно через 20 лет после полета Гагарина Америка в космическом состязании вырвалась вперед. А через три года началась уже настоящая гонка на выживание, подобная атомной и ракетной конца 1940-х. Дело в том, что в 1984-м американский корабль «Дискавери» неожиданно «нырнул» с орбиты вниз на 70 километров, прямо над Москвой сымитировал ядерный удар и тут же ушел обратно за стратосферу. Сброшенная с такой высоты атомная бомба достигла бы города за пару минут. Этот маневр сильно напугал цековских «старцев». Участники нашей программы, по их же свидетельствам, три года не ходили в отпуска и работали почти без выходных. Многие поселились в цехах, где оборудовали спальные места. Это был настоящий трудовой и научный подвиг!
Для перевозки частей ракетоплана и ракеты-носителя сконструировали самый тяжелый в мире транспортный самолет Ан-225 «Мрия». Под стартовым столом на Байконуре для охлаждения раскаленных газов стартующей «Энергии» создали целое подземное озеро, отведя воды Сырдарьи. На всю госпрограмму потратили 16,4 миллиарда рублей (на БАМ лишь немногим больше — 17,7 миллиарда).
В мае 1987 года «Энергия» была готова, а «Буран» все еще достраивался. На его опытных образцах тем временем уже испытывали лазерное оружие. При Летно-исследовательском институте (ЛИИ) сформировали опытный отряд космонавтов под командованием летчика-испытателя Игоря Волка, прозванный «волчьей командой».
Между тем руководителей страны дорогостоящая космическая программа раздражала все больше. Михаил Горбачев, по свидетельству очевидцев, вел себя по-хамски, проскакивал со свитой мимо Байконура, на котором специально под его приезд готовили испытания. А однажды, все-таки доехав и окинув взглядом стоявшую на старте «Энергию», министру Общемаша бросил: «Настроили тут минаретов! Ты плюнешь в космос — а вылетают миллиарды рублей!»
15 ноября 1988-го настал наконец решающий день: ракета должна была вывести «Буран» без космонавтов на орбиту, откуда ему предстояло спуститься, дабы сесть на автопилоте. Волновались все: авария означала бы фиаско поистине космического масштаба! Несмотря на сильный ветер и туман, старт «Энергии» прошел без сучка без задоринки — так же, как отделение космоплана и двукратный облет Земли. Однако приземление принесло неожиданность, от которой иных чуть удар не хватил: уже приближаясь к посадочной полосе, корабль резко ушел в сторону и на несколько минут оказался вне связи. Некоторые сотрудники ЦУПа, полагая, что отказала автоматика, высказались за подрыв ракетоплана. Однако заместитель главного конструктора Степан Микоян хладнокровно рекомендовал подождать. Вскоре на высоте 8 километров «Буран» был обнаружен летчиком-испытателем Магомедом Толбоевым, сопровождавшим его на самолете МиГ-25. Челнок спокойно заходил на посадку... с противоположной стороны полосы. Оказалось, что бортовой компьютер, отреагировав на информацию о боковом ветре, автоматически изменил траекторию и вынудил корабль сделать лишнюю петлю, чтобы погасить скорость. Приземление произошло на секунду раньше расчетного времени, почти с ювелирной точностью. Это была победа не только космической и оборонной отраслей страны, но и всего советского народа. Правда, последний был уже настолько дезориентирован, что выдающееся достижение едва заметил.
В мае 1989-го Горбачев провел Совет обороны, где решили резко сократить количество испытательных полетов. Уже в 1990-м осуществление проекта «Энергия — Буран» приостановили, а в 1992-м по решению Ельцина заморозили. Лукавые временщики так и не решились закрыть программу де-юре, просто перестали финансировать.
В стране победившей демократии полноразмерный испытательный макет «Бурана» — БТС-001 — везли по Москве-реке, как тушу убитого зверя, выставив затем в ЦПКиО имени Горького (позже перетащили на ВДНХ). Копия БТС-002, на которой проводились атмосферные испытания, после долгих скитаний по миру осела в частном музее в Германии. Еще одна, полноразмерная, готовая на 95 процентов, с собственным именем «Буря» (в 1992 году она должна была состыковаться с ОС «Мир»), уже 30 лет стоит в заброшенном ангаре на Байконуре, разрушаясь и подвергаясь разграблению. Самая же печальная судьба досталась первому «Бурану». В 2002 году на корабль с высоты 80 метров рухнула крыша монтажно-испытательного корпуса, где он хранился. Космоплан был необратимо разрушен, при этом погибли восемь работавших на крыше строителей.
Победу, которой можно было гордиться, год за годом ее приумножая, превратили в беду и фарс. Специалисты до сих пор гадают: нашлась бы в космосе работа для тяжелой ракеты-носителя и для челнока? Ответ на вопрос может быть такой: в великой космической державе — нашлась бы.