Художник и Пустота

Юлия Меламед о том, от чего на самом деле умер Булгаков.
Булгаков умер в марте. Об этом мало кто помнит. Конечно, смерть Сталина, которую нельзя не вспоминать каждый март, затмевает в нашей памяти смерть писателя.
Михаил Булгаков 
Wikipedia Commons


Смерть тирана — это ж поворотное событие эпохи, созданный им колосс всегда оказывается на глиняных ногах и рушится потом еще долгие годы, шлейф после этой смерти такой жуткий, воронка от этой смерти такая засасывающая и т д.


А смерть писателя, даже очень талантливого — это всего лишь конец его пути. Вроде бы...

Или нет?

Мандельштам говорил: о смерти художника и мыслителя следует говорить как о высшем моменте его творчества. Что же нам говорит смерть Булгакова? Оказывается, многое. Оказывается, Булгаков умер потому что... потому что... его разлюбил Сталин. И да, я почти не преувеличиваю. И даже совсем, в сущности, не преувеличиваю.

«Глубокоуважаемый Александр Николаевич! Простите, что беспокоим Вас этим письмом, но мы не можем не обратиться к Вам, считаем это своим долгом. Дело в том, что

драматург Михаил Афанасьевич Булгаков этой осенью заболел тяжелейшей формой гипертонии и почти ослеп...»

Это отрывок из письма к Поскребышеву, секретарю Сталина (то бишь к самому Сталину) великих МХАТовцев Качалова, Хмелева и Тарасовой. О чем они просят? Угадайте. Ни о чем конкретном. О том, чтобы Сталин вновь полюбил Михаила Афанасьевича.

О! Проза! О, низость! О, тщета! О ничтожность мыслящего тростника! Почему человек так хрупок? И не только организм его тщедушен, но и духом он так же слаб?

Письмо это необычное. Совсем необычное. С одной стороны, это серьезный и отчаянный поступок. В те времена заступаться за опальных писателей было не модно, совсем не модно, да-с... Как точно писал Иосиф Бродский в письме к Вацлаву Гавелу, обходили опальных не только из-за страха потенциального преследования, а потому что считали такого «меченым и обреченным, человеком, на которого глупо тратить время».

И вот, артисты совершают Поступок. Когда так легко и мейнстримно было бы отказаться от бывшего товарища — беспокоят самого Сталина бессмысленным своим письмом. Булгаков — в опале. Его пьеса «Батум» о Сталине Хозяину не понравилась. И он ее запретил. Лучше сказать, он ее зарезал. Лучше сказать, зарезал самого Булгакова. Зарезал посредине подготовки к ее постановке. При обстоятельствах, весьма травмирующих самолюбие Булгакова. Но об этом после.

Надо сказать, что это письмо — настоящая жемчужина выставки музея Булгакова «Последний год: история ненаписанной пьесы». Этим документом музей особенно гордится. Музей отличный, современный, в меру интерактивный, выставка интересная. Тут даже есть фотографический портрет прототипа Аннушки, соседки Булгакова по коммуналке по кличке Аннушка-чума, страшный портрет, ну точно типаж для фильмов Алексея Германа-старшего.

Но на новой выставке (которая посвящена двум последним пьесам Булгакова, и обе — о Сталине) безусловный гвоздь программы — вот это письмо, где МХАТовцы умоляют Поскребышева спасти Булгакова. Как? Передать Сталину... Что? Что именно нужно сделать? Нужно сделать, чтобы Сталин вновь полюбил писателя, позвонил ему еще раз, как когда-то звонил... и вот тогда писатель, конечно, сразу излечится, потому что звонок Сталина имеет магическое и целительное действие сам по себе (в этом вообще никто не сомневается). Но звонка не последовало. И Булгаков умер.

Здесь можно узнать о последнем замысле Булгакова, пьесе, в которой Писатель, пытаясь выторговать себе славу и благополучие, идет на сделку с «человеком в форме НКВД» (Ягодой), а тот стреляется после разговора с «человеком с трубкой» (Сталиным). Пьеса так и не была написана, известен только замысел, а сюжет ее сохранился только в пересказе Елены Сергеевны, которая многое перекраивала на свой лад. Выходит, что замысел пьесы в том, что писатель хочет благополучия и обещает его жене — в этом весь смысл грехопадения мастера. Мелковато. Духовный, символический план у пьесы полностью отсутствуют. Я не верю в такое убогое содержание пьесы и предпочитаю думать, что обмельчание и улилипучивание пьесы целиком на совести Елены Сергеевны.

Зачем Булгаков писал эти пьесы? Об этом существуют разные точки зрения, как водится. Но самое трезвое — это оценка литкритика Анны Берзер: «нет, мне не кажется, что здесь какая-то тайна. Нет, я не заметила иронии или гротеска. Нет, это не пародия, это посредственно написанная пьеса...»

Вот же... крупные художники имеют это уникальное свойство впадать в политическую слепоту и очаровываться тиранами. Льнуть к тиранам. Художник и тиран создают очаровательные и назидательные пары для истории. И каждый уважающий себя гений просто обязан обзавестись своим тираном.

Платон — Дионисий Старший. Пушкин — Николай Первый. Булгаков — Сталин. Теперь посмотрим, как заканчивались эти «дружбы» молодых слонят с крокодилами. Платон тирана просвещал-просвещал, тот слушал-слушал, а потом взял да и в рабство продал философа. Николай Пушкина опекал-опекал, а потом взял да и связал Пушкина по рукам и ногам, да и не последнюю роль сыграл в смерти поэта. Булгакова Сталин тоже опекал, звонил ему, пьесы его ценил, по много раз смотрел, обещал даже встречу... А потом случилось то, что случилось...

Не пытайтесь договориться с крокодилами, друзья, не пытайтесь. История не знает случаев, когда бы эти беседы не заканчивалось трагедией.

Сталиным были очарованы и Булгаков, и Пастернак, оба бредили желанием с ним говорить. Оба считали, что в Сталине проговаривается время. Видимо, отсюда в «Мастере и Маргарите» это желание «мне бы с ним поговорить», которым мучим и Иешуа, и Понтий Пилат.

В общем — не без колебаний — но к 60-летию Сталина Булгаков написал плохую пьесу под названием «Батум», восхваляющую молодые годы Виссарионыча. А Сталин взял да эту пьесу и запретил. Хаха. Как сказал по схожему поводу Довлатов, это что же получается, что я себя дьяволу не продал, а подарил.

Но опала случилась не сразу. Сперва Булгакову сообщили, что пьеса произвела самое положительное впечатление на руководство Комитета по делам искусств.

Подарив себя дьяволу, Михаил Афанасьевич поехал в Батум дособирать материал о жизни Сталина. Тут в вагоне поезда Москва — Тбилиси его и остановила длань вождя. В вагон вошла почтальонша и громко произнесла: «Бухгалтеру телеграмма!» Судьба приняла облик неграмотной почтальонши. А могла и Коровьевым обернуться.

Дьявол ироничен.

Свои самые трагические месседжи он доносит до нас всегда какими-то похабными голосами, и своим главным почтальоном всегда назначит какого-нибудь Коровьева.

Никто не понял, кто такой этот бухгалтер и кому телеграмма. Зато сам «Бухгалтер» понял. «Это не бухгалтеру, а Булгакову. И это — конец», — произнес Михаил Афанасьевич слова, которые навсегда врезались в память Елене Сергеевне и Виталию Виленкину, его спутникам.

Текст телеграммы гласил: «Надобность поездке отпала возвращайтесь Москву». По дороге обратно с Булгаковым случился сильнейший сосудистый криз. Он заболел тогда же — в машине по дороге домой. И через пять месяцев после этого умер. Сталин отверг его вместе с его пьесой. Также поступила информация, что «наверху посмотрели на пьесу Булгакова как на желание наладить отношение к себе». Такой удар по самолюбию вынести сможет не каждый.

Почему-то стихи Мандельштама, демонизирующие Сталина — «Мы живем под собою не чуя страны», — Сталину нравились. А пьеса Булгакова «Батум», прославляющяя его, не понравилась. Почему так произошло? Почему демонизация, увеличивание (в черную сторону) его размеров Сталину льстило?

Факт в том, что после стихов «Наши речи за десять шагов не слышны» Мандельштама было решено «изолировать, но сохранить». А после пьесы «Батум» Булгакова было решено не сохранять.

Мандельштам не ластился к власти, и то, что не печатают, его не то что бы не тяготило, но он принимал это с безысходностью — знал, что нет ему места в советском раю. Такие, как он, советского рая не заслужили. Известно, что он выгнал молодого писателя, который просил его (изгоя) составить ему протекцию, и долго кричал на лестнице: «А Андрея Шенье — печатали?! А Сафо — печатали?! А Иисуса Христа — печатали?!»

А Булгакова тяготила правка плохих чужих текстов на революционные сюжеты в Большом театре (чем он вынужден был зарабатывать на жизнь). Он хотел и требовал советского рая. И советской славы. И не получил, конечно...

Сам Булгаков блистательно изничтожал деятелей искусства в «Записках покойника» («Театральном романе») (убийственной сатире на МХАТ). Но на него самого такого же талантливого и злого пера не нашлось. (Не считая травли со стороны бездарных и завистливых коллег за лучшую его пьесу «Мольер»).

В этом месте мне, как колумнисту, положено выйти на современность. Но хотя современные измельчавшие до мышей гении тоже — все как один, ну, все как один — льнут к власти, но поскольку они не гении, то и упрекать их не в чем...


P.S.

Вот это письмо:

«Медицина оказывается явно бессильной, и лечащие врачи не скрывают этого от семьи. Единственное, что, по их мнению, могло бы дать надежду на спасение Булгакова, – это сильнейшее радостное потрясение, которое дало бы ему новые силы для борьбы с болезнью, вернее – заставило бы его захотеть жить, – чтобы работать, творить, увидеть свои будущие произведения на сцене.

Булгаков часто говорил, как бесконечно он обязан Иосифу Виссарионовичу, его необычной чуткости к нему, его поддержке. Часто с сердечной благодарностью вспоминал о разговоре с ним Иосифа Виссарионовича десять лет назад, о разговоре, вдохнувшем тогда в него новые силы. Видя его умирающим, мы, друзья Булгакова, не можем не рассказать Вам, Александр Николаевич, о положении его, в надежде, что Вы найдете возможным сообщить об этом Иосифу Виссарионовичу

Качалов
Хмелев
Тарасова».

Ужасно.

Автор
Юлия Меламед
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе