История одного убийства: как сталинские репрессии навсегда лишили Советскую Армию политической субъектности

В середине июня 1937 года, восемьдесят пять лет назад, за двадцать пять минут до полуночи, был вынесен смертный приговор участникам «военно–фашистского заговора в Красной Армии».

Той же ночью были расстреляны Маршал Советского Союза Михаил Тухачевский, командармы 1 ранга Иона Якир и Иероним Уборевич, командарм 2 ранга Август Корк, комкоры Витовт Путна, Роберт Эйдеман, Виталий Примаков и Борис Фельдман.


Их обвиняли в том, что они были членами антисоветской троцкистской военной организации. Помимо Троцкого, военные якобы были связаны с лидерами левой оппозиции Георгием Пятаковым и Леонидом Серебряковым, лидером правой оппозиции, виднейшим партийным теоретиком Николаем Бухариным и бывшим председателем Совета народных комиссаров СССР Алексеем Рыковым, преемником Ленина.

Еще им приписывали связь с германским генеральным штабом.

Так начались массовые репрессии в Красной Армии. В 1956-1957 годах военачальники были реабилитированы.

Вопросы тем не менее остались.

Связь с германским генеральным штабом была провокацией германской разведки. Та вбросила дезинформацию через чешского президента Бенеша. Компрометирующие Тухачевского документы по приказу Сталина выкупили за три миллиона золотом, но они были ловко сделанной фальшивкой. Связи с левыми и правыми оппозиционерами одновременно могли быть чем-то реальным, а могли — и ритуальным мифотворчеством следователей НКВД. Записи телефонных разговоров обвиняемых, на которые ссылалось обвинение, в пятидесятые годы были уничтожены по приказу Хрущева. Известно, что военные из окружения Тухачевского во время коллективизации поговаривали о том, что дела в стране идут скверно, Сталина, скорее всего, убьют, и они должны быть к этому готовы. По тем временам подобные разговоры вполне тянули на «военно-фашистский заговор», а последующий размах репрессий, не только обезглавивших, но и обескровивших РККА, мог быть связан и с карьеристскими поползновениями наркома внутренних дел Ежова, набивавшего себе цену в глазах вождя. Да и со сталинской паранойей тоже.

После связанных с коллективизацией тяжелых нервных перегрузок (страна была крестьянской, тогда все висело на волоске) и самоубийства любимой жены Сталин стал другим человеком. Люди из его ближнего круга вспоминали о многократно усилившейся сталинской подозрительности, недоброжелательности, утрате контакта со старыми друзьями. При этом у Сталина был специфический жизненный бэкграунд: в молодости, в закавказском подполье, организуя ограбления банков, он действовал гангстерскими методами, и у него был огромный опыт интриг. Он мог ставить себя на место тех, кто попал в «военно-фашистские заговорщики»: что бы произошло, будь у него такие же возможности устроить заговор, как у высокопоставленных военных?

Все приговоренные к смерти так или иначе противостояли группировке наркома обороны Ворошилова и его сторонников, преимущественно бывших конармейцев. При этом участники «военно-фашистского заговора» не были единым целым. Между начальником Штаба РККА Тухачевским и бывшим начальником вооружений РККА Уборевичем (оба были заместителями наркомвоенмора) существовали острые противоречия. Стажировавшийся в Германии Уборевич был сторонником модернизации Красной Армии по германскому образцу, а Тухачевский скорее предпочитал французский. Но их всех объединяло то, что они были сильными фигурами, способными на самостоятельную игру.

Много лет назад, после Гражданской войны и смерти Ленина, Тухачевский и другие крупнейшие военачальники того периода не поддержали создавшего Красную Армию Троцкого. Это предопределило его падение — но то, что они могли принять и другое, спасительное для Троцкого решение, не было забыто. За кажущимся безумием репрессий Большого террора было и рациональное начало: страх приводил к безусловному повиновению огромную страну, армию и еще не забывших об относительной внутрипартийной демократии большевиков. Одновременно страх парализовал, лишал предприимчивости и инициативы: это сказалось в 1941 году. Лишенная ведущих военачальников и множества опытных командиров среднего звена армия встретила вермахт ослабленной.

В СССР такие дискуссии были невозможны, но после его распада обсуждаемой темой стала реальная боеспособность РККА. По мнению некоторых историков, дисциплина и боевая подготовка Красной Армии и до репрессий была невысока. Это было связано с низким образовательным уровнем среднего и младшего комсостава, плохо владевшим не только военными специальностями, но даже внятной речью, способностью объяснять: педагогической риторикой. Бойцов некому было готовить. Проблема не ограничивалась рядовыми и младшими командирами. Многие из тех, кто поступил в Академию Генерального штаба, медленно и плохо усваивали учебный материал, и об этом в одной из своих директив говорил Ворошилов — сказывался недостаток интеллигентности.

Эти авторы считают, что репрессии незначительно повлияли на Красную Армию.

Совсем иного мнения, однако, был один из лучших полководцев Великой Отечественной войны Константин Рокоссовский, арестованный, подвергшийся пыткам, не давший ложных показаний ни на себя, ни на других и освобожденный во время бериевской «оттепели» из-за ходатайства Тимошенко, Буденного и Жукова к Сталину. Рокоссовский считал репрессии в РККА катастрофой: их следствием (а также результатом огромного предвоенного увеличения Красной Армии) оказался стремительный карьерный рост не готовых к этому военных. Они получили под свое командование корпуса и даже военные округа. Многие из них не выдержали проверки войной.

Маршал Тухачевский был слишком яркой и противоречивой фигурой, чтобы уцелеть во время репрессий. Он был блестящ и талантлив, но в постсоветский период некоторые исследователи называли его талантливым авантюристом. Представления Тухачевского о путях развития РККА («тракторные» танки, оказавшиеся пустышкой динамо-реактивные безоткатные орудия) во многом были химерическими. Но по его инициативе начали развивать ракетное оружие — в результате появились знаменитые «катюши». Он, безусловно, был увлекающимся человеком, фантазером. То, как Тухачевский мог бы противостоять Гудериану и Готу, относится к области фантастики, альтернативной истории — судя по тому, к чему в 1920 году привело его наступление на Варшаву, это могло закончиться большой катастрофой. А могло оказаться удачным: против Колчака и Деникина Тухачевский воевал отлично.

Вермахт встретили другие люди. Некоторые из них оказались бездарны, другие стали «рабочими лошадками» войны, третьи привели страну к Победе и вошли в легенды. Те, кто был расстрелян в 1937 и 1938 годах, остались возможностью, нереализованным шансом, поводом для бесконечных споров. Применим ли был их, связанный с Гражданской войной, опыт в совсем иных условиях Великой Отечественной? Смогли бы они адаптироваться к натиску вермахта и оперативному искусству германского генерального штаба так же быстро, как это получилось у куда более молодых, вынесенных репрессиями на верхушку военной иерархии командиров? На эти вопросы никто никогда не ответит.

Но несправедливость того, что произошло в июне 1937 года, всегда будет жечь сердце. Закапанные кровью допрашиваемых листы с их показаниями, расстрелянные жены и братья, сосланные матери и сестры, отправленные в детские дома сыновья — все это смертный грех советской истории. Михаил Тухачевский жил легко, был лишен жалости и нацелен на жизненный успех, в нем было много от Наполеона. Он проливал кровь, как воду, был абсолютно циничен, после Гражданской войны восстановил фамильное имение и поселил в нем сестру, — да и все остальные приговоренные не были большевистскими ангелами. Комкоры и командармы были людьми своего противоречивого и жестокого времени, но к фашистским заговорщикам они отношения не имели.

В июне 1937 года произошла еще одна важная вещь: репрессии в РККА лишили политической субъектности советскую армию. Сталин еще раз перетряхнул ее после войны, Хрущев отправил в отставку с поста министра обороны маршала Жукова, то ли готовившего, то ли не готовившего военный переворот, — и генералы перестали играть самостоятельную политическую роль. ГКЧП оказался крайне беспомощной историей. Навыка заговоров, захвата и удержания власти — да и вкуса к власти — у отечественных военных не было.

Советская армия осталась не политической, а профессиональной организацией. Как профессионал умер и главный герой этого расстрельного списка, маршал Тухачевский. Перед расстрелом он крикнул: «Да здравствует Красная Армия!». Его партией и Отечеством было войско, которому он посвятил жизнь.

Автор
Алексей ФИЛИППОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе