У Ласточкина завод отобрали — всё та же хищная тупая свора чиновников, которая набрасывается на всё, что дышит, сверкает и цветёт. Истребитель пятого поколения по-прежнему остаётся русской мечтой. А завод погибает: уникальное оборудование чахнет, территорию распродают по частям. Рабочие и инженеры, вдохнувшие воздух будущего, уходят с завода и опять возвращаются в автосервис, на бензоколонку, в торговую лавку.
Ласточкин должен был погибнуть от тоски, от оскорблений, от насилия, которое совершили над ним и его сокровенной мечтой. От такого удара тонут авианосцы, падают боинги, рушатся гигантские гидростанции. Ласточкин не упал, не разрушился. Им по-прежнему движут воля, мечта, глобальное сознание. Он погрузился в создание снегоходов. Принадлежащий ему завод «Русская механика» производит снегоходы и квадроциклы — технику, которая резко увеличивает возможности северного человека, технику русских снегов и болот, непроходимых чащоб и громадных пространств. Эти небольшие, изящные, похожие на сверкающих ласточек машины сходят одна за другой с конвейера, их, словно дремлющих птиц, бережно помещают в деревянные ящики и поездами развозят по всей бескрайней России, где они начинают летать, порхать, свистеть на бреющем полёте, полосуя русские снега и льды.
Производство снегоходов «Русской механики» таково, что они уже сегодня покрывают две трети российского рынка и продолжают теснить японские Ямахи и канадские Викинги. Зимой спрос на эти снегоходы взлетает до небес, к весне начинает падать и почти прекращается летом. И тогда взлетает синусоида квадроциклов, которые полюбились фермерам, охотникам и ягодникам, обитателям тундр и болот.
В снегоходах Ласточкин видит не только увлекательную спортивную машину, не только инструмент отдыха и развлечения. Он видит в снегоходах инструмент покорения Севера, куда однажды в советское время уже пришла могучая цивилизация, создав по кромке ледовых морей посёлки газовиков и золотодобытчиков, погранзаставы и метеорологические станции, базы подводных лодок и секретные гарнизоны.
Теперь эта цивилизация по вине разбойников девяностых годов рухнула, и русским вновь предстоит осуществить вторую волну колонизации Севера.
Испытатели снегоходов, работающие на «Русской механике», совершили дерзновенное путешествие. Трое молодцов, одержимых таинственным восторгом перед бесконечным русским пространством, решили испытать свои богатырские силы и выносливость железных машин, кинулись в рискованное, почти смертельное путешествие. Первым броском из Рыбинска по снегам и льдам достигли Салехарда, одолев три тысячи километров снежного пути. И второй бросок от Салехарда до Уэлена — восемь тысяч километров по слепящим льдам и снегам, отшлифованным полярным ветром и солнцем. Они прошли по ледовой кромке, наблюдая чудовищный разгром: мёртвые города и посёлки, брошенные корабли и вездеходы, рудники и погранзаставы, бетонные монументы покорителям Севера, похожие на памятники генералу Карбышеву. Они ночевали на снегу, ухаживали за своими утомлёнными стальными машинами, у которых за весь этот чудовищный путь не было ни единой поломки.
У памятника Отто Юльевичу Шмидту
Они вернулись и рассказали Ласточкину о возможностях снегоходов, о плацдарме, на который придётся вернуться русскому человеку, о несметных богатствах, за которыми вновь явятся на Север русский рабочий и воин.
Ласточкин готовит великолепные снегоходы для будущей неизбежной борьбы за Арктику, в которую уже вступили ведущие страны мира: в борьбу на нефть и газ, за полярные морские и воздушные трассы, за тот таинственный полярный район, где по-прежнему подо льдами, под полярными радугами кружится карусель подводных лодок. Военные гарнизоны и погранзаставы, базы флота и научные лаборатории, нефтеносные месторождения и плавучие нефтяные платформы — всё это будет остро нуждаться в снегоходах, в мобильном летучем транспорте. Если поставить на него систему ГЛОНАС или турель с пулемётом, он становится эффективным средством индивидуального бойца или целого летучего подразделения. А снабжённый прицепом с дополнительными топливными баками является необходимым средством для хозяйствующего субъекта, который вернулся на Русский север за золотом и молибденом, подводной нефтью и газом.
Сначала мы ходили с Ласточкиным по цехам и гладили эти драгоценные, с заострённым клювом стальные машины, заглядывали в их хрустальные фары, похлопывали по упругим кожаным сиденьям, как похлопывают породистых лошадей. А потом, обрядившись в непродуваемые куртки, в меховые сапоги, напялив тёплые шапки и солнцезащитные очки, как безумные, с десятком других машин мчались по замёрзшим болотам, сверкающим лесам, выносились на лёд озёр, одолевали замёрзшие речки и набитые снегами овраги, пугая тетеревов и лосей. И в самой глубине неприступного русского леса, среди трескучего мороза зажгли костёр, пили густую, как прозрачное масло, водку, которая неохотно и вяло вытекала из бутылки в стакан.
Я пил эту густую, жгучую, как огонь, водку за здоровье Юрия Ласточкина, во славу русских снегоходов, за победу русской воли и разума над жестокими стихиями мира, с которыми всегда, во все века грудь с грудью встречалась Россия и выигрывала эти беспощадные схватки.
Александр Проханов
Газета "Завтра"