Еду домой… Поэт Мария Ватутина о детстве в Херсонской области и о кровной связи с Украиной

Ананасовые. Кабачки бывают длинной семьдесят сантиметров. Можно есть молочную кашу с «Бычками в томате». Это все мы, московские школьники, проходили в Херсонской области, два лета подряд, в трудовом лагере – 8-9 и 9-10 класс. Совхозам помогали малолюдным. Когда идешь вдоль грядки от дороги, глубоко в поле, складывая в кулек фартука кабачки, можно уйти так далеко, что этой самой дороги и грузовика не видно.


Стела на въезде в Херсон.
Фото: РИА Новости


Кабачки колются, поэтому варежки незаменимы. Связываешь концами огромный фартук на животе и впихиваешь туда огромные кабачки. Чем больше уместится, тем меньше хо́док к ящикам в начало грядки. Вечером в селе далекие украинские песни, как в кино: а это московское музыкальное училище Ипполитова-Иванова неподалеку в бараках живет. Купание в камышах. Экскурсия в Николаев – там сумасшедшая закупка продукции знаменитой парфюмерной фабрики. Всем родственницам: цветочный лосьон, огуречный одеколон, кремы, все натуральное.


Это была моя страна. И моя Херсонщина. Не только твоя, Кабанов. Я ее ручками перебрала, ножками протоптала, это когда машины с полей до села не было, ходили пешком с остановкой на арыке, склоны которого усыпаны диким абрикосом и шелковицей. По нашей с тобой родине ходили.


Мои прадед и прабабка похоронены под Кировоградом, на кладбище за Фундуклеевкой Александровского района. Они украинцы. Дед ушел оттуда на Великую Отечественную. А вернулся уже в Москву – в семью моей бабушки. 


«Да Здравствует нерушимая дружба народов СССР!» 1960 е — Бернадский Валентин Данилович


А знаешь, как там улицы называются? Загляни в «Яндекс.карты»: Пушкина, Горького, Ватутина, Маяковского, Шевченко, Сковороды, Островского, Сергея Есенина и даже Суворова и Чкалова. Мне маленькой доверяли по утрам ходить с пустой бутылкой к соседке – она наливала парного молока, а я его выпивала по дороге домой. Моя прабабка Мотрёна – я ее помню, застала – сухая, высокая, абсолютно слепая. Уверенно ходит по двору. Посылает другую мою – московскую – прабабку в огород за цыбулей. Какая такая цыбуля… Ушедшая в землю по пояс мазанка, снопы пионов и кустищи сирени во всех дворах. Кукурузу варили в чане во дворе. Лакомством был кусочек, отломанный от большой таблетки жмыха. А рядом в трех станциях есть местечко Каменка. Ты, Кабанов, не знаешь, а я знаю. Вот угадай, кто написал:

Есть одно место в Южной России, которое я не променяю ни на какие другие в мире – это местечко Каменка… Я люблю в ней ее прошлое, она овеяна для меня духом поэзии; образ Пушкина витает предо мною; все здесь настраивает на поэтический лад.

Это написал Петр Ильич Чайковский, который с юности жил подолгу в Каменке у своей сестры Александры Ильиничны и ее супруга Льва Васильевича Давыдова, сына декабриста, двоюродного брата Дениса Давыдова. Мать хозяина была племянницей князя Потемкина. В Каменку приезжал Пушкин, там собирались декабристы. Чайковский, по воспоминаниям современников, на вопрос о летних планах часто отвечал: «Еду домой», имея в виду Каменку. Там звучал впервые «Евгений Онегин».


А.С. Пушкин над озером в вечерний час», 1978. В. Б. Щербаков


В 2011 году мне написали из музея Александровки (не буду пока называть фамилию доблестного летописца села): «Здравствуйте, уважаемая Мария Олеговна! Привет Вам из Фундуклеевки… Я работаю над “Литературным словарем Александровщины” и планирую помесить туда и Вашу биографию, а также портретное фото. Судя по Вашим стихам, в Александровке Вы бывали в детстве и до сих пор помните вкус бабушкиного борща и крик хряка… Расскажите о своем александровском (фундуклеевском) периоде жизни. Кто-то из родственников, наверное, и сейчас живет у нас? Каким образом Вы связаны с нашим краем? Давно бывали в Александровке? У нас построили красивый храм. Его фото есть на сайте музея. А еще хотелось бы иметь в музее книги Марии Ватутиной. Ваши стихи сегодня читал в Интернете целый вечер…». Много там было родни. Они говорили на суржике. Дед, когда ему было плюс-минус семьдесят, женился туда на своей первой (довоенной) любви. Я ездила в Фундуклеевку и в детстве, и в двухтысячные – к «новобрачным». В последние три года родственникам моим пришлось продать свои дома и переехать в Россию. 


Это – моя Украина. С ударением на «моя».


Многолетние поездки в Киев, друзья, песни на берегу Днепра. Долгие часы, проведенные в черных подземных ходах Киево-Печерской лавры, с промельками монахов, держащих свечки, русские святые, чудотворцы, Нестор-летописец. Могила Столыпина. Князь Владимир, похороненный за стеной монастыря. Плита Ярослава в Софии. Владимирский собор, расписанный Васнецовым, Нестеровым, Врубелем. Памятник генералу Ватутину – обязательный к посещению каждый раз. Он – мой. Однофамилец, но родней родного. Всю жизнь он у меня на флаге. А Бабий Яр осилила только один раз. Неизгладимое впечатление на всю жизнь – пещера святого Досифея в Китаевском монастыре. Пребывая в Киеве, с могучим монахом, оказавшимся по воле судьбы на самом деле монахиней, захотела лично повидаться Елизавета Петровна. 


Как я счастлива, что успела свозить в Киев сына. Прекрасный, любимый город. 


В последний предмайданный приезд подруга, доктор философских наук, профессор Киевского университета уже охала, что за русский выгоняют с кафедры ее коллег. Ну вы же были нормальными людьми до первой крови! До плюшек Виктории Нуланд!


Виктория Нуланд раздает печенье.
Фото: AP Photo / Andrew Kravchenko


В Харькове была я дважды, один раз чуть не погибла под оползнем с крыши, один раз чуть не погибла, когда машина издателя повисла над кюветом на ледяной дороге. Третий раз не пустили. Организаторы Чичибабинского фестиваля хотели пригласить, но служба безопасности сказала, что не пропустят на границе – я была в Крыму после 2014 года. Тогда поэт Ирина Евса с вдовой Бориса Чичибабина проводили этот фестиваль. Ирина приезжала в Москву часто и дружила со всеми поэтами патриотического лагеря. Когда-то получила здесь «Русскую премию» как выдающийся русскоязычный поэт. Жила у меня недели две в другой приезд. Как она радовалась, когда в Харькове открыли сквер с бюстами русских поэтов. Каждое лето у нее на даче под Феодосией гостила замечательный русский поэт Светлана Кекова. По соседству в Коктебеле многие годы проходил в начале осени Волошинский фестиваль. Съезжались поэты со всех уголков России, Украины, из США, Израиля, Прибалтики, Польши. Звучал джаз, поэты зажигали, любили, болели ротавирусом и не предъявляли претензий к россиянам за имперскую колонизаторскую политику… СССР?.. России? 


Почему вы, украинцы, оказались настолько готовы отказаться от счастливой нашей молодости, от братства, словно стояли на низком старте еще во время наших застолий и объятий? Даже Ирина Евса, критиковавшая украинский режим (это слабо сказано), негодующая по поводу этого режима, с первых дней спецоперации приняла антироссийскую позицию? Потому что разрушили дома, потому что убили украинцев?


Вот, значит, где заканчивается способность здраво мыслить. Евса в первых постах кричала: русские поэты – почему вы молчите? Мы молчим, потому что у нас в голове не укладываются кадры с факельными шествиями, прилеты по детям Донбасса на протяжении восьми лет. Мы молчим, потому что понимаем неизбежность помощи Донбассу и необходимость претерпеть наличие военных действий для того, чтобы наши деды в гробах не переворачивались. А вот почему ты молчала о Донбассе, о нацизме, о пытках в СБУ и бесчинствах «Азова»*, а, Ирина Евса, иудейка, поэт, лауреат «Русской премии»? Тебе хватило пары прилетов по пригородам Харькова, чтобы предать миллионы жертв своего народа, проглотить наличие нацистов на Украине, ты претерпеть освобождение от всего этого не захотела. Ты думаешь, мы тут в восторге от того, на что вынудили пойти нас для защиты Донбасса? Твою страну гробим не мы. И не Запад. А ты. Ты ее и гробишь все эти годы своим молчанием и, выходит, двуличием. Но есть другие украинцы. Они претерпевают. И понимают, ради чего. Их прилетами ракет не заставишь принять сторону мрази. Или советские войска, освобождая ту же Украину, не выбивали из городов фашистов орудийными залпами?


Фото: Sputnik / Константин Михальчевский


Тем приятелям, которые тогда, в 2014 году, еще вступали в контакт, ерничая и прощупывая настроения, и упрекали меня в том, что я поехала в Севастополь выступать в университете, я говорила: опомнитесь. Там люди нам, московским, на шею от радости вешаются, впервые нас видя. Они ликуют! 


У меня связь с Украиной – кровная, духовная, историческая. Я родилась в стране, в которой была Украина. Я вскормлена гостинцами от украинской родни, я понимаю суржик, да и украинский. Я истово люблю украинские песни. Я дружила с огромным количеством поэтов, живущих там.


Зачем у нас всех это отобрали? Что сделали ваши политики с Украиной и с нашими отношениями за последнюю одну седьмую прожитой мною жизни? И вот главный вопрос: если Украина – моя и миллионов россиян и украинцев, какого черта там забыли ЕС и Америка? Украинский народ, лишенный памяти и информации, и – как поэт Ирина Евса – ужасающийся «варварскому нападению» России, резко поменявший остатки родственных чувств на ненависть; украинский народ, не готовый претерпеть или вручную поменять свою власть, перелицованный наизнанку, решивший, что европейские ценности дороже славянского Союза племен, к которому наши умные предки пришли еще в 6-7 веке, ты разучился смотреть в будущее. И в прошлое, где у нас была мощная держава и единый народ. Если не в курсе, погуглите.
____________________________________
*«Азов» запрещен на территории России. Символика организации признана экстремистской в России и запрещена, а сам батальон намерены объявить террористической организацией.

Поделиться