С ужасом припоминаются аналогичные сюжеты истории. Поп Гапон вел рабочих навстречу Кровавому воскресенью с иконами и портретами императора. Расстрел мирной демонстрации навсегда подорвал легитимность монархии в России и подарил в общем добродушному и религиозному Николаю II эпитет «кровавый». Красный террор, конечно, впоследствии унес во много раз больше жизней, чем 1905 год и все «столыпинские галстуки». Но это была уже другая история — террором большевики на руинах имперской власти утверждали свою. А чтобы разрушить власть, миллионы репрессированных не нужны — достаточно роковых символических действий, убивающих веру в «царя», подрывающих доверие общества к власти.
Особое напряжение в Ингушетии объясняется, вероятно, тем, что государевы люди и общество, живущее традициями тейповой демократии, вошли в жестокий клинч. Известны случаи, когда села не давали арестовать своих земляков, несправедливо, по их мнению, обвиненных в терроризме. С другой стороны, официальные лица не смогли решить не только вопросы судебной справедливости, но и элементарные социальные проблемы.
Были попытки привлечь во власть представителей разных тейпов. Однако это привело только к тому, что чиновники из карьерных или политических соображений, позабыв о государственном интересе, увлеклись традиционалистской риторикой и межтейповыми разборками. Эффективный компромисс не получился. В Ингушетии авторитет государства упал до такого уровня, когда нужно думать о радикальном обновлении политических лидеров.
Вопрос о природе сильной власти решался в нашей культуре на протяжении всего Нового времени. Европейский ответ (одно государство — одна нация) был главным трендом эпохи, завершившейся распадом империй. Вот в Турции удалось добиться того, что все жители и даже отсидевшие диссиденты любят свою армию и свою власть. Но турки ради этого в начале прошлого века вырезали миллионы армян, а сейчас они не могут ни ассимилировать, ни победить курдов. Национализм как путь к сильной власти имеет убийственные противопоказания. И игра на любом национализме на Кавказе — это война.
Россия традиционно предпочитала ассиметричный ответ, творчески относясь к единству законов и обычаев на своей территории, позволяя по мере возможностей разным народам жить по-своему. Понятно, что и тут были проблемы, но многовековой русско-татарский мирный альянс — наш вклад в мировую практику госстроительства.
Но сегодня обеспечивать стабильность, договорившись с лояльными лидерами, часто уже невозможно. Особенно если местные власти находятся в конфликте с местным населением. Для стабильности придется делать самое сложное — начать разговор с обществом не только с помощью силовиков и высоких начальников, а напрямую. Это, правда, сложно: протестующие на волне эмоций часто выдвигают невыполнимые и абсурдные требования. Но делать это придется.
Эксперт Online