Джихад, Google Glass и электронные книги

Эксперт по исламскому фундаментализму и автор антиутопий Мартин Шойбле рассказал «Русской планете», чем грозит монополизм в интернете и почему молодежь становится боевиками.

Мартин Шойбле — немецкий писатель, кандидат политических наук. Он известен прежде всего своими документальными работами, посвященными арабо-израильскому конфликту и механизмам радикализации людей и обществ. В России издана только пятая по счету его книга на эту тему — в русском переводе «Джихад: террористами не становятся», в оригинале носившая название «Черный ящик джихада».

Мартин Шойбле. Фото: fuenfbuecher.de

В «Джихаде...» Шойбле восстанавливает биографии двух террористов-смертников — Даниеля и Саида. Первый родился в Германии, в католической семье среднего класса. Тяжело перенес развод родителей, попытку суицида матери; всю жизнь искал образ своего отца, следуя то за одним, то за другим «авторитетом». От Карла Маркса, гангста-рэпа и торговли наркотиками он пришел к радикальному исламу, бундесверу и пакистанскому тренировочному лагерю джихадистов. В годовщину терактов 11 сентября в 2007 году Даниель готовился подорвать в Германии несколько заминированных автомобилей. Спецслужбы арестовали его за неделю до намеченной даты в Зауэрланде.

В отличие от Даниеля, палестинец Саид был продуктом своей среды: его детство пришлось на первую интифаду, юность — на вторую. Его семья была небогата и не слишком религиозна, но с малых лет он видел израильских солдат на улицах родного города и слышал, как взрослые восхваляют мучеников — смертников, погибших солдат и случайных прохожих, попавших под перекрестный огонь. Рай, уготованный мученику, вероятно, виделся Саиду единственным выходом из окружавших его страха и бедности. Ему не нужно было «промывать мозги», как Даниелю: он сам нашел дорогу сначала в мечеть, а потом в «Бригады мучеников Аль-Аксы». В 2002 году, в возрасте 17 лет Саид взорвал себя на автобусной остановке посреди Иерусалима, убив семерых и ранив еще около 40 человек.

В 2013 году Мартин Шойбле отошел от привычного формата журналистского расследования и написал книгу для детей «Сканеры». 30 ноября и 1 декабря он представил эту антиутопию (жанровое определение самого автора) российским читателям на литературной ярмарке non/fiction.

В мире «Сканеров» человечество пережило Третью мировую войну и изолировало себя в закрытых мегаполисах с пластиковыми растениями и виртуальными парками. На этом радикальные отличия от современной реальности заканчиваются. Сам Шойбле объясняет это так: «Когда пишешь антиутопию, стоит опасаться, что к тому моменту, когда твоя книга дойдет до читателя, она превратится в исторический роман».


Последствия взрыва, устроенного Саидом в Иерусалиме в 2002 году. Фото: AP

«Сканеры» делают лишь небольшой логический шаг в том же направлении, в котором развиваются информационные технологии последние несколько лет. Каждый носит «примочки» — очки дополненной реальности типа Google Glass. Общение между людьми полностью замещено обменом видеороликами: «примочки» записывают все, что видит владелец, и у того есть возможность открывать доступ к прямой трансляции друзьям. Они же могут распространять поток дальше — концепция «частной жизни» практически изжила себя.

Благодаря примочкам и другой электронике производитель и рекламодатели знают все о вас и каждом вашем действии. Мир «Сканеров» — это мир кабальных кредитов и абонентской платы за все, вплоть до «умного» холодильника. На абонентскую плату можно получить скидку, если регулярно смотреть рекламу и отвечать на вопросы о ее содержании. Положение человека в социальной иерархии определяется тем, в каком их трех секторов он может позволить себе жилье. Должник моментально отправляется в трущобы.

Новый интернет — «Ультрасеть» — и вся информация в нем принадлежат единственной корпорации, постепенно подменяющей правительство. В этом пока что есть еще одно отличие вымышленного мира от реального. Впрочем, не такое уж большое. Как отмечает Шойбле, 95 % пользователей Google в Германии просматривают только первые восемь ссылок в выдаче. «Та ли это информация, которую вы хотите получить? Почему именно на эти страницы существует наибольшее количество ссылок? Потому, что в корпорациях есть целые отделы, которые пишут отзывы на форумах, оставляют ссылки, переправляют страницы "Википедии", — заботятся о том, чтобы информация, которая выгодна компании, попала как можно выше в топы», — развивает эту мысль автор.

«Ультрасеть» заботится об укреплении своей монополии на информацию. Ее сотрудники добровольно-принудительно изымают, сканируют и уничтожают книги и любые другие бумажные носители информации. Их интересует каждый экземпляр — якобы из-за различий между изданиями и читательских пометок. «Когда я отмечаю что-то, подчеркиваю, подписываю в электронной книге Amazon, магазин подключается к интернету, и все, что я отметил, уходит обратно в компанию, — проводит аналогию Шойбле. — Amazon на этом материале делает исследование читательской аудитории, смотрит, что им нравится, а что нет. В моем варианте в будущем концерн сам будет решать, что надо читать, а что совершенно не надо».

Детей необходимо обучать разумному пользованию средствами массовой информации и коммуникации, считает Шойбле, — однако нельзя ограничивать их в чтении. «Чтобы привлечь подростков к чтению, важно прежде всего дать им свободу читать то, о чем они читать хотят. Для этого в литературе не должно быть запретных тем. Пускай читают о сексуальности, пускай читают о политике, если им интересно», — говорит автор.

В интервью «Русской планете» Мартин Шойбле рассказал о том, как он видит развитие авторского права, о радикализации как средстве замещения и о киберреальности.

— Вы написали не одну книгу о процессе радикализации, джихаде как «священной войне» и так далее. Каковы ваши мысли по поводу теракта на Бостонском марафоне — того, на основании чего США теперь говорят о «домашнем терроризме» как о новой угрозе?

— Сразу хочу уточнить: я не считаю себя экспертом по джихаду и радикальным течениям вообще. Досконально я могу знать только тот материал, о котором пишу. Например, в книге «Джихад: террористами не рождаются», я могу утверждать лишь, что досконально знаю истории жизни этих двух людей.

Когда читатели знакомились с биографией Даниеля, немецкого подростка, многие обращали внимание, что там есть моменты, общие с биографиями других персонажей. Это к вопросу о «домашнем терроризме». Детство как период полно эмоциональных срывов, можно сказать сломов, в особенности если ты — человек, который происходит из среднего класса, если ты пережил развод родителей. Именно эти дети легко подпадают под влияние авторитарных структур или попадают в группы с авторитарной структурой. Очень часто это дети, которые росли без отца, которые ищут себе другой пример для подражания — своеобразное замещение.

Но это вовсе не значит, что любой ребенок из среднего класса, который пережил развод родителей и страдает от того, что его отец не может быть рядом, обязательно станет террористом. Мои родители тоже, например, разошлись, и я тоже вырос в семье среднего класса, и видите — ничего со мной не случилось.

— Не приходило ли вам в голову заняться историей братьев Царнаевых?

— Разумеется, я следил за этой историей, но исследования, которые я проводил для написания книги «Джихад: террористами не рождаются», отняли три года моей жизни. Я еду на место событий, знакомлюсь с родственниками, соседями, знакомыми, со всеми ними разговариваю. В этом случае пришлось бы сделать то же самое, но у меня сейчас нет такого запаса энергии, который я вложил в свою предыдущую книгу.

Эта книга была моей кандидатской диссертацией, и я намеренно приложил усилия к тому, чтобы она вышла именно как книга, чтобы побудить новых молодых исследователей пойти по тому же пути и обратиться к этим темам. Я боюсь, что если сам снова обращусь к той же теме, то приду к аналогичным выводам и ничего нового не открою.

— Как вы перешли от исследований и публицистики к книгам для детей?

— Во время путешествий и исследований у меня скопилось много материала, который по тем или иным причинам в книги не вошел. Поэтому обращение к форме романа было для меня хорошей возможностью весь свой жизненный опыт, который я приобрел, например, путешествуя по трущобам Нью-Дели или работая в секторе Газа, как-то все-таки донести до читателя. Мне кажется, что в данном случае смена жанра — это еще и удачная возможность обратиться к другой публике, которая не читала бы серьезные книги.


Последствия взрыва на Бостонском марафоне. Фото: Bruce Mendelsohn / APПоследствия взрыва на Бостонском марафоне. Фото: Bruce Mendelsohn / AP

Разумеется, в написании романа привлекает и сам творческий процесс: ты можешь заострить внимание на том, что тебе лично кажется важным, быть ироничным, выстраивать сюжетную линию согласно полету своей фантазии. При написании документальной литературы ты вынужден опираться на факты и ограничиваться исключительно ими. Достоверность в документалистике превыше всего.

— В «Джихаде...» вы в одном фрагменте описывали, как палестинская молодежь обходит запрет на близкие контакты между юношами и девушками при помощи SMS, чатов, социальных сетей — отношения выстраиваются целиком в онлайне, хотя они могут жить в соседних домах. Этот опыт был среди того, что навело вас на мысль о «Сканерах»?

— Не сказал бы, что это связано напрямую с этим опытом. Хотя «Сканеры» вобрали в себя огромное количество моих разных наблюдений. Скорее, я часто бываю в школах, часто общаюсь со школьниками, читаю им отрывки своих произведений и вижу, как они обращаются с новыми информационными технологиями. Так что тема социальных сетей и знакомств через соцсети в частности — это то, что окружает меня в реальной жизни. Когда я вижу, как этим пользуются окружающие люди, это заставляет меня выражать свою позицию.

Возвращаясь к предыдущему вопросу о возможности написания книги о бостонских событиях. Для меня тема джихада, радикальных течений в исламе довольно-таки исчерпана. Если бы я снова собрался обратиться к этой теме, я бы выбрал другое религиозное течение, например, радикальных христиан. В США же есть много христианских течений, которые довольно радикально настроены. Я бы хотел таким образом показать, что в каждой религии есть что-то, что может толкнуть на подобного рода поступки.

— Понятно, что это не единственная и, может быть, даже не центральная тема «Сканеров», но все же, как было видно и в сегодняшнем обсуждении, публика к ней постоянно возвращается. Авторское право — как вы себе представляете идеальную систему? Какие у нее особенности: сроки действия, механизмы передачи прав?

— Для меня самым важным представляется защищать качество создаваемой литературы. В том числе это значит, что авторское право должно гарантировать, что автор, издатель, переводчик получат компенсацию за те средства, которые они вложили в написание, работу, исследование и так далее. На практике это также должно выражаться в том, что необходимо издавать информацию только на тех носителях, которые не могут быть подвергнуты нелегальному копированию.

Злоупотребление распространением информации должно быть наказуемо. В Германии позиция по этому поводу достаточно очевидна: как только информация будет доступна всем совершенно бесплатно, это ознаменует конец книжной эпохи, потому что никто больше не сможет себе финансово позволить ни написать, ни издать, ни перевести книгу, сделать какое-нибудь исследование, опубликовать все это.

— Допускаете ли вы передачу каких-либо работ в общественное достояние? Если да, то через какой срок, на каких условиях? Сейчас, например, существуют разные системы в зависимости от страны — через 50 лет после смерти автора, через 70 лет...

— Да, это совершенно правильно, и в Германии это тоже существует: по прошествии определенного времени после смерти автора его произведения могут публиковаться бесплатно. Наследники не должны зарабатывать на имени своего предка. Деньги автору нужны для того, чтобы жить и кормить свою собственную семью. Когда он умирает, деньги ему, соответственно, больше не нужны.

Один журналист на днях сравнил эту ситуацию с тем, что делают музыканты: можно, говорил он, выкладывать музыку в интернет бесплатно и зарабатывать на концертах, живых выступлениях. Но проблема в том, что, грубо говоря, «чукча не читатель — чукча писатель»: если концентрируешься на том, чтобы писать книги, ты в большинстве случаев не обладаешь достаточной компетенцией, чтобы выступать перед огромной аудиторией. Ты не можешь собрать стадион, и, разумеется, никто не будет платить условные $ 100 за билет ради того, чтобы прийти и послушать, как кто-то читает ему свое произведение по бумажке.

И, что для меня очень важно, литература — это очень личное и интимное переживание, и книга, в общем-то, не предназначена для того, чтобы читать ее на аудиторию в 20 тысяч человек.

— И детские книги, и антиутопии, а уж тем более когда они встречаются вместе, показывают некий прогноз будущего, который, по идее, должен заставить читателя задуматься, может быть, напугать — так или иначе помочь это будущее предотвратить. Практически все, что описано в «Сканерах», на мой взгляд, уже произошло. Предостережение это или, может быть, отрицание реальности?

— В Германии в детской литературе не принято поучать. Дети тогда сразу чувствуют, что с ними говорит учитель, а не писатель. Поскольку к учителям и так, как правило, особой симпатии не испытывают, ребенок, соответственно, не хочет и чтобы писатель поучал его. То, что вы говорите, что в книге не содержится прямых предостережений и каких-то запугиваний, — это, скорее, комплимент, потому что я и не хотел позиционировать себя как дидакта. Я хотел показать мир, к которому читатель должен выработать свое собственное отношение. Для меня намного важнее задаваться вопросами, чем давать на них ответы.

«Джихад: террористами не рождаются». Мартин Шойбле при участии Бритты Циолковски. Перевод Ольги Козонковой, «КомпасГид», 2012 год. Отрывок.

Даниель ночевал вместе с остальными в глиняных домах с высокими стенами и внутренним двором. Полученное от наставников оружие он клал на ночь под подушку. Это было ему привычно. «Мужчина всегда должен держать оружие при себе», — гласит правило бундесвера, если солдаты проводят ночь вне казармы, в палатке. В его подразделении вряд ли было иначе.

Впрочем, пакистанский лагерь, конечно, сильно отличался от казармы бундесвера. Постоянно случались перебои в электроснабжении, иногда электричество давали только на пару часов в день. Обстановка в домах была предельно проста. Фрицу однажды показалось, что он узнал дом, где снимали на видеокамеру вооруженного пистолетом Джюнейта Чифчи. Чифчи родился в турецкой семье в баварском городе Фрайзинге, но отказался от немецкого гражданства. После подготовки в «Союзе исламского джихада» он отправился на грузовичке в расположение войск НАТО в провинции Хост, что на востоке Афганистана. Там он подорвал себя, двух американских солдат и двух афганцев. Американцам было 22 и 23 года, о возрасте афганских граждан ничего не известно, Джюнейту Чифчи было 28.

Когда немцев переселяли в другое место в лагере, они говорили: «Нас передислоцируют» — как будто речь шла о солдатах или воинских подразделениях. Их наставники сами обучились у военных. Советская армия вошла в Афганистан в 1979 году. Тогда Пакистан обучал афганские подразделения, которые должны были воевать против советских войск. Оружие афганцы получали от американской секретной службы — ЦРУ.


Некоторые наставники в «Союзе исламского джихада», вероятно, прошли подготовку, когда самой группировки еще не существовало, а главным врагом был Советский Союз. Во всяком случае, Даниелю на это намекнул один из инструкторов. Он сказал, что они ведут подготовку по образцу ЦРУ. Даниель усомнился в этом, но не показал виду. Это казалось Даниелю неправдоподобным — возможно, потому что при его обучении использовалось много старого оружия российского производства. Выбор оружия, скорее всего, был обусловлен финансовой ситуацией. Американское оружие и снаряжение стоят в пять-десять раз дороже, чем оружие и снаряжение из бывшего Советского Союза. А «Союз исламского джихада», как и многие подобные организации, не располагает большими средствами. Джюнейт, баварский террорист-смертник, имел в Вазиристане отдельное жилье для себя и своей семьи и получал от группировки от пятидесяти до шестидесяти долларов США в месяц на личные расходы.

Хотя цены в Вазиристане намного ниже, чем в Германии, денег джихадистам все равно не хватает. Не по карману оказываются даже некоторые продукты питания, например сыр и яйца. Поэтому подобные организации направляют гонцов в Иран и государства Персидского залива. Те должны там выпрашивать пожертвования у других группировок, богатых спонсоров, а также — под чужим именем — у государственных организаций. Результат предсказуем: чем больше на счету группировки крупных, резонансных терактов, тем больше она может рассчитывать на получение средств. Больше средств, в свою очередь, означает больше терактов — и так далее. В период подготовки Даниеля «Союз исламского джихада» был мало кому известен. Этим объяснялась его нужда в деньгах.

В учебную группу входило от четырех до десяти человек. Они могли быть из бедных или из обеспеченных семей, студентами или недоучившимися школьниками, женатыми или холостыми, новообращенными или мусульманами с рождения. На первый взгляд, их объединяло только одно — все они были молодыми мужчинами. Западная пресса называет их «членами террористического лагеря». Даниель и Фриц считали себя новобранцами.

«Сканеры». Роберт М. Зоннтаг (Мартин Шойбле). Перевод Татьяны Зборовской, 2013 год. Отрывок.

— 287 пропущенных вызовов, — сообщили мне Примочки, как только я добрался до дома вскоре после полудня и вновь нацепил их на нос. 252 были из списка контактов (все до единого — личные видеозаписи с чьих-то Примочек, которыми мои дорогие друзья решили поделиться со мной, а заодно и со всеми остальными, кто был у них в списке), пять — от Йойо и тридцать — от службы поддержки Примочек. Вот об этом-то я и забыл. Служба поддержки и договор на просмотр рекламы. Очень некстати.

Мне оставалось только одно — действовать наугад.

— Примочки. Вызов. Служба поддержки.

— Как называется лучший блокбастер для аниматоров всех времен и народов? — спросил меня сиплый голос. Лучших блокбастеров для аниматоров были тысячи. Голосу все равно нужно было именно то название, которое сегодня утром звучало в рекламе. Попасть пальцем в небо тут не было ни единого шанса.

— Дальше, — безнадежно ответил я.


— В каком из клубов двенадцатого квартала зоны В вы можете заказать праздник на три дня и три ночи?

— «Малышка Кью!» — выкрикнул я. «Малышка Кью» находилась в зоне С. Да, но вдруг их было несколько. В виде исключения. Ради меня.

— Где вы можете встретить партнера, который действительно подходит именно вам?

Не самый приятный вопрос. Не стоило указывать в статусе, что я свободен. С тех пор знакомства со мной жаждало ну просто удивительное количество девушек моего возраста и со схожими интересами. Иногда, рискнув ответить на самые дорогостоящие предложения, я попадал на страницы еще более дорогостоящих сайтов знакомств, и это, в общем, было последним, куда я доходил.

— На сайте «Срочные суперзнакомства»! — попробовал угадать я.

Голос службы поддержки выдал мне первое предупреждение. Лучшим блокбастером для аниматоров всех времен и народов была «Мумия возвращается — 28». «Малышки Кью», по мнению голоса, «не существовало нигде в городе». Правильным ответом был «Клуб "Горное сияние"». Но со «Срочными суперзнакомствами» я все-таки оказался прав.

Я извинился перед службой, грозящей мне расторжением контракта. Еще два предупреждения — и мне придется платить за Примочки полную абонентскую плату. Вроде бы с моими обещаниями исправиться цифровой голос службы согласился. Вопрос был закрыт. На первое время.

Артем Асташенков

Русская Планета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе