«Жизнь — это большая ответственность»: памяти Таира Салахова

Знаменитый художник скончался в 92 года после продолжительной болезни.

Перечисление всех достижений и регалий мастера может занять не одну страницу. Впрочем, главное, что поражало каждого, кто общался с Таиром Теймуровичем, — нездешняя элегантность. Он был джентльменом в настоящем, неизбитом смысле слова: деликатный, благородный, державшийся с достоинством. Совершенно несоветский художник — не только в манерах, но и в творчестве. Глядя на его картины, созданные еще в 60-е, понимаешь: основоположник «сурового стиля» хорошо знал и чувствовал западное искусство. Написанные им вещи («Апшеронский интерьер») порой вызывают в памяти пустынные полотна Эдварда Хоппера. А меланхоличные натюрморты напоминают чуть «выцветшие» работы Джорджо Моранди. Примечательно, что первая «персоналка» Моранди в нашей стране состоялась именно при содействии Салахова. Как и выставки других выдающихся западных художников XX века — Роберта Раушенберга, Фрэнсиса Бэкона и Жана Тэнгли. Таир Теймурович вспоминал, что организовать их было непросто, однако ему хотелось сохранить связь с остальным миром.


Следствием этого стремления была деликатность, дипломатичность Салахова. А может, и наоборот — предпосылкой. Он легко находил язык с самыми разными людьми, в том числе с простыми тружениками, ставшими героями его картин. Примеры тому — «Ремонтники», «У Каспия», «Нефтяник» и, конечно, «С вахты» — дипломная работа в Суриковском институте, вмиг сделавшая Салахова звездой. Таир Теймурович с каждым разговаривал на равных. При этом сам происходил из высокопоставленной семьи: отец был партийным работником — первым секретарем Лачинского райкома партии. В 1937 году его арестовали и приговорили к высшей мере наказания: клеймо «сын врага народа» сопровождало Салахова-младшего на протяжении десятилетий. Именно эта строчка в биографии не позволила ему поступить в институт им. Репина в Ленинграде — пришлось подавать документы в Суриковский в Москве. Позже, во время учебы, ему не разрешили поехать в Индию, куда отправились другие «дипломники». Впрочем, молодой художник не растерялся и уехал в родной Баку, где прожил два месяца в поселке Нефтяные Камни: писал простых рабочих, нефтяников. В итоге — несмотря на «западничество» — ему удалось сохранить в своих произведениях национальный колорит. Одним из его постоянных героев был Каспий, о котором художник говорил в интервью «Культуре»: «После него Черное кажется очень соленым. В нашем легче плавать — и, кстати, ощущается привкус нефти. Здесь водится осетрина, вобла, кутум. Есть даже морские тюлени: правда, они вымирают. Апшерон, песок, гранаты, виноград, старая архитектура (например, Атешгях, храм огнепоклонников), Гобустанский заповедник — пещеры с наскальными рисунками периода мезолита... Хорошо!»

Отказ от лакированного соцреализма, создание «сурового стиля» — все это случилось, потому что искусство Салахова шло от сердца — от любви к родной земле. Его картины порой кажутся строгими, драматичными, их отличает интерес к геометрии: в беседе с «Культурой» мастер вспоминал, что однажды измерил циркулем созданный им портрет композитора Кара Караева и обнаружил идеальные пропорции — настоящее «золотое сечение». Суровыми выглядят и цветовые контрасты на полотнах Салахова: он любил лаконичные сочетания красного, белого и черного — ничего лишнего. И саму жизнь воспринимал серьезно. Говорил: «Жизнь — большая ответственность. И чем дальше, тем сильнее это ощущаю».

В портретах, которые составляют важную веху в его творчестве, главным было не внешнее сходство, а внутренняя жизнь героев. Здесь Салахову вновь пригодился дипломатический талант, ведь среди позировавших ему были люди глубокие, сложные: например, Ростропович и Шостакович. Про работу с последним Салахов в разговоре с «Культурой» вспоминал: «Когда я пришел, композитор устроился в кресле, и потребовалась большая сила воли, чтобы сказать: «Дмитрий Дмитриевич, так неинтересно». Я пошел, взял в коридоре пуфик и посадил на него Шостаковича. Его руки освободились. В какой-то момент он забылся: пальцы словно стали играть по невидимым клавишам. Его жена, Ирина Антоновна, зашла и воскликнула: «Таир, так же нельзя! Сидеть неудобно». А Шостакович вдруг сказал: «Ирина, мы уже начали работать». И жена деликатно удалилась».

Два года назад «Культура» делала интервью к 90-летию Таира Салахова, и художник галантно настоял, чтобы в текст были включены слова благодарности нашей газете — за внимание, которое мы уделяем мастерам всех поколений — хотя виновником торжества был он сам. Наш долгий, двухчасовой разговор проходил в его кабинете в Суриковском институте, где мастер начал преподавать еще в 1975-м. Салахов до последнего демонстрировал стойкость и любовь к жизни, не позволяя времени и недугам взять над собой верх. Однако 2020-й стал для него по-настоящему трагичным: в конце ноября ушла из жизни его любимая жена Вера — бывшая солистка Государственного ансамбля Игоря Моисеева, последний потомок известного рода Багратионов. Таиру Теймуровичу суждено было пережить супругу всего на полгода. В интервью Салаховы не раз рассказывали, как ценят каждую минуту, проведенную вместе, и как берегут друг друга. Хочется верить, что их совместный путь, ненадолго прерванный, продолжился вновь — уже в иных мирах.

Автор
Ксения ВОРОТЫНЦЕВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе