Универсальный гений

На Эйзенштейна в гуще событий, писателя-публициста, театрального декоратора, художника и кинематографиста, с одинаковой виртуозностью владеющего искусством монтажа и рисования, взглянула ЕЛЕНА КРАВЦУН.


Название выставке дала статья Эйзенштейна "Монтаж аттракциона" 1923 года, в которой он описывал новый метод получения зрительского отклика при помощи постановки "аттракционов". В понимании Эйзенштейна "аттракцион" — это "всякий агрессивный момент... подвергающий зрителя чувственному или психологическому воздействию". Задачу режиссера он видел в том, чтобы выстроить эти "аттракционы" самым эффектным образом. По сути, он разрабатывал универсальную формулу, согласно которой в определенный нужный ему момент зритель бы плакал, а в другой — смеялся. Интересно, что последнюю свою книгу "Метод", оставшуюся незавершенной, Эйзенштейн, обожавший эксперименты, задумывал как шарообразную трехмерную нелинейную форму — тысячи страниц текста, рисунков и заметок, написанных на русском, английском, французском, немецком и испанском языках.

Выставка, которой МАММ отмечает свой 20-летний юбилей, открывается с портрета уже забронзовевшего классика советского кинематографа. Фотограф запечатлел его в 1927 году: Эйзенштейн вальяжно сидит в кресле в парчовом халате с меховой опушкой на съемках фильма об истории революции "Октябрь". Сдвинув брови, он смотрит на зрителя с недоверчивым прищуром. Этот портрет изображает скорее функцию, за которой почти не читается живой человек. Гораздо больше постановочных фотографий говорят о нем его рисунки, это самая интересная часть экспозиции, архитекторами которой стали Кирилл Асс и Надя Корбут. Влияние Эйзенштейна на историю кинематографа признано неоспоримым уже давно, а вот его графическое дарование долгое время оставалось в тени.

Рисовать Эйзенштейн начал еще в раннем детстве. Его отец, будучи городским архитектором, стремился и сына увлечь своей профессией. Безусловно, маленький Эйзенштейн видел эскизы отца, вскоре он и сам стал делать контурные наброски с присущим ему юмором и гротеском. До нас дошло около 5 тыс. его работ, что свидетельствует о его страстном увлечении рисованием, причем в самом широком диапазоне стилей — от карикатуры до кубофутуризма, экспрессионизма и сюрреализма. На выставке же представлена малая часть эйзенштейновского наследия, самая ранняя работа — "Очередь" 1915-1916 годов. На длинном листе бумаги чернилами тогда еще студент-Эйзенштейн изобразил разношерстную очередь в "Чай, кофе, сахар" — вот мощный крестьянин дымит папироской, бабки сзади него истошно переругиваются, господин в цилиндре читает газету "День", а усатый военный подслушивает последние сплетни. По существу этот рисунок — уже готовая кинопленка. Дар карикатуриста у Эйзенштейна был выдающийся, вдохновение он черпал из шекспировских пьес, библейских сказаний и самой жизни. Тома тетрадей он исписывал карикатурами на политические темы, зарисовывал театральных персонажей и придумывал эскизы декораций.

Целая серия едких рисунков с причудливыми названиями посвящена роялю. И тут неплохо бы прочитать рядом с ними хотя бы какое-то объяснение, почему именно роялю, что это за рояль такой, но в России такое понятие, как сторителлинг, по отношению к выставочному делу, видимо, совсем не в чести. Обладая интереснейшим материалом, кураторы за редким исключением не стремятся рассказывать истории, пусть каждый зритель додумывает сам. Тем временем рисунки эти Эйзенштейн сделал, увидев фильм своего друга Григория Рошаля "Дело Артамоновых" 1941 года по роману Максима Горького. Его воображение захватила сцена, где в толпу к пьяным купцам вносят рояль, на котором местная дива Паула Менотти (Любовь Орлова, на минуточку) в длинных черных перчатках, в платье в пайетках и перьях, а затем и вовсе голая, как "омут естества", исполняет перед воспаленными мужиками "литургию красоты". На юмористических рисунках Эйзенштейна ножки рояля превращаются в лыжи ("Рояль-сани"), под крышкой инструмента неизвестные готовят еду ("Рояль--обед у костра"), а на самой крышке возлежит обнаженная дама ("Рояль--солнечные ванны").

Огромное место занимают в экспозиции материалы, посвященные грандиозному фильму "Иван Грозный": здесь и актерские фотопробы, коллекция удивительно фактурных лиц, и игровые костюмы, и фотографии со съемочной площадки. Изображения царя Ивана, как наваждение, буквально преследовали Эйзенштейна. В одном из рисунков Грозный изображен в окружении множества разрозненных фигур. Эйзенштейн писал в своем дневнике, что съемки фильма "были похожи на медленное самоубийство". В конце концов он понял, что образ Ивана в его версии будут неизбежно связывать со Сталиным. И он не ошибся. Вторая часть фильма подверглась цензуре, первоначально Сталин вообще приказал уничтожить негатив, но пленка уцелела, и картина вышла на экраны только в 1958 году, уже после смерти режиссера. Жаль, что на выставке совсем нет "мексиканских" рисунков Эйзенштейна, сделанных им во время путешествия в эту страну, в которых он активно исследует трансформацию форм секса, смерти и насилия, нет рисунков и для неосуществленной третьей серии "Ивана Грозного". Выставка "Монтаж аттракционов" показывает, что изменчивый ум и сложная фигура Эйзенштейна продолжают ускользать от исчерпывающего анализа, неожиданного Эйзенштейна не получилось, но взглянуть свежим взглядом на его наследие она вполне позволяет.

Поделиться