Исламский проект «Свидетели будущего», созданный в 1993—2003 годах медиахудожниками AES+F (Татьяна Арзамасова, Лев Евзович, Евгений Святский, Владимир Фридкес), где минаретами оказались наполнены все крупнейшие города мира, «выстрелил» в день нападения на башни-близнецы 11 сентября 2001 года и прославил AES+F на весь мир. Теперь художники утверждают, что «напророчили» «арабскую весну». «Чего еще стоит ожидать?» — поинтересовался у художников корреспондент «Профиля».
ПРОФИЛЬ: Вы недавно вернулись из Бельгии, где представляли свой новый проект. Он тоже имеет отношение к мусульманской, исламо-арабской теме?
Святский: Частично. Там есть эпизоды с арабскими шейхами.
Евзович: Видеоинсталляция, которая экспонируется в частном музее «Коллекция Ван Халлес» в Брюсселе, — это наша 9-канальная, то есть наиболее полная, версия «Пира Трималхиона». Пяти-шестизвездные отели типа дубайских мы представили как модель рая. Среди его обитателей есть и арабские шейхи, и их многочисленные жены. Речь здесь идет не напрямую об исламе, а об отношениях «господ» и «слуг», «золотого миллиарда» и остального мира, Севера и Юга.
Святский: Господа и слуги, рабы и хозяева в мире постоянно меняются местами. Это может зависеть от причин социально-экономических или от причин сексуальных. Мы попытались рассказать, как это происходит. Так, во время римских сатурналий хозяева менялись с рабами не только положением, но и одеждой и даже омывали ноги своим рабам. Об этом пишет Петроний в «Сатириконе». И у него рабы помыкают своими хозяевами. Слуги в отеле, выполняя фантазии гостей, в том числе и эротические, во время этой игры меняются с ними местами.
ПРОФИЛЬ: То есть разбогатевший мусульманский или китайский мир, бывший до этого «рабом», становится «господином» у своего прежнего «хозяина» — европейской цивилизации?
Евзович: Европоцентристская мифология утверждает, что скоро на Земле победят ислам или Китай, но процессы намного сложнее. Мир в течение многих веков живет в ситуации европоцентризма, себя и свою историю рассматривает как европоцентричную, а всю глобализацию исключительно как европейскую. Сейчас ситуация изменилась, но это не означает, что произошла победа кого-то над кем-то. Происходит сложная и парадоксальная конвергенция, за которой очень интересно наблюдать.
Святский: Есть бытовой уровень истерии, который активно раскручивается в том числе медиа, причем и с европейской, и с мусульманской стороны, и политические спекуляции, подогревающие эту истерику. Трудно определить, до какой степени это вопрос религии, до какой — вопрос политических и экономических интересов, которые упаковывают в цветастый покров идеологии. Даже теракт 11 сентября вряд ли можно расценивать как чисто религиозный акт. Он имел и некую экономическую подоплеку: кто-то воспользовался ситуацией, зная заранее, на что и как среагируют биржи. Даже бен Ладен — не только террорист, но также и бизнесмен, он принадлежал к одной из богатейших семей Саудовской Аравии. Кстати, у нас в мастерской стоит голова бен Ладена. Это часть исламского проекта, который мы делали в 2002—2003 годах, когда бен Ладена все искали и никак не могли найти. Хотя все, кому он был нужен, например журналисты, легко его находили. В общем, поэтому мы решили отправить его в космос и назвали его «Космический бедуин». Мы создавали объемную реконструкцию по многочисленным фотографиям молодого бен Ладена. А скульптурную форму нам сделал скульптор Шестаковский.
Евзович: Потом по этой форме отливали уже голову из латекса, раскрашивали ее. А глаза ему вставили кукольные.
Святский: Мы одели его в скафандр, который украсили расшитыми сурами Корана, и он держал знамя с сурами Корана.
Арзамасова: В Каире есть целый район маленьких золотошвейных мастерских. Там вышиваются суры и на черном бархате, и целые картинки из текстов с узорами. Мы записали, что означает каждая сура, которой мы украсили нашего парня.
Святский: Это были суры из Корана с благими пожеланиями.
Арзамасова: Но нашему бен Ладену это не помогло. Его неоднократно грабили. А в самом густонаселенном районе китайского Парижа ограбили даже галерею Эрика Дюпона — унесли все арт-майки с нашими имиджами, все…
Святский: Он выставлялся и в Русском музее, и в Московском музее современного искусства, и в Музее современного искусства Белграда. А в Граце он стоял на улице, рядом был вход в галерею, где располагалось наше «Агентство путешествий в будущее», и играла музыка — песни в исполнении пакистанского певца Фателя Алихана и турецкой певицы Алькуттум. Люди с улицы не всегда понимали, что это не настоящее турагентство, — затевался непринужденный разговор…
ПРОФИЛЬ: А как у вас вообще возникла исламская тема?
Евзович: Она возникла скорее как шутка, как озарение.
Святский: Это все происходило на фоне войны в Чечне… И мы назвали себя «Свидетелями будущего», но мы не знали тогда, насколько это окажется правдой. Мы создали виртуальное «Агентство путешествий в будущее» и планировали, что это будут культурологические и художественные путешествия в возможное будущее разных стран, а исламский проект был только как один из вариантов. И главную функцию этого проекта мы видели в социальном психоанализе: мы раздавали зрителям анкеты, опросники, собирали их мнения.
Евзович: На самом деле мы понимали, что это не шутка, а что-то очень серьезное. Первую серию мы выпустили в 1996 году. Война в Чечне и наши путешествия по Европе и Израилю вызвали у нас ассоциации с нарождавшимся тогда глобализмом. Нам показалась интересной мысль о смене евроцентристской парадигмы, основанной на колониализме и постколониализме, на противоположную: некогда западная культура и цивилизация, условно говоря — «глобальный макдоналдс», распространяет свою культуру потребления по всему миру, но есть и обратный процесс, когда исламская культура транслируется на Запад.
Святский: Это движение — антиутопическая «исламская глобализация».
Евзович: Нам были интересны параноидальные идеи исламского фундаментализма и одновременно столь же параноидальные идеи западных левых, которые начинают во всем поддерживать радикальных арабов. Например, феминистское движение. И это выглядит очень странно, потому что в арабском мире насилие над женщиной существует в явном и отвратительном виде. Эта паранойя, порожденная политкорректностью, превращается в очевидный мазохизм. Про это, кстати, известная книжка французского писателя и философа Паскаля Брюкнера «Тирания покаяния» — про вечно кающийся Запад, который теряет конструктивный подход к проблеме. Для нас были важны образы, связанные не только с насилием и терроризмом, с войной, но и со смешением одной культуры с другой. Например, музей Гуггенхайма, имеющий купол от бухарской мечети, или Гуггенхайм в Бильбао, который мы «перестроили», присоединив к нему золотые минареты. Получились такие культурные мутанты.
ПРОФИЛЬ: Это страшно — культурная мутация?
Евзович: Не факт, что существующий культ западных модернистских архитектурных зданий вообще лучше, чем этот волшебный купол и минареты.
Святский: А теперь эти имиджи стали уже историей в разных странах. Имидж Рейхстага с минаретами включен в учебник по истории в высшей школе Германии.
ПРОФИЛЬ: Они стали историей и в прямом смысле. Германию теперь называют второй Турцией. Достаточно вспомнить знаменитую речь Меркель, в которой она признавала: в Германии думали, что турки приедут в 1960-е годы, поработают и уедут на родину. А они не уехали.
Святский: Так действуют все, кто заинтересован в переселении в более богатую и благополучную страну всеми правдами и неправдами — и украинцы, и молдаване, и русские. Стараются приехать на время и поработать, а потом как-нибудь закрепиться. Западное общество так устроено: оно само побуждает людей к тому, чтобы они остались. Даже двухлетний контракт в европейской стране дает право на получение кредита на покупку жилья. Есть, очевидно, диктуемые экономическими запросами и потребностями процессы миграции населения из Азии и Арабского Востока в Европу и экономическая потребность Европы. Мотивы понятны с обеих сторон, это же не «крестовый поход» мусульман на Европу… это экономическая миграция. Образовалась такая этнически, культурно и религиозно другая часть населения в Европе. Это вопрос и к самим европейцам: как они сами к этому относились? Долгое время они пренебрегали работой по культурной адаптации этого населения — наверное, действительно надеясь, что они поработают и уедут. И это очень хороший урок, который нужно учесть России.
ПРОФИЛЬ: Как вы относитесь к нарастанию исламского влияния в России — к планам строительства мечетей и конкурсам чтецов Корана в Москве, к уличным молебнам, к надписям «Халяль»?
Арзамасова: Я не вижу в этом плохого. Есть же слово «кошерный» или «постное меню». Рядом с нашими мастерскими есть магазин «Халяль», и я знаю владельцев по именам. Когда я собираюсь ехать к маме, я могу позвонить и попросить, чтобы мне оставили вырезку. И она будет.
Святский: Пока в Россию завозят низкоквалифицированных рабочих, бесправных, дешевых, удобных для «пользования» людей, без малейшей заботы о том, как эти люди будут здесь жить, я думаю, это часть нашего общего неблагополучия. А вообще, мусульмане исторически живут в Рос-
сии, которая должна следовать принципам толерантности. И мечети они могут строить где угодно. В конце концов, славяне ведь тоже откуда-то пришли. А вообще-то все пришли из Африки… Сейчас в Европе я не вижу никакого «похода» со стороны Востока, ее религиозного завоевания. Я вообще сомневаюсь, что для огромных масс современных людей религия в ее глубинной сущности является предметом волнений. Ислам — пока в основном религия низов, большая часть мусульман живет бедно, и это является почвой для невежественной агрессии и озлобления, подпитываемых социальными причинами. А злобный и невежественный плебс, в какие одежды его ни одень, останется плебсом.
ПРОФИЛЬ: Как зрители реагируют на ваши произведения?
Святский: Многие европейцы высказывали парадоксальное мнение, что для всего мира, пожалуй, они не хотели бы такого будущего, но для своего родного города — вполне, потому что слишком уж там скучно. Это, кстати, объясняет, почему в последнее время очень многие немцы принимают ислам: благополучная повседневность заставляет их искать ответы на бытийные вопросы. В Стокгольме на экспозицию «Городская интервенция» пришла одна дама, которая сказала: «А что вы думаете, так все и будет. Вы думаете, вы шутите?» И туда же пришли арабы-рабочие, которые работали в торговом центре, где все это выставлялось, и сказали, что шведские евреи, которым, по их словам, «все принадлежит в Швеции», дали нам деньги на проекты. Это, кстати, была типичная реакция людей, которые едут куда-то за лучшей жизнью и считают, что имеют «не все». А в университете Радгерс в Нью-Джерси на закрытие выставки пришли… евреи из антидемофационной лиги, которые защищают мусульман, и заявили, что мусульман вообще нельзя трогать. Мы поговорили, и они были довольны уже тем, что их уважительно выслушали, и прислушались к нашим аргументам. Наш проект не был направлен на нагнетание страхов. Это, скорее, приглашение к диалогу, попытка выявить проблему вместо того, чтобы ее спрятать.
Арзамасова: Люди, имеющие чувство юмора, способные с позиции общечеловеческих ценностей посмотреть на проблему, всегда все поймут. Но с людьми, стоящими на позициях ортодоксального православия или радикального исламизма, диалога не будет. Вы можете себе представить, чтобы в православной церкви, например, крестной мамой у ребенка была католичка? Вряд ли. А вот я, крещенная в православии, была недавно крестной у ребенка-католика. И это только приветствовалось. Мы не другие, мы те же. Смешение и взаимопроникновение культур — вообще очень интересная ткань. Кто-то в ней вышивает крестиком, кто-то — гладью. А основа одна и та же.
Автор: ЕЛЕНА РЮМИНА
Профиль