От камлания до нового языка

Кирилл Алексеев об истории российского перформанса.

Весь ХХ век живопись медленно умирала. После импрессионистов и кубистов натурализм в искусстве остался достоянием лишь консервативных государственных учебных заведений.

В 1920–1930–х годах реалистическая школа вновь стала востребована, но лишь только тоталитарными идеологиями. Во всех остальных странах развивался вкус к нефигуративной живописи. Это было основным направлением развития изобразительности. Благодаря Казимиру Малевичу и Василию Кандинскому беспредметность в искусстве приобрела свои законы и правила.

После II Мировой Войны художественное сообщество и искусствоведческая публицистика навеки зафиксировали место академического фигуративного искусства в прошедшем времени.

Как раз тогда, в теории искусства появилось мнение, что если искусство и культура не смогли остановить весь ужас фашизма, то все надо начинать с первобытных основ творчества, ибо нынешний путь оказался тупиковым.

Но прошло совсем немного времени и люди соскучились по телу.

Высокое искусство требовало специального образования, подготовки. Изобразительный язык стал символьным и не очень понятным для широкого круга зрителей. А всем хотелось не интеллектуальной зауми, не медитирования на отсутствие формы, а понятного всем художественного выражения.

Таким искусством стал перформанс.

Тело человека стало тем самым новым языком искусства. Это вполне объяснимо, потому что в предшествующий исторический этап, интересами и свободой личности пренебрегали в пользу благосостояния государства. Человеческая жизнь была статистической цифрой с крайне невысоким значением. Искусство опротестовало такое положение вещей. Кто был ничем в тоталитарном обществе, тот стал всем в новой художественной эпохе.

Есть объяснение успеха перформанса в 1950–1960 годах. Оно напрямую связано с развитиям портативной кино- и фотоаппаратуры, позволившей зрителю соучаствовать в действиях художников.

В форме примера, можно представить себе фотографа, который во время сражения фотографирует не батальные эпизоды, а изящный рисунок ржавчины на лафете орудия.

Родиной перформативных практик, как и большинства новаций ХХ века, стала Россия.

Сюда относится выставочный боди-арт Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, когда они орнаментально расписывали друг друга на квартирной художественной репрезентации. К ранним «протоперформативным» упражнениям стоит отнести и живописные экзерсисы Василия Кандинского при музыкальной импровизации композитора Арнольда Шенберга. Но эта замечательная новаторская самодеятельность не была выстрадана авторами. Это были легкие творческие эксперименты безобидные по сути и бессмысленные в общей тональности художественной жизни.

В 1915 году, Эрнст Кирхнер — молодой художник, один из учредителей немецкого экспрессионизма, устраивает у себя в мастерской серию «шаманских камланий» в подражание магии африканских колдунов. Это оказалось весьма смелым шагом, ибо в те замечательные времена были весьма популярны этнические зоопарки, где наравне с обезьянниками и слоновниками существовали папуасские деревни или индейские поселения. Люди там проживающие имели статус экспонатов, не совсем достойных человеческих прав.

Кирхнер со своими танцевальными акциями был вызывающе дерзок в понимании тогдашних «традиционных авторов». Он ведь посмел опуститься до первобытного, атавистического начала человеческой природы.

Художник, повидавший ужасы Первой Мировой войны, вовсе не считал африканскую культуру какой-то отсталой или недоразвитой перед европейской.

Отнюдь нет.

Кирхнер полагал, что вся человечность современного ему общества закончилась под Ипром, в апреле 1915 года, когда был применён хлор для массового истребления людей. На фоне таких событий африканская первобытность смотрелась честнее и благороднее, нежели традиционное салонное искусство, которое, по мнению Кирхнера, было отчасти виновно в бесчеловечной истории начала ХХ века.

Перформанс не может быть вне политики. В противном случае, он неизбежно становится декоративным действием, лишенным знаков и примет времени.

Человек отзывается на все происходящее вокруг него, его тело — инструмент и материал художественного самовыражения, становится формой иносказательного отражения событий.

Кирхнер покончил жизнь самоубийством в 1938 году, после публичного сожжения нацистами его работ.

Последний «этнический зоопарк» был закрыт в конце 1950–х годов.

Автор
Кирилл Алексеев
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе