«Официальное искусство будет, пока существует государство»

Кураторы выставки соцреализма в Манеже Зельфира Трегулова и Эдуард Бояков — о том, как воспринимают советскую живопись на Западе и почему в экспозиции нет портретов Сталина.
Зельфира Трегулова. 
Фото предоставлено пресс-службой Минкультуры


4 ноября в Манеже открывается выставка «Романтический реализм. Советская живопись 1925–1945 годов», подготовленная музейно-выставочным центром «Росизо» при поддержке Минкультуры. Кураторы выставки — директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова и режиссер Эдуард Бояков в интервью «Известиям» рассказали о новом прочтении соцреализма в наши дни.

— У меня естественный вопрос: почему у выставки соцреализма такое странное название — «Романтический реализм»?

Трегулова: Этот вопрос я предлагаю переадресовать Эдуарду Боякову. С названиями подобных выставок всегда возникает проблема, а Бояков в проекте как раз отвечает за интерпретации и тексты...


Эдуард Бояков


Бояков: Рабочее название выставки звучало как «Мы наш, мы новый миф построим», но мы сделали короткий вариант: «Романтический реализм». Этой выставкой мы исследуем советский романтический миф, причем под словом «романтический» подразумеваем склонность к повышенной эмоциональности, эйфории, не всегда, впрочем, радостной.

— Откуда возникла необходимость проводить выставку соцреализма в Манеже? Неужели на соцреализм нельзя посмотреть в Третьяковке?

Трегулова: Можно, конечно, но в залах, где представлены работы соцреалистов, я столпотворения не наблюдаю. Современные люди с трудом себе представляют, что за мамонт такой был этот соцреализм...

Эта выставка, организованная «Росизо», охватывает одну из самых непростых эпох в жизни нашей страны. Поэтому мы приняли решение преподнести ее остросовременным языком, через который человек смог бы воспринять тот месседж, который мы хотим передать.

Бояков: Например, месседж о том, что манипулировать сознанием лучше всего, используя реализм. Это было очень серьезное открытие своего времени. Что касается площадки, представить такую выставку в новом пространстве — очень важно. Это не только расширяет кураторские возможности, но и подчеркивает, что на выставке представлены работы из Русского музея и других крупных музеев.

— А вам не помешает, что в дни работы выставки соцреализма в Манеже будет работать православная выставка? Причем прямо над вами, на втором этаже.

Бояков: Это же очень интересное соседство! Получилась одновременно и метафора, и диалог. Во-первых, пространство нашей выставки, придуманное Дмитрием Ликиным, цитирует осевую симметрию храмов или Дворца Советов Иофана, если хотите. Это такое сакральное пространство. Во-вторых, если выставка «Православная Русь», декларируя работу с мультимедиа и документами, подчеркивает, что является исторической, то мы, наоборот, категорически отказались от чего бы то ни было, кроме живописи. У нас даже плакатов нет, потому что если выставка про миф и про романтизм, то нужна только живопись.

Трегулова: Я тоже думаю, что очень интересно вместе с выставкой, которая развернута наверху, показать соцреализм как пример крайне эффективной художественной системы по овладению сознанием людей. И, помимо прочего, эта параллель позволяет все-таки побороться с некоторыми клише. Например, о том, что соцреализм — это очень прямая и очень примитивная пропаганда.

— То есть, другими словами, эта выставка — об искусстве пропаганды?

Трегулова: Я не рассматриваю пропаганду как искусство: понятно, что была огромная массовая продукция, которая, как правило, выходила за рамки художественности. Но лучшие произведения этого периода решали все-таки иные задачи. Анализируя искусство этого времени, понимаешь, что художник вольно или невольно делал нечто, что было глубоко чуждо этой пропаганде. И мы это показываем. Помню, в 2003 году, когда я увидела полотно Исаака Бродского «Второй конгресс Коминтерна», я ахнула. Он свою картину превратил в гигантское полотно, которое возводит сиюминутное событие в ранг библейского сюжета. И во Франкфурте, и в Риме на выставках соцреализма эта работа имела сногсшибательный успех. Потому что трудно найти другой такой аналог.


И.И.Бродский. II Конгресс Коминтерна (Торжественное открытие второго конгресса Коминтерна во дворце имени Урицкого (бывшем Таврическом)). 1924. Холст, масло. 320х532. Государственный исторический музей


ГМВЦ «РОСИЗО»

Бояков: Выставка исследует не только политтехнологии. Мы показываем, что, помимо страха, помимо технологии, было много священной, честной, безусловной веры. И это выражено художниками. Я убежден, что это время, если говорить о художественной ценности, очень сильно недооценено. Особенно эта безусловность проявляется в последнем разделе выставки.

— Вы имеете в виду раздел, связанный с войной?

Трегулова: Всего выставка имеет 12 разделов. Но центральный, связанный с войной, полностью лишен элемента пропаганды. Там выставлено всего пять вещей, и это действительно художественные шедевры. Взять, к примеру, работу Александра Лактионова «Письмо с фронта». Его картины — это не иконопись, конечно, но библейские смыслы и библейскую иконографию он абсолютно точно использовал. Его полотна сродни магическому реализму старых нидерландских художников. Постойте, посмотрите, вы увидите.

Бояков: Лактионов вообще удивительный художник. У нас на выставке представлена еще одна его картина — «Юдин в гостях у комсомольцев-танкистов». На ней изображена стенгазета, которую смотрят советские офицеры, и она светится настолько, что больно смотреть.



А.И.Лактионов. Герой Советского Союза капитан Н. В. Юдин в гостях у танкистов, 1938. Холст, масло. 300х300. Научно-исследовательский музей Российской академии художеств, СПб


ГМВЦ «РОСИЗО»

— У Пастернака есть фраза, что соцреализм — это такое искусство, где два знака у ключа правильные, а остальные — неверные. Вы согласны с таким взглядом?

Трегулова: Ну а что вы хотите услышать? Когда анализируешь ситуацию с заказным искусством, понимаешь, что история стара как мир. Не зря здесь полотно Лактионова упомянули. Я считаю, что это полотно достойно залов Версаля. А что, скажите, в этих залах было выполнено не по заказу власти? Какое искусство было неофициальным? Микеланджело, Рафаэль, Рубенс — это всегда выражение четких идеологических форм. И Рубенс был нужен затем, что прекрасно эту идеологию формулировал. Поэтому заказное искусство всегда было, всегда будет, пока остается государство и пока общество не придет к абсолютной анархии.

Бояков: Я уже говорил о том, что для пропаганды самым действенным оказался реализм. В общем-то, художники Возрождения — тоже реалисты в каком-то смысле. Но большинство их сюжетов имело отношение к иллюстрации мифа. А советские художники миф не иллюстрировали, они его создавали, используя самые неожиданные и радикальные приемы. Например, всем известная картина Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» превращалась в письмо, которое пишут старатели великому Сталину. Это же постмодернизм! Всё это сейчас исследуется на Западе. А в России получилось так, что идеологические клише не давали смотреть на это трезвыми спокойными глазами.

—​ То есть за рубежом соцреализм востребован?

Трегулова: Подобного рода выставки пользуются успехом на Западе. Там это искусство подвергают самому тонкому анализу и получается, что система обработки человеческого сознания во многом предвосхищала то, что возникло в 1950–1960-е годы и называется массовой культурой. 

— Может быть, это интерес к эпохе как к зоопарку?

Трегулова: Нет, я могу совершенно точно сказать, что это не интерес к зоопарку. Они стараются анализировать суть того, что происходило в искусстве, и анализируют это как художественную систему. И это отличие от проектов, которые делались в 1990-е годы, когда просто стали показывать советское искусство как экзотику, когда вдруг стало возможно завесить зал тридцатью портретами Сталина. Но я в таких проектах стараюсь не участвовать, мне кажется это неверным и неправильным.

— Но у вас же тоже изображения Сталина будут.

Трегулова: Мы достаточно корректно обошлись с образом Сталина. Не будет ни одного портрета. Будут большие картины с групповыми сценами. Что-то показывается впервые в России, например большая картина Василия Сварога «Сталин среди детей в Парке культуры и отдыха».


В.С.Сварог. И.В. Сталин и члены Политбюро ЦК ВКП/б/ среди детей в Центральном парке культуры и отдыха имени М. Горького в Москве, 1939. Холст, масло. 200 x 300. Государственная Третьяковская галерея


ГМВЦ «РОСИЗО»

Бояков: На выставке есть несколько зон, которые максимально закрыты, клаустрофобичны, насколько нам позволила противопожарная служба. Одна из них — это зона вождей. Это высказывание про то, как вожди, помимо нашей воли, становятся частью нашей интимности.

— Каково ваше личное отношение к соцреализму? Неужели кто-то сегодня на полном серьезе будет восхищаться картинами художника Александра Герасимова? Или, например, кто-то забудет о том, что из-за соцреализма был уничтожен авангард?

Трегулова: Я, знаете ли, давно уже заставила себя отказаться от снобистского взгляда на искусство: «ах, великий авангард был убит соцреализмом» или «вот, кошмарная сталинская архитектура». Я думаю, что каждый период в искусстве рождает что-то. И это что-то остается как художественный багаж, который важен для последующих поколений времен и эпох.

Бояков: Я могу совершенно точно сказать, что мое сердце находится в двух частях этой выставки: одна часть — посвященная войне, вторая — посвященная семье. А что касается убийства одного другим, мне кажется, то, что происходило в Советской России, в принципе отражало общемировую ситуацию.

— То есть вы считаете, что на выставке мог бы органично смотреться, например, Пикассо?

Трегулова: Знаете, Пикассо, который сделал портрет Сталина, получив в марте 1953 года известие о его смерти, — коммунист Пикассо — в общем, наверное, мог бы появиться на этой выставке.

И еще мне кажется, главное, к чему выставка должна людей склонить, — это к мысли, что надо стараться быть объективным. Не надо пользоваться клише. Не надо произносить вердикты сбросить что-то с корабля современности.

Бояков: Иосиф Бродский говорил, что человек, который знает, как работают манипуляционные технологии, — защищен. С одной стороны, мы хотим предупредить человека, рассказать, как эта машина работает. С другой стороны, показать, что без мифа невозможно жить. Культура теряет глубину, всё приходит к горизонтальной плоскости, где все цветы прекрасны, где царствуют толерантность и терпимость. Но помимо горизонтали есть вертикаль, есть дух, есть Бог, есть вера. Именно эти категории создают пространство для подвига, который совершают или не совершают личность и народ.
Автор
Евгения Коробкова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе