Перечислять этот невеселый список можно было бы довольно долго. Кроме того, у великих безумцев во все времена находилось множество куда менее талантливых подражателей. Не имея возможности уподобиться своим кумирам в творчестве, они стремились походить на них хотя бы в их безумии. И здесь, действительно, имеет смысл говорить о пошлости и лжи, пытающихся подменить Божий дар известным гастрономическим блюдом. Но все же жестко противопоставлять ремесло художника эксцентричному поведению, наверное, не стоит. Уже потому хотя бы, что все без исключения великие безумцы-эксцентрики были одновременно и прекрасными ремесленниками. Да, пьянству, наркомании, беспорядочным связям и прочим атрибутам «экстатического творчества» предавались десятки тысяч художников, писателей и музыкантов. Но история искусства дама строгая, на ее страницах остались лишь те из них, кто в совершенстве владел своим ремеслом. Тот же Сальвадор Дали, например, был, мягко говоря, не совсем обычным человеком. Мог выйти читать лекцию в водолазном скафандре (что едва не стоило ему жизни: шлем скафандра заклинило, художник начал задыхаться и уцелел лишь благодаря помощникам, вовремя разрезавшим скафандр). Мог позировать перед телекамерами в гробу, усыпанном деньгами и кишащим муравьями, с яичной скорлупой на лице. Мог появиться на публике в изобретенном им «пиджаке-афродизиаке», к которому на тоненьких соломинках были подвешены 83 стаканчика с мятным ликером и мертвыми мухами, а вместо манишки художник использовал бюстгальтер. Но при всем при этом он был также и одним из самых высококлассных рисовальщиков своего времени.
В мадридской Академии (1921–1925) он все свободное от занятий время посвящал изучению техники живописи старых мастеров, которой, по его воспоминаниям, там никто не знал и не интересовался. Дали же много лет внимательнейшим образом изучал эту технику как во время учебы, так и самостоятельно в Прадо (а затем и в Париже) на оригиналах классиков живописи.
В итоге этот чудак из Каталонии достиг фантастического уровня мастерства, которое не возьмется оспаривать даже самый суровый критик его творчества. На протяжении нескольких десятилетий Дали работал безостановочно и в чудовищных объемах. И был таким же пахарем-от-живописи, как Бах — от музыки. Обратной стороной его эпатажа было ремесло, которым он владел блестяще. Однако созидательным его творчество назвать вряд ли получится. Сальвадора Дали можно уважать как мастера, но это мастерство изображения распада, им можно восхищаться, но это восхищение от взгляда в бездну. Собственно, Дали и не скрывал, что в основе его творческой философии лежит психическое расстройство. Напротив, художник это открыто манифестировал: «Паранойя, — писал он, — систематизирует реальность и выпрямляет ее, обнаруживая магистральную линию, сотворяя истину в последней инстанции. <…> Мой параноидально-критический метод сводится к непосредственному изложению иррационального знания, рожденного в бредовых ассоциациях, а затем критически осмысленного. Осмысление выполняет роль проявителя, как в фотографии, нисколько не умаляя параноидальной мощи».
Итак, истина в паранойе! Добро пожаловать в удивительный мир Сальвадора Дали, великого ремесленника и труженика, постигшего секреты мастеров Ренессанса!
Да, ремесло, действительно — от Бога. Но, как и всякий другой труд, оно может вести человека по очень разным дорогам, в зависимости от выбранных им ориентиров.
Великий Бах был глубоко верующим человеком, христианином и весь свой титанический труд посвятил Богу.
Великий Дали всю мощь своего мастерства посвятил исследованию темных глубин собственной психики. И тот и другой были ремесленниками, что называется, до мозга костей. Но Бах в творчестве стремился к целостному пониманию человека и его места в мире, сохраняя в своем сердце эталон нашей человечности — евангельский образ Христа. Дали же, напротив, все время пытался разъять душу человека на составляющие, заглянуть в хаос бессознательного и потом отразить увиденное на своих полотнах, полагая, что эти запечатленные им фантомы и есть суть человека. Свои методы каждый из этих двух великих людей сознательно выбрал для себя сам, оба они неукоснительно следовали выбранному всю свою жизнь. И принципиальное различие между ними заключается отнюдь не в противопоставлении ремесла с одной стороны, и творческого экстаза с другой, а как раз в этом их осознанном выборе направленности творческой мысли. А стиль их жизни был всего лишь внешним выражением и следствием этой внутренней позиции. Был ли Дали действительно болен, или же все его выходки являлись умелым эпатажем в рекламных целях, не так уж важно в данном случае. Жизнь у человека одна, и потратить ее без остатка на создание репутации сумасшедшего — слишком большая расточительность даже для великого художника.
Талант — дар Божий. Овладение ремеслом для выявления в себе этого таланта — дело труда, который тоже заповедан человеку Богом. Но вот как потом употребить этот выявленный и отточенный многолетним трудом талант — дело личного выбора каждого художника. И, к сожалению, выбор этот часто бывает не в пользу добра. Святитель Игнатий Брянчанинов в переписке с композитором М. И. Глинкой писал: «…Люди, одаренные по природе талантом, не понимают, для чего им дан дар, и некому объяснить им это. Зло в природе, особенно в человеке, так замаскировано, что болезненное наслаждение им очаровывает юного художника, и он предается лжи, прикрытой личиною истинного, со всею горячностью сердца. Когда уже истощатся силы и души, и тела, тогда приходит разочарование, по большей части ощущаемое бессознательно и неопределенно. Большая часть талантов стремилась изобразить в роскоши страсти человеческие. Изображено певцами, изображено живописцами, изображено музыкою зло во всевозможном разнообразии. Талант человеческий, во всей своей силе и несчастной красоте, развился в изображении зла; в изображении добра он вообще слаб, бледен, натянут».
Постоянство памяти. Сальвадор Дали 1931
Почему так получается — отдельный большой разговор. Иногда творчество подобного рода бывает следствием болезни, иногда — болезнь становится результатом такого творчества. Но очевидно, что воспевание страстей и распада не добавляет художнику душевного здоровья. Фридрих Ницше знал, о чем говорил, когда писал свои знаменитые слова: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Философ и поэт, прославившийся своими богоборческими произведениями и проповедью грядущего «сверхчеловека», последние одиннадцать лет жизни провел в психиатрической клинике. В медицинской карте Ницше сохранились записи о том, что больной пил из сапога свою мочу, испускал нечленораздельные крики, принимал больничного сторожа за Бисмарка, пытался забаррикадировать дверь осколками разбитого стакана, спал на полу, а не на кровати, боясь с нее упасть, прыгал по-козлиному, гримасничал и выпячивал левое плечо. Трудно представить себе более трагический финал для великого мыслителя, употребившего свой дар на разрушение.
Из множества биографий великих людей можно вывести критерий для определения того или иного способа реализации ими своего таланта. Он сводится к довольно простому мысленному эксперименту.
Отнимите у гения то дарование, которое возвышает его над толпой, и он всё равно останется человеком умным, дельным, нравственным, здравомыслящим, способным заниматься любой другой деятельностью. Но попробуйте отнять этот же дар у эпатажного скандалиста (пусть даже и великого мастера, владеющего ремеслом) — и вы получите только несчастного чудака, ни к чему не пригодного в жизни. Если бы Иоганн Себастьян Бах не написал ни одной музыкальной строчки, он тем не менее был бы необычайно умным и порядочным человеком, добросовестным тружеником, честным мужем и прекрасным отцом. Но представьте себе того же Сальвадора Дали, вдруг лишившегося таланта живописца. Что останется от гениального безумца за вычетом его гениальности? Ответ, к сожалению, очевиден.
ТКАЧЕНКО Александр
Фома