Черно-белая экспрессия

Музей современного искусства «Гараж» открыл сезон концептуальной экспозицией Франсиско Гойи, Сергея Эйзенштейна и Роберта Лонго.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/ Зураб Джавахадзе


Проект «Свидетельства» выстроен вокруг трех художников разных стран и эпох. При этом испанец Гойя представлен офортами, русский Эйзенштейн — эскизами и кадрами фильмов, американец Лонго — рисунками углем.

Главным фактором, объединяющим столь разные творческие миры, становится даже не монохромность выставленных работ (это первое, что бросается в глаза), а излучаемая большинством экспонатов экспрессия, порой на грани с агрессией.

У Гойи бык терзает неудачливого тореадора (серия офортов «Тавромахия»), а у Эйзенштейна бунтовщики борются с эксплуататорами («Стачка»). Сцены расправ с боярами в «Иване Грозном» рифмуются с жестокостями испанского двора в знаменитых «Капричос»...

Вступая в перекрестную беседу с великими предшественниками, наш современник Роберт Лонго не пытается соперничать с ними, но делает попытку обобщения и осмысления бесконечной истории насилия. Его на первый взгляд созерцательные композиции обретают иное звучание, если знать их бэкграунд. Например, изображение американского солдата, идущего по шоссе, наполняется новыми смыслами, потому что он возвращается из Ирака. За его спиной — война и, может быть, преступления.

Особенно символичным выглядит триптих, на котором изображены рабочие кабинеты Альберта Эйнштейна и Зигмунда Фрейда, а между ними — ядерный гриб. Между переворотами в сознании человечества, совершенными двумя учеными, и изобретением самого страшного оружия художник усматривает непосредственную связь. Кроме того, великие открытия — тоже в некотором роде насилие, поскольку в их основе — разрушение существовавших прежде представлений.


Фото: ИЗВЕСТИЯ/ Зураб Джавахадзе


Роберт Лонго участвовал в подготовке выставки «Свидетельства» не только как автор работ, но и как куратор — отбирал в РГАЛИ графику Эйзенштейна. 43 эскиза, ранее не выставлявшиеся в России, тоже по-своему препарируют природу агрессии, показывают, как из жестокости рождается образ.

Судя по записям, режиссеру было важно, чтобы копья крестоносцев в «Александре Невском» расходились лучами, а трещины на льду во время Ледового побоища шли поперек, по направлению от князя к рыцарям. Художественная ценность беглых набросков не очевидна, большей частью это сугубо рабочие записи к «Александру Невскому» и «Ивану Грозному». Но на фоне замедленных сцен из фильмов Эйзенштейна, демонстрирующихся на огромных экранах, эти рисунки воспринимаются ключами к пониманию непростой киноэстетики.


Фото: ИЗВЕСТИЯ/ Зураб Джавахадзе


Профессиональную поддержку Лонго-музейщику оказала главный куратор «Гаража» Кейт Фаул. По ее мнению, все три героя экспозиции — бунтари, получившие прижизненную славу.

— Несмотря на то что Гойя служил Церкви и королю, Эйзенштейн — государству, а Лонго появился на художественной сцене в период господства современных моделей арт-рынка, признание каждому принесла независимая художественная практика, бросающая вызов ожиданиям общества, — утверждает Кейт Фаул.


Фото: ИЗВЕСТИЯ/ Зураб Джавахадзе


Сопоставление современного художника с двумя классиками может на первый взгляд показаться некорректным. Главным аргументом в пользу правомочности такого соседства становится технический уровень работ Лонго. Рисуя обычным углем на огромных бумажных ватманах, художник добивается почти фотографической точности, мастерски имитируя фактуру стекла, воды, льда. Бесстрастное свидетельство, точно фиксирующее реальность, и художественная фантазия оказываются практически неразделимы.
Автор
Сергей Уваров
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе