Диаспора в медиаполисе

Проблема диаспоральной организации в условиях постоянного усложнения миграционных процессов оказывается в центре внимания специалистов, относящихся к разным отраслям социально-гуманитарного знания. 

Что определяет и будет определять параметры современных диаспор? Об этом интервью с Олегом Реутом, доцентом кафедры истории стран Северной Европы Петрозаводского государственного университета.

Фото: Badusev /deviantart.com

— Как бы Вы определили главную особенность современных миграционных процессов?

— Миграция как пространственное перемещение людей является одним из весьма сложных историко-демографических феноменов, определяющих собой многие черты современной общественно-политической жизни. Причины, формы и последствия миграции в разные времена и в разных обстоятельствах были различны. Однако в современных условиях концентрирование исследовательского внимания на анализе собственно миграционных потоков оказывается более недостаточным, поскольку мигрант зачастую перемещается из одного медиаполиса в другой.

— Медиаполисом можно считать любой крупный город?

— И да, и нет. С одной стороны, любая городская агломерация рационализирует жизнь горожан, и поэтому медиаполис оказывается состоянием, формируемым производством и потреблением медийной продукции. С другой стороны, медиаполис может быть и внетерриториальной средой обитания, создаваемой медиакоммуникациями и лишённой пространственной определённости и локализации.

— То есть наличие аккаунтов в социальных сетях фактически упраздняет территориальную принадлежность, превращая человека скорее в «жителя Фэйсбука/Твиттера/Скайпа», чем, скажем, в москвича или петрозаводчанина?

— Вне сомнений. При этом принципиально важно, что в подобной ситуации мигрант практически не решает задач адаптации и интеграции в принимающее сообщество.

Его повседневные практики – работа, общение с коллегами и друзьями, даже онлайн-шопинг – могут оставаться практически неизменными, ведь он продолжает находиться в прежней языковой и медиа-среде. В отличие от тех, кто ранее покидал страну и автоматически начинал «терять язык», современные эмигранты, оказавшись в условиях, когда рядом с ними нет никого говорящего на их родном языке, могут не испытывать сложностей в сохранении языка, и даже не отрываться от новых лексических явлений, поскольку есть возможности продолжать общение при помощи коммуникационных технологий.

— Как это влияет на диаспоральное строительство?

— Фактор «проживания за пределами родины в иноэтничной среде» не остаётся неизменным для определения современной диаспоры, встроенной в различные режимы коммуникационного взаимодействия. Сложно установить пределы иноэтничной среды в ситуации, когда мигрант не только не испытывает разрыва с родными языком и культурой, но даже не фиксирует деформацию медиакоммуникационных интеракций. Появляются иные способы самоорганизации зарубежья, поскольку задачи сохранения себя как единого целого, не растворяемого полностью в чужом мире, не выступают приоритетными.

— Но, вероятно, это более актуально для поколения 30-40-летних, которые смогли успешно встроиться в глобальную финансово-экономическую инфраструктуру?

— Вовсе нет. Если говорить об актуальности, то это наблюдение как раз больше относится к молодому поколению, которое можно определить как digital natives (т.е. родившиеся в уже цифровом обществе и с самого своего рождения находящиеся в поле инновационных медиатехнологий). Они, в отличие от своих родителей, изначально вовлечены в принципиально новые, неформально ориентированные на сетевую социализацию практики.

— Как известно, Россия – страна не только отдающая мигрантов, но и принимающая их. Насколько Ваши выводы применимы к тем, кто приезжает в нашу страну, в том числе из государств, относящихся к постсоветскому пространству?

— Прежде всего, нужно отметить, что для части из них Россия не является конечной целью миграционного движения, есть более привлекательные и в экономическом, и в социально-политическом смысле направления.

Поэтому для наиболее «качественной» в образовательном и профессиональном отношении миграции Россия – лишь транзитное пространство. А те мигранты, которых мы всё чаще видим на улицах российских городов, переехали сюда за оплачиваемой работой, спокойствием и гипотетической возможностью осесть, и для них «мультикультурализм по приказу» предопределен гипертекстом русскоязычной реальности. Эти мигранты начинают влиять на дискурсивные ресурсы городского пространства, заявляя тем самым своё право на город – право принадлежать городу, обитать и трудиться в нём, и, значит, его последовательно изменять.

— Означает ли это, что миграция и новые диаспоры являются факторами, меняющими пространство медиаполиса?

— Трансформируется не только пространство медиаполиса, но, например, и характер управления им. Власть уже не может противостоять детерриториализации, следовательно, изменяются обстоятельства применения легитимного насилия. По существу допускается совместное регулирование отношений в городской среде со стороны государства и негосударственных акторов. А значит, и связь между медиаполисами и новыми диаспорами носит более сложный характер. Ведь возникновение медиаполисов – это появление особой среды обитания, которая изменяет сложившиеся в социумах ритмы функционирования, стандарты потребления, экономические модели, эстетические образы. И сам город не может игнорировать новые функции, новые слои информации.

CHASKOR.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе