В Вахтанговский театр Марина пришла после окончания Щукинского училища в 1987 году. Помимо театральных спектаклей она снялась в во многих фильмах: «Большие девочки», «Последняя любовь Маяковского», «Дзисай», сериалах «Александровский сад», «Моя прекрасная няня», «Братья по-разному» и пр. 
– Я считаюсь «Турандот третьего поколения», играла ее 16 лет. До меня принцессой Турандот была Юлия Борисова, а еще раньше – Мансурова. Хотя составов было больше, я называю основные. 
Роль Турандот – одна из моих любимых. За ней все – и традиция нашего театра, и ответственность, и удовольствие. А один раз со мной в спектакле сыграл даже Василий Лановой! Случайно получилось, мы были с гастролями на юге, сидели с подругой у моря. Он подошел: «Девчонки, чего бы вам хотелось? Просите!». 
Мы говорим: «А слабо вам сыграть в «Принцессе Турандот?» Он обещал. 
И вот каково мужское слово Василия Семеновича – в Москве он вдруг приехал: «Девчонки, назначайте дату, когда играем». 
И 19 сентября, помню, играли. 
– Что такое женщина в театре? 
– Да все! Она – и красота, и шарм, иногда – ум, иногда – трагедия. Все-таки актер, по-моему, больше женская профессия, не мужская. 
– Тогда почему в пьесах значительно больше мужских ролей? Ну ладно, в старых пьесах это объяснимо. Но ведь и в современных? 
– Это уже вопрос к современным авторам, почему они так мало женских ролей пишут. Откуда такая дискриминация? 
– А есть ли они вообще, эти современные авторы? Я имею в виду таких, как те же Вампилов, Розов, Садур? Где они, новые имена? 
– Безусловно, авторы сегодня есть. А почему их не слышно?.. Раньше ведь ситуация была немного иной. Артистов было мало, драматургов – еще меньше, и их, естественно, знала вся страна. А сегодня артист может сниматься бесконечно, и никто даже фамилии его не запомнит. 
Что касается драматургов, у них еще дополнительная сложность. Необходимо себя пробивать, раскручивать. А человеку, который с увлечением пишет пьесы, заниматься раскруткой себя любимого и некогда, и неинтересно, да и не обладают чаще всего истинные таланты нужной пробивной силой. 
– Сегодня практически все артисты параллельно играют в театре и снимаются. Вам лично что ближе? 
– Это две абсолютно несравнимые стези, кино и театр. Мне интересно и то, и другое. Хотя кино – это всегда застывшая форма, часто смотришь на себя в фильме: «Ах, я бы сейчас по-другому сыграла». 
– Говорят, что в кино от артиста мало что зависит, что и как играть – ему режиссер жестко указывает. Это действительно так? 
– Если артист сам не будет играть, вы ничего и не увидите на экране. 
Но отличия, разумеется, есть. В кино все эмоции нужно показывать в 10 раз сдержанней, чем на сцене. Если с такой пониженной интенсивностью играть в театре, зритель ничего не поймет, в театре все немного «слишком». В кино голос, мимика, эмоции – все подается «на полутонах», иначе зритель не почувствует правду. 
Хотя действительно, в кино артист гораздо более зависим, более уязвим. Вот сыгран эпизод, который кажется тебе важным, самым удачным, и режиссер все отснял. А потом он возьмет и порежет все, как счел нужным, и выбросит самое удачное. А то и вообще все вырежет. 
И так иногда обидно бывает. Это грустное обстоятельство. 
– Ваш муж – известный бард Олег Митяев, в Ярославле его творчество любят, он не раз бывал у нас с концертами. Как вы относитесь к авторской песне вообще и к творчеству мужа в частности? 
– Замечательно отношусь. Если бы плохо относилась, наверное, он бы не был моим мужем, да? 
Авторскую песню я любила всегда, еще в Омске, в театре-студии Любови Ермолаевой, мы пели и Окуджаву, и Кукина, и Клячкина. А вот песен Митяева, кстати, я тогда не знала. Впервые услышала, только приехав в Москву, подруга поставила кассету. И сегодня Олег Митяев – один из моих любимых авторов. 
– Поборники «чистоты жанра» часто критикуют Олега Митяева за то, что он изменил традиции, увел бардовскую песню от походного костра на эстраду. Вы не разделяете этот упрек? 
– Я думаю, авторская песня и должна меняться. Как меняется вообще любое искусство. В театре есть своя классика и есть авангард, в живописи существуют реализм, супрематизм, сюрреализм... Так и авторская песня. Классики остаются, но время ведь изменилось, и кто сказал, что правильно петь только у костра под гитару? 
Ну скажите честно: кто сейчас ходит в походы? Это уже прошлый, ХХ век, извините. 
Сегодня авторская песня становится иной, более эстрадной (и отнюдь не в плохом смысле). Время диктует новые условия игры. 
– Вы часто ездите с гастролями. Культурный шок от встречи с российской провинцией вам не случалось испытывать? 
– Конечно, культурный шок есть, и очень сильный. В крупных городах сейчас началось какое-то улучшение, города расцвели, люди стали жить лучше. Но то, что творится в стороне от крупных городов! Я часто езжу в Сибирь, за 300 км от Омска, в деревню, к бабушке. Там царит полный беспредел. Абсолютная бесперспективность существования, безнадежность, пьянство беспробудное. Я помню, как бывала там в детстве – был крепкий колхоз, люди получали хорошую зарплату, хорошая тогда была жизнь. 
– В Ярославле вы прежде бывали с гастролями? Как вам ярославский зритель? 
– Была один раз. Город показался очень интересным, и публика у вас замечательная. Но она и быть другой не может, когда здесь такая театральная традиция. 
– В каком спектакле вы играете в этот приезд? 
– В «Троиле и Крессиде». Это потрясающий спектакль, событие в столичной театральной жизни. Такого у нас после Петра Наумовича Фоменко не было на сцене. Когда Римас Туминас впервые читал пьесу, я недоумевала, зачем ее ставить? 
Но то, что сделал Туминас, это очень интересно. 
– Я смотрела отзывы в интернете, они ну очень разные! 
– Да, мнения зрителей разделились. Обыватель, который привык видеть в Вахтанговском «Принцессу Турандот», «Мадемуазель Нитуш», музыкальные, зрелищные спектакли, поражен. 
Это – драматический спектакль. Хотя в нем и юмор есть, и гротеск, но – уже не для всякого. И уходили люди. Как с фоменковкого «Государь ты наш, батюшка» уходил тот зритель, который не хочет думать, не желает погружаться в трагедию нашей жизни. 
Зато критика приняла спектакль на ура. Сейчас, не в обиду будет сказано, критики почти нет, зато много развелось щелкоперов, как выражался Гоголь. Им лишь бы что-то «желтенькое» отписать, а глубоких статей давно не было. И я очень рада, что «Троил и Крессида» вызвал серьезные критические статьи. 
– То есть театр все-таки должен заставлять думать? Просто развлекать – неправильно? 
– Это не театр заставляет думать, заставляет режиссер. В любой комедийной роли надо искать драматизм, как в любой трагедийной – юмор. Из этого складывается глубина. 
У нас есть спектакль «Берег женщин» в постановке Анжелики Холиной. Появился он также благодаря Туминасу. Это спектакль на песни Марлен Дитрих танцевальный, он идет без единого слова. Подобного ни разу не бывало в Вахтанговском театре. 18 героинь в танце рассказывают каждая свою судьбу. И зритель сперва озадачен, недоумевает, но в итоге выходит из театра, думая о судьбе современной женщины. 
– А какова она, эта судьба? Насколько она изменилась по сравнению с прошлыми временами и в какую сторону? 
– Не думаю, что судьба женщин сильно изменилась. Да, технический прогресс сильно облегчил быт, женщины получили возможность заниматься множеством профессий. Но первейшее из предназначений женщины – любить мужчину, рожать детей, воспитывать – это никуда не делось. 
– Но сегодня женщина вполне может построить свою жизнь, не впрягаясь в семейную работу. И мужчины, так ли они нужны? 
– Куда же нам без них (как и им без нас). Не хочется говорить об инь– янь, но мы – как плечи и голова, как вода и огонь, неразлучное единство. 



Юность-Ярославль