Сия пучина

Ровно 110 лет назад, 16 ноября 1900 года, в России родились два знаменитых драматурга, два Николая - Погодин (в станице Гундоровской на Дону) и Эрдман (в Москве).

В бурные 20-е Погодин, так сказать, овладевал мастерством и служил разъездным корреспондентом "Правды" (книги очерков "Кумачовое утро" и "Красные ростки"). О драматургии он разве что мечтал, тогда как имя Эрдмана уже гремело. Эрдман был членом есенинской группы имажинистов, слыл ядовитейшим московским остряком, его спектаклем-ревю "Москва с точки зрения" открылся Театр Сатиры, он сочинял бесчисленные капустники, его обожала богема, а "Мандат" (1925) выдвинул его в первые ряды советских драматургов, в сатирики булгаковского ранга, что и сам Булгаков немедленно признал, приняв Эрдмана в свой круг. Погодину даже на подходах к этому кругу нечего было ловить. Правда, не сказать, чтоб этот круг был так уж престижен: чувствовали себя "бывшими" и "чуждыми", жили с разрешения, в открытую оппозицию не уходили, да и не было уже никакой оппозиции - острили вполголоса и проталкивали на сцену остатки советской сатиры, что прекратилось наглухо в 1929-м, когда запретили эрдмановского "Самоубийцу" и провалили маяковскую "Баню".

Зато их любили актрисы. Ангелина Степанова, молодая звезда МХАТа, влюбилась в Эрдмана с такой страстью, что вскоре оставила мужа (а Эрдман не смог бросить жену), и все на них любовались, слегка завидуя. Писатель и актриса, что может быть триумфальнее.

В окаменевшие 30-е Погодин стал главным советским драматургом: ему замечательно удавалась поэзия труда и положительные герои. Он их поэтизировал и даже назвал пьесу об индустриализации Южного Урала "Поэма о топоре" (1930). Суть ее и стилистика исчерпывающе выражаются репликой грубого, но растущего рабочего Евдокима: "Верим, верим, страдаем и хохочем". Конфликт: инженер Глеб игнорирует жену Катю, мечтающую блистать в обществе, он занят изготовлением нержавеющей стали. Тут же иностранный концерн, который внешне помогает, но внутренне вредит. Пьеса смешная, герои выпуклые, диалоги живые, поставить бы сейчас - сказали бы: как вырос Сорокин! Впоследствии Погодин написал "Аристократов", про перековку уголовного элемента на Беломорканале. Там был один, который никак не перековывался и только играл на гитаре, но тем временем другой зэк надумал бежать и для этой цели бросился в море, а положительный чекист прыгнул его спасать, и пучина поглотила обоих в момент. Видя то, отрицательный немедленно перековался.

А в 1937-м Погодин написал первую часть трилогии о Ленине: "Человек с ружьем", про то, что не надо бояться человека с ружьем. Пьеса о солдате, влюбленном в Ленина, стала хитом советского репертуара и получила в 1941 году Сталинскую премию. Эрдман тоже ее получил в том же году, за "Волгу-Волгу". Какие-то прямо близнецы. С той только разницей, что Эрдман был тогда лишен права проживания в крупных городах, потому что был уже автором двух запрещенных пьес и сочинил вместе с другом и соавтором Массом несколько злобных басен. Типа "НКВД, придя к Эзопу, схватило старика за ж... Смысл этой басни ясен: довольно басен". А Качалов возьми и прочти их в Кремле на приеме, а товарищ Сталин возьми и спроси, кто автор - в результате Эрдман с Массом отправились в ссылку прямо со съемок "Веселых ребят", и только Ангелина Степанова добилась для своего возлюбленного Коли перевода из Енисейска в Томск. После чего к нему в ссылку приехала жена, и Степанова бросила его навеки. Эрдман больше не писал пьес, но старый друг Григорий Александров привлек его, с 1936 года жившего в Калинине и нелегально наезжавшего в Москву, к работе над "Волгой-Волгой". И "Волга-Волга" стала любимым фильмом вождя - он смотрел его раз тридцать и хохотал.

В ревущие 40-е Погодин был в Ташкенте, в эвакуации, работал над продолжением трилогии о Ленине, вторая часть которой ("Кремлевские куранты") была написана еще в 1940-м, но поставлена лишь в 1942-м. Ленин у него вышел очень уж человечен. В середине 50-х автор подготовил новую редакцию, имевшую большой успех. Страшно пил. А Эрдмана как бывшего ссыльного, хоть и лауреата Сталинской премии, отправили в самую далекую эвакуацию, но в Челябинске его догнало распоряжение Берии мобилизовать тов. Эрдмана в ансамбль НКВД. И Эрдман сочинял для этого ансамбля репризы и шутки, и тоже пил, а исполнял их в числе прочих выдающийся артист Юрий Петрович Любимов, впоследствии основатель Театра на Таганке. И тоже пил.

В 1951 году эти близнецы опять получили по Сталинской премии, вот чудеса-то. Погодин - за сценарий фильма "Кубанские казаки", это тоже он, представляете? А Эрдман - за "Смелых людей", про конный завод, противостоящий фашистам, и про вредителя, собирающегося сдать немцам наших элитных жеребцов. Хороший фильм, но уже не такой смешной, как "Волга-Волга". Все стало какое-то третьесортное после пяти лет нового террора. Так что премии им дали только второй степени. Обоим, в один момент.

В 50-е Погодин писал социалистические пьесы с человеческим лицом, главным образом о передовой, но ищущей советской молодежи. Читать их сегодня трудно. Если бы поставили, все сказали бы: Сорокин совершенно исписался. За "Третью Патетическую" (третью и самую слабую часть трилогии о Ленине) он получил Ленинскую премию. А Эрдман писал сценарии к хорошим сказочным фильмам, где еще можно было что-то протащить: "Каин XVIII", например. Использовали его и для сочинения театральных реприз - для "Турандот" они ему особенно удавались. А еще они встретились с Ангелиной Степановой - вы ведь ее не забыли? Она к тому времени овдовела, ее муж, Александр Фадеев, застрелился, оставив письмо в ЦК о том, что его и литературу погубила партия. Но у Эрдмана со Степановой ничего уже не вышло: много лет прошло.

В 60-е Погодина уже не было, он умер в 1962 году. А Эрдман еще был, он умер в 1970-м. Написав перед этим лучшее свое драматургическое произведение после "Самоубийцы" - ядовитейшие диалоги для любимовской постановки драматической поэмы "Пугачев". Не зря ведь дружил с Есениным. Злобно получилось, хорошо. Изрезали, конечно, но пропустили. В прочие 60-е он занимался сценариями для мультфильмов. Думал, наверное, что детей еще можно было спасти.

Вот понимаете, что такое советское время? Это не только репрессии, и не только энтузиазм, и не только богема или прикормленные творцы. А это сложное, многомерное образование, в котором есть крепкий приземистый драматург Погодин - хоть и без искры, но искренний; и его заражающий до сих пор энтузиазм стройки, и его идиотские лакировочные фантазии о перековке аристократов воровского мира, и его социалистическое строительство с человеческим лицом, и вихрастая ищущая молодежь. И есть Эрдман - аристократ без кавычек, высокий, тонкий, остроумием не уступающий Ильфу и Петрову, который все про эту власть понимает, а себя и себе подобных в одной из басен сравнивает с мурашками на озябшем теле. Станет тепло - не будет мурашек. Погодин пишет сорок пьес и сценариев, из которых не выживает ничего, но названия становятся нарицательными: "Человек с ружьем", "Кремлевские куранты"... Эрдман пишет две пьесы, которые сегодня, впрочем, тоже мало кому интересны. Сегодня никому ничто не интересно. Сия пучина поглотила обоих в один момент. Но некоторые репризы и фразы уже ушли в язык: "То, о чем может подумать живой, может высказать сегодня только мертвый". И про Эзопа, конечно.

Вот я и думаю: может, их не противопоставлять? Может, попытаться как-то осмыслить это явление в целом - явление, породившее Погодина и Эрдмана, как следует их потрепавшее, но одинаково в них нуждавшееся? Потому что без них мы ничего в этом явлении не поймем. А главное, не поймем, почему в нашей нынешней прекрасной эпохе категорически невозможен ни свой Эрдман, ни свой Погодин.

Дмитрий Быков, писатель

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе