Около Станиславского (РОЗОВФЕСТ 2020)

Юрий Погребничко – о смысле театра, о внутреннем шуме, о медитации на сцене

Встреча с создателем и художественным руководителем театра «Около дома Станиславского» Юрием Погребничко – большое событие для профессионалов и любителей театра в Ярославле. Перед спектаклем «Кабаре Магадан», представленным на фестивале как приятный и долгожданный бонус к основной розовской программе, Юрий Николаевич ответил на вопросы студентов театральных вузов, рассказал об актёрских техниках и поделился секретами «метода Погребничко», которого, в общем, не существует. Пресс-центр «Розов.Инфо» попытался зафиксировать эту встречу в технике вербатим, с авторскими паузами и интонациями.

rozovfest008.jpg
Художественный руководитель театра ОКОЛО дома Станиславского

Сейчас я буду следить. Поочередно делаем такое. Я пытаюсь остановить внутренний монолог. У нас в голове всё время что-то идет. Но фиксировать – нужен навык. Нужно сказать себе хотя бы «сейчас я буду следить». Партнер на меня смотрит, а я пытаюсь следить за внутренним потоком. И как только я обнаруживаю, что внутри себя что-то говорю, отгибаю палец. Если бы мы с вами сейчас начали упражнение, вы бы увидели, что я все время вот так этим пальцем делаю. Практически остановить невозможно. Но постепенно какие-то разрывы в этом потоке появляются. Вот это упражнение похоже на медитацию. Оно дало результаты. Лет так пятнадцать это поддерживали в нашей студии (театр «Около дома Станиславского» вырос из группы студентов Юрия Погребничко). Люди росли. Им было двадцать. А так – до тридцати пяти.

Что такое событие? Вот мы встретились – и вы говорите «событие». А что это такое? Ну, это какое-то изменение привычного течения жизни, которое объединяет всех в этот момент. А если бы я не пришел – это событие? И то, и другое. Но дальше, чтобы развиваться, мы можем проанализировать: а этот не пришел. Ну представляешь, мы пришли, как дураки, собрались, я отложил что-то, кто-то с девушкой не встретился. Дальше такое событие, от него идут круги. Как на воде. Или наоборот: вас приглашают встретиться с театром. Не ходи, там всегда назначат – не придут. Пьеса пошла в эту сторону.

Внутри у вас шум какой-то, беспокойство. Потому вы не можете организовать и удержать внимание зала. Вы сами почувствуете, что удерживаете внимание хотя бы одного зрителя. Почему-то он в этом месте следит за вами. А в этом нет. Хотя вы всё делаете так, как вы поняли. Значит, вы делаете неверно. Ваше внимание не так организованно. Выучил, куда хожу, что говорю, а сам думаю: что-то вот зарплату не увеличивают, раньше условия были лучше, каждые полгода была надбавка. А при этом играю :“Быть или не быть? Вот в чем вопрос”. Вас же учат, что есть внутренний монолог. Нас учили таким образом. Значит, вот. На счет упражнения-медитации. Можно ли назвать это медитацией, не знаю?

rozovfest010.jpg
Беседа под абажуром с Юрием Погребничко

«Я» это что-то другое. Сознание. И вообще, есть ли я? Когда вы этим заинтересуетесь, вы будете продвигаться в нужно направлении. Или не будете. Мы рождаемся – нас обучают. Ребенок не знает, что он это он. Он себя не отождествляет с телом. Он кусает свою руку, ногу, плачет от этого. Но постепенно он научается. Ага, я это тело. Что не факт. Как потом выясняется, нельзя с этим полностью отождествиться.

Жизнь всех выпрямляет. И актер сыграет то, что у него есть. А может он сыграть больше? С моей точки зрения, может. Только если он развивается в техническом смысле. В техническом смысле, с моей точки зрения и по опыту, у него довольно много возможностей, у человека, ну и в частности - у актера. А он живет и вот это пропускает, и это, и это. Ну, как-то жизнь сложилась, он идет по этому коридору, и всё. А мог бы пойти в сторону и, может быть, выйти с другой стороны в другое пространство.

Зритель любит пародию. У вас от родителей, от кого-то способность подражать, раз вы будущие или настоящие актеры. Но подражание – не драматическая игра, хотя успех приносит. Люди, которые умеют ловко показать другого. Пользуясь профессионально этим, я делаю себя и думаю, ага, я похож на этого, так, теперь надо добавить, допустим, возраст, вставим железные зубы. Дальше хромая женщина. Я могу играть хромую женщину. Надеваю платье. Теоретически. И поскольку в жизни я привык, я думаю, да, да, да, похоже. Меня привлекает это.

Оказание услуг населению. Это написано в уставе каждого театра. За что деньги государство дает? За то, что вы оказываете услуги населению. Какие? Возникают большие вопросы. Все оказывают услуги населению. И любой бурлеск, бордель какой-нибудь – всё услуги населению. Раньше-то сама идеологическая политика была очень четкая. Зачем театр? Он должен был воспитывать человека. Того маленького, который кусал себе ноги. 

Вы знаете такое имя «Генон»? А могли бы знать. Это довольно современный философ, где-то в середине умер прошлого века. Я как-то говорю студенту: будешь сдавать экзамен профессору по зарубежному театру, скажи, мол, Генон считал, что Европа после тринадцатого века никуда не двигалась. Ей конец. Ну и он сказал: “А вот Генон…”. Профессор говорит: “Кто тебе сказал? Не может быть, чтобы студент знал Генона». Как-то он сдал экзамен, короче говоря. 

Человек всё умеет. Это вот начало Демидова. Что актеры все умеют, не надо системы. Сразу выходите и играйте. Шикарный совершенно педагог, работал со Станиславским. Но Станиславский же как начинал? Он говорил: «Вы ничего не умеете. Вы не умеете ходить, вы не умеете смотреть». У Демидова – сразу вышли на сцену, этюд. Не надо, чтобы они сочиняли в этюд слова. Надо сразу дать слова: «Долго вы еще будете тут трепаться?» А ты говори: «А что?». Он говорит: «А ничего». Теперь играйте. Вот это весь Демидов. Вы попробуйте. Вот этюд. Он попробовал это тогда, когда уехал Станиславский, с курсом. Станиславский приехал и сказал: «Этот курс поцеловал Бог». Сейчас занимаются этим много. В основном, занимается Вениамин Фильштинский. У нас в театре есть лаборатория, которая занимается исключительно Демидовым.

Заденем хотя бы одно из Станиславского. Поскольку мы «Около Станиславского». Там есть такой раздел “характерность”. Я помню, к нам приехала Кнебель, Мария Осиповна. Я в Ленинграде тогда учился. И там как раз был дипломный спектакль не наш. Помню даже фамилию, Иванов, был такой актер. Не актер, а студент четвертого курса, дипломный спектакль, и он вот ловко играл какую-то роль. Все говорили: «Смотри, характерность удается». А Кнебель ответила: «Это не характерность. Характерность - это последнее, что неожиданно откроется при глубоком проникновении в роль. Вы должны стать этим человеком». Ну, я таких не видел. Говорят, Михаил Чехов это мог. Обычно же - вот Воробей вышла, артистка эстрадная, ну здорово. Но это не значит, что это характерность. Характер – это то, что мы наследуем, как животные. И так оно и есть. В поговорках, во всем. Характер зайца, характер волка, характер льва. А откуда он берется? Он берется от папы с мамой. От дедушки с бабушкой. Неизвестно откуда, откуда-то из рода он возникает. Поскольку род передается в теле. Мужчина, женщина и рождается характер. Сейчас, правда, пытаются, что двое мужчин, и у них рождается. Ну пока не вышло. Приходится брать со стороны.

Я ничего не создавал. Я двигаюсь, как идет. Оно само подходит. Надо быть посвободнее. Потому что если будешь сильно упираться, то будешь грести не туда. А течение все равно несет туда куда надо. Быть посвободнее – возможность увидеть, а куда река-то течет. А она вот туда. А я хочу туда. Ну, тогда подгребай потихонечку, потому что она сильней. Мы занимаемся, в действительности, театром Станиславского. Некий посыл. Я вам напомню, что такое Станиславский. Он говорит: «Мы занимаемся жизнью человеческого духа». Это сильное заявление. Он там опасался, когда писал. Этого достаточно. А как им заниматься? Поэтому мы открываем Гурджиева, он был занят этим. Надо найти специалистов и все поставить с ног на голову. Не годится. Или вы готовы, и вдруг вам попадается тот же Гурджиев, и вы говорите: «А, вот что!». И сразу двигаетесь. И я сейчас сам могу, я начинаю делать, на ум приходит. Лаборатория, я иду, прошу деньги, ну маленечко денег совсем, чтобы заниматься лабораторией. Потому что в действительности-то мы услуги населению все время оказываем, оказываем. А надо лабораторию. 

Мы думаем, как организовать свой театр, организоваться здесь, в этом описанном мире. А тут уже все реализовываются, реализовываются. Обнажился, но слабо. Значит, кожу надо содрать. Кожу содрать будет посильнее. Отрезать палец, допустим. Есть такой театр. Сейчас можно отрубить палец, снова пришить, и нормально. Если быстро пришьешь. Но есть другое пространство. Станиславский говорит, кроме этого, есть еще. Оно есть буквально, когда я там сижу. Если это удается по Станиславскому. Вот в этом его «Не верю». Думаю, что и ему не удавалось добиться. Ну в какие-то моменты. 

«Ради чего вы занимаетесь театром?». Скажу и на этом закончим. Если помните, Станиславский отвечал на этот вопрос: «Понимаете, есть моменты, когда играешь, и вдруг, что называется, вдохновение. И вот только ради этих моментов, то есть полной свободы». Актер полностью свободен, не отождествлен со своей жизнью, с некой необходимостью следовать в соответствии с описанным миром, действовать в нем как-то худо-бедно. Нет – свобода. Она секунда-две. Не от себя говорю, от Станиславского. Он для этого.

Автор
Мила Денёва, театровед, театральный критик, заведующий литературной частью Российского академического молодежного театра
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе