Фото: Д. Матвеевас
Запредельные пространства Чистилища, Ада и Рая очерчены музыкой. Композитор Андриус Мамонтовас использовал много разных тем — и авторских, и узнаваемых, классических. Образы Данте Някрошюс ценит за их музыкальность, зачастую переводя словесные метафоры в пластические. Говорят в спектакле много, но именно движение способствует атмосфере притягательной тайны. Пять девушек и пять юношей — своеобразный кордебалет, сопровождающий солистов. Это и души грешников, и стихии огня и воды, и воплощенные средневековые аллегории (волчица — алчность, лев — властолюбие, рысь — сладострастие), и даже города и страны, вырастающие в воображении поэта.Одетые художницей Надеждой Гультяевой в серо-черное, они то вьются по сцене свободными ручейками, то соединяются в скульптурные группы, то выталкивают из себя персонажей очередной песни.
Книга — важный атрибут спектакля. Разворачивая фолианты с «Божественной комедией», артисты каждый раз превозносят неисчерпаемость дантовских смыслов. Порой наглядно — приклеивая к страничкам множество закладок для комментариев. Порой наивно — посланник (Паулюс Маркевичюс) возбужденным шепотом, словно чужие секреты, доносит — когда была написана поэма и что значат ее символы.
Больше всех удивляется Данте Роланда Казласа, совсем не похожий на титана Средневековья. Обыкновенный человек с хорошим честным лицом — наш современник, задумавшийся о вечном. Его наставник Вергилий (Вайдас Вилюс) — не античный кумир, а кто-то из XIX века, не позже. В восторженном взгляде навеки застыл порыв вдохновения.
Някрошюс благоговеет перед «Божественной комедией», но ложного пафоса не допускает. Спектакль дробится на множество мелких этюдов, смешавших смешное и трагическое. Мятые листки бумаги превращаются в маски, прикрывающие лица. Самый большой лист загораживает шар в глубине сцены. Прорваны дырки глазниц — словно на Землю упала посмертная маска (сценограф — Марюс Някрошюс). А совсем недавно у подножия этого шара сиротливо ежились люди, и, казалось, гигантский глобус вот-вот придет в движение и всех раздавит.
Постижение смысла «земной жизни, пройденной до половины» — не единственная цель пути Данте. Спускаясь в загробный мир, он томится по умершей Беатриче, словно Орфей по Эвридике. Иева Тришкаускайте играет Беатриче лучезарной девочкой. Она возникает то в белом, то в черном, то в красном. Будоражит в памяти поэта то надежду, то безысходность, то тоску по неутоленной страсти.
В сцене призрачной встречи Данте и Беатриче никак не могут дотянуться друг до друга, а суетливый посланник безуспешно пытается их соединить. Все предыдущие искания Данте — лишь подготовка к мистическому свиданию. Но, чтобы настроиться на его неведомую силу, необходимо провести с путником долгие четыре часа.
Известия