Мир, легенды и мифы Наталии Терентьевой

Предлагаю моим читателям и подписчикам мой очерк о Терентьевой, опубликованный не столь давно, несколько лет назад. Она отдала себя нашей сцене полностью, всецело. 

Перелистаем с уважением, нежностью и трепетом страницы ее жизни, где фактически нет никаких мифов, а есть реальная жизнь Художника в Искусстве.

Ярославль и российский театральный мир отмечают юбилей Наталии Терентьевой, Народной артистки России, Лауреата Национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «За честь и достоинство». Вряд ли надо удивляться тому, что актриса с такой необычной судьбой, как Наталия Терентьева, стала в конце концов легендой, что вокруг нее возникают, рождаются и роятся мифы – ее творческая история дает простор самому неукротимому воображению. Легенд множество – предки – калужские дворяне, предводители уездного дворянства. И воспитание соответственно – дворянское. И детство в доме деда-профессора, и немецкие корни рода по дедовской линии. Мать - педагог в драматической студии Станиславского,и ребенок Наташа на коленях основоположника… Военные годы – работа в госпитале. Подмостки МХАТа, где Наташа Терентьева – рабочая сцены. Все это требует по меньшей мере –театрального романа, не уступающего по насыщенности событий булгаковскому. Истина складывается из опыта проживания собственной жизни как мифа, где творчество интенсивно и уплотнено, и где нет места случайности. В этом небольшом очерке мы расскажем об известном и неизвестном. А из репертуарного лста Терентьевой, в котором свыше 200 ролей, выберем всего несколько.

Нужен ли Терентьевой микрофон?

Вспомним, как появлялась на авансцене ее сваха, Фекла Ивановна («Женитьба» Н. Гоголя), из разряда десятков знакомых и известных свах. Стоило ей, язвительной, насмешливой, встать в позу Кармен, пощелкивая счетами, как кастаньетами, и попытаться запеть знакомым, мощным «терентьевским» меццо-сопрано: «Как быстро молодые годы промелькнули!», как вдруг оказывалось, что поет актриса… под фанеру! Звук внезапно оборвался, исчез… Конфуз! запнуться на баснословно выигрышной ноте - фонограмма подвела!… И первый, и второй микрофоны дают сбой. И в зале уже начинают странно перешептываться. В глазах у Феклы - Терентьевой вначале ужас, недоумение, а потом - грандиозное презрение к микрофону. Фекла перекрестит микрофон, дабы избавиться от бесовского наваждения… Не помогло. А потом как плюнет в него ядовито и насмешливо – только эхо загрохотало в динамиках!.. И к восторгу публики Терентьева поет свой зонг в спектакле без всяких микрофонов, подавая божественный живой звук в зрительный зал…. Актриса и театр разыгрывали зрителя, вовлекая его в смеховую атмосферу спектакля. 
Как-то на большом городском вечере Терентьева вышла на сцену с приветственной речью. Перед ней быстро поставили микрофон. Она иронически взглянула на него и сделала шаг в сторону. Заботливый звукотехник (не театральный, театральный бы знал!) вновь выставил перед актрисой микрофон. И вновь актриса сбежала от него - в другую сторону. Эта незатейливая игра могла бы продолжаться и далее, если бы чей-то грамотный голос во всеуслышание не спросил: - А нужен ли Терентьевой микрофон?

- Недавно ко мне во время генеральной репетиции подошел один режиссер, - рассказывает Наталия Ивановна. - Объясните, почему Вас слышно в последнем ряду, а многих актеров не слышно даже во втором, и трудно понять, что они говорят? – Причина одна - они говорят слова, а не мысль. Когда они будут мыслить на сцене, все будет понятно, - . ответила Наталия Ивановна.

ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ ПРОФЕССОРА РАУ

Когда Наталия Ивановна Терентьева задумывается сегодня над характерами, которые довелось ей сыграть на сцене, она всякий раз возвращается к дому своей юности, атмосфера которого была пронизана светом человеческого тепла и доброго материнства. В Москве, на Донской улице, ведущей к Донскому монастырю, находился Научно-исследовательский институт глухонемых. Руководителем института был дед Наталии Ивановны, человек удивительной судьбы. Фридрих-Вильгельм Рау окончил учительскую семинарию во Франкфурте-на-Майне, преподавал в школе глухих. В 1892 он приехал в Россию, принял русское подданство, крестился, назвался по-русски Федором Андреевичем. С середины 20-х до конца 40-х профессор Рау, член-корреспондент АПН РСФСР, руководит кафедрой сурдопедагогики и логопедии 2-го МГУ, затем московским институтом глухонемых. . И Федор Андреевич, и его жена, происходящая из старинного дворянского рода - Наталия Александровна Голяшкина (бабушка Наталии Ивановны), избрав профессией сурдопедагогику (обучение глухонемых), добились выдающихся результатов. Дети, лишенные звуков и речи, начинали четко говорить, овладевали звучащей речью, понимали собеседников, читая звуки по губам, и свободно обходились без жестовой азбуки. В дальнейшем мама Наталии Ивановны – Елена Федоровна продолжила дело родителей, организовав в 1930 году первый детский сад в Москве для воспитания глухих детей. 

Их дом в Москве всегда был домом открытых дверей. Здесь умели понять человеческую беду, ободрить, внушить уверенность и надежду на будущий успех. Простота отношений в семье с малых лет создавали обстановку творческую, живую, счастливую. Дед и бабушка растили тринадцать внуков! Увлеченность искусством была частью жизни дома на Донской. Театр рано коснулся своим дыханием этого семейства. Здесь с удовольствием слушали рассказы бабушки, которая училась в студии Малого театра у знаменитого Александра Павловича Ленского, вместе с юной Ольгой Леонардовной Книппер. В драматической студии Станиславского работала и мать Наталии Ивановны, Елена Федоровна. И это вовсе не сказка, что маленькой Наташе доводилось сиживать на коленях великого Станиславского. 

Для маленькой Наташи дом деда был настоящим Таинственным островом. Островом волшебного детства и волшебного слова. Истина, с которой начинается Библия – «В начале было Слово». Магия звука, - учили старшие, - имеет тройственную природу: Слух, Ум, Слово… Язык смыслов начинается со звуков…Он может соединить несоединимое, проникнуть в самые недоступные сферы сокровенного и сокрытого. Голос ведет в поразительные глубины почти невыразимых переживаний, в необъятность и наполненность молчания, и все это запечатлевается в глубинах души. Выход к слову возможен через звук, через мысль, через Время. Так закладывался путь к будущей судьбе актрисы, в которой Слово имело решающее значение. 

Речь Наталии Ивановны Терентьевой на сцене – сама по себе – высочайшее наслаждение. Каждое слово имеет вес, каждое знает место и несет смысл. В наши дни, когда русский язык и русская речь подвержены стремительному разрушению – культура сценического слова в устах Терентьевой уже являет собой национальное достояние.

У ЗАНАВЕСА МХАТА

- Вы мечтали стать драматической актрисой?

- Жила одна девочка и она всегда хотела быть артисткой. Оперной артисткой.

- Вы хотели петь? 

- Да. Я очень хорошо пела, у меня очень хороший слух. Я все оперы наизусть знала и хотела быть оперной певицей. Я была поклонницей многих теноров московских, ну и Лемешева, конечно, я была лемешистка, и за Козловским бегала. В общем, у нас была группочка такая, девчонок.. Нас называли «косички». 

– Когда мы были в эвакуации в Казани, я работала в госпитале, ходила на работу через всю Казань, как раз мимо оперного театра. В оперном театре набирали миманс, в общем, вспомогательный состав. - Пойди, ты так хорошо поешь. А я действительно пела, и голос у меня был довольно хороший, очень высокий голос. Ходят женщины, мужчины с рулонами, это все ноты, распеваются, гаммы поют. Мамочка, я же совсем не туда попала. Доходит моя очередь, я вхожу, сидит комиссия большая, смотрит на меня. И спрашивают: «А где Ваши ноты?» - «Нет, у меня нет нот, я без нот вам буду петь». «Что Вы будете петь?», - «Мне минуло 16 лет», - «Пойте», - и я начала петь. Я пела правильно, пела все, как могла. - «Девочка, спасибо, идите-ка Вы домой». Меня убили, напрочь убили. Но когда мы вернулись из эвакуации в Москву, мама все-таки меня сводила к одной знакомой. Мне сказали: «У Вас хороший голос, и диапазон хороший, в общем, Вам надо учиться.

К тому времени Наташа уже работала рабочей сцены во МХАТе вместе со своей двоюродной сестрой. Шел 1943 год. 

- Мы с Верой были активные работники сцены, и нас поставили на занавес, тогда занавес во МХАТе открывался и закрывался вручную. Там не было никакого двигателя, или мотора, ничего, нам выдали огромные варежки, и мы должны были эту самую веревку тянуть, одна из нас тянула сверху вниз, другая снизу вверх. Мы ставили декорации, разгружали, погружали, выносили, приносили, устанавливали, и работа была физически тяжелая, сложная. А потом нас с Верой из рабочих сцены выгнали. Мы большие анкеты заполняли, когда туда поступали. Больше года уже работали на сцене, прямо на сцене. В отделе кадров проверили: «Батюшки, у нас правительственный театр, в ложе все Правительство сидит близко к сцене». Вдруг выяснилось, что мы, оказывается, «контры», что у нас дедушка-то - немец, а мы все давно написали в анкетах. Нас перевели в мастерские Художественного театра. Мы с сестрой были оскорблены и из театра ушли. Решили учиться, я закончила в 41-м году перед войной только 7 классов. Была школа-экстернат в Дегтярном переулке. Мы там учились…

- Ольга Леонардовна Книппер назначила время для прослушивания, мы к ней с мамой пришли. Я читала стихи, басни. Первый раз читала, она меня спросила: «Наташа, а ты любила когда-нибудь?», - я говорю: «Нет», - «Вот ты когда полюбишь, ты будешь совсем по-другому читать то, что ты мне читаешь», - ну я про любовь что-то читала. - А басни? Ты мне все про зверей басни рассказываешь, а ты представь, что это не звери, а люди, ты туда человечков подставь... Ну, я ее, конечно, послушалась, потом я еще раз ей показывалась, она говорила: - Ну вот, теперь лучше. 

Мечта оставалась мечтой. Открылась школа-студия МХАТ. Девушка понравилась приемной комиссии, но ей опять отказали. И посоветовали пойти в Московское городское театральное училище – МГТУ. Его возглавлял ученик Станиславского, актер МХАТ Готовцев, и педагоги все были мхатовцы. Владимир Васильевич Готовцев прослушал Наташу и сказал: «Мамочка, ха-ха-ха! Побольше бы таких во МХАТ не принимали!» Это училище окончил Евгений Лебедев, на год позже Терентьевой его окончила Вера Васильева. Там училась Ольга Аросева. И много известных в будущем актеров.

В 1948 году в «Литературной Газете» появилась статья «Таинственный остров профессора Рау». Статья была злопыхательская. «Чему учит профессор Рау нашу будущую молодежь, какие идеи он вкладывает в неокрепшие души? Не враг ли он советскому строю?» - Дедушка был потрясен, оскорблен и, наверное, ему стало очень страшно. И не только за семью. Самое главное, могло погибнуть большое дело, которое он развернул в России. И он написал письмо Иосифу Виссарионовичу Сталину, в котором рассказал, как он появился в России, чем он занимался, и попросил защиты. Вскоре ему позвонили из канцелярии Сталина: «Федор Андреевич? Ваше письмо получено, не беспокойтесь, не волнуйтесь, вас никто не тронет, работайте спокойно». В газетах появились статьи видных ученых, врачей, педагогов, где говорилось об истинном значении Федора Андреевича Рау для России. В1951-м году он был награжден орденом Ленина, который ему вручали в Кремле. Так счастливо завершилась история с Таинственным островом профессора Рау…

В Московское театральное Наташа поступила в победном 1945-м, а в 46-м году из армии демобилизовался Сергей Константинович Тихонов, с которым они в скором времени поженились. В 1950 году молодых актеров пригласили в Иркутский ТЮЗ. Нынешние молодые не поймут решения Тихонова и Терентьевой поехать в Сибирь.. В Сибирь звала романтика, легенды о неукротимой Ангаре и Байкале. Жизнь оказалась жестче, многому научила, дала необходимый опыт. После трех лет Иркутска был Псков, и только потом Ярославль. Коренные москвичи навсегда связали свою жизнь с провинцией. Это был сознательный выбор. 

ПУТЕМ ЗЕРНА

Наталия Ивановна вспоминает приезд в Ярославль, показ в Волковском - ее и Сергея Тихонова – в небольшом кабинете художественного руководителя. Члены Художественного Совета – знаменитые на весь Союз – Григорий Белов, Сергей Ромоданов, Александра Чудинова, Григорий Свободин, Клара, Незванова, Сергей Комиссаров, Ольга Дмитриевна Иванова... Директор театра Василий Павлович Топтыгин не навязывал свою волю – он привез актеров. Пока худсовет решал их судьбы, Топтыгин влюблено и упоенно показывал Наташе Терентьевой и Сереже Тихонову театр – фойе с портретами актеров (рассказывал о каждом так же влюбленно!), зрительный зал, сцену, закулисное хозяйство от поворотного круга до колосников. Они были приняты в театр. Между тем, молодая актерская пара оказалась в труппе, где уже сложилось свое равновесие. В Пскове она была Комиссаром в «Оптимстической», Ларисой в «Бесприданнице», Фосфорической женщиной… А здесь уже была своя Бесприданница, Нина Заречная, Лиза Калитина. Терентьеву видели субреткой, инженю-комик, она получала вторые роли… И Сергею Тихонову, и Терентьевой пришлось проходить школу эпизодов. Вскоре режиссер Виктор Давыдов доверил актрисе главную роль в «Острове Афродиты» Алексиса Парниса. Роль Ламбрини Кирьякули, матери юного греческого патриота, приговоренного к смертной казни. В 29 лет играть седую старую женщину? Роль Терентьевой стала событием. В ее Ламбрини было живое страдание. И поиски истины.… Это была Пьета, Скорбящая Богоматерь… Мать – душа мира, мать всечеловеческой любви.. Здесь уже были начала многих будущих легендарных матерей Терентьевой – Рашели, Толгонай, Степаниды - матери казака Лукашки в «Кавказском романе», Софьи Ивановны в «Рождественских грезах» Н. Птушкиной. 

И в дальнейшем все было непросто. Соперничество всегда существует в театре, даже если оно творческое. Назначение двух актрис на одну роль было практикой в театре. Миссис Уоррен в пьесе Б. Шоу играли в очередь Клара Незванова и Наталия Терентьева, доктора Сабурову в «Единственном свидетеле» - Лидия Макарова и Наталия Терентьева, Рашель в «Вассе Железновой» Горького - Татьяна Канунникова и Наталия Терентьева. Екатерину Великую в «Федоре Волкове» Ник. Севера - Макарова и Терентьева. Актрисы были разных амплуа, возможностей, тональностей и сценических тембров... Лишь «Стакан воды» Э. Скриба определил ценностные соотношения. Герцогиню Мальборо играла Терентьева, а Королеву – Лидия Макарова. Это был захватывающий поединок, насыщенный подтекстами, игровая дуэль двух личностей, двух измерений, двух планет…. Ее Герцогине были свойственны остроумие, острословие, иронический вкус к спору, к состязанию, к сарказму, что вовсе не мешало участливости и сердечности в устройстве сердечных дел молодой пары…… 

В «Материнском поле» Ч. Айтматова режиссер Владимир Кузьмин отчетливо заявил о принадлежности спектакля и его героев мифу, о возвращении к истории, к памяти поколений, как животворному источнику. Миф в спектакле стал обращением к Вечности. Толгонай не живет в четырех стенах, отгороженной от мира. Мир Матери открыт для людей, распахнут, все – ее сыновья, ее дети. «Для чего человек родится на свет?» – спросит Толгонай - Терентьева. Не раз, и не два повторит героиня Н. Терентьевой этот вопрос, и всякий раз он будет звучать по-разному – то романтически поэтично, светло и возвышенно, то сурово, строго и требовательно, то трагедийно… Дарование Наталии Терентьевой – актрисы огромного, мощного темперамента – в полной свободе переходов от реального, земного, ничем не прикрашенного бытия и состояния души – к иному измерению, к масштабному постижению мира, к символике и обобщению. «Народный хлеб! Святой хлеб!.. Материнское счастье идет от народного счастья, как стебель от корней»… Как произнести столь высокие слова? Самым обычным вещам героиня Терентьевой придает необычность, трепетность, ощущение священнодействия. Вначале полушутливо отламывает Толгонай кусок горячей, только что испеченной лепешки, хлеба первого урожая, делит хлеб между сыновьями, и, следуя за матерью, каждый из сыновей вдыхает аромат свежего хлеба, причащаясь к высокому таинству жизни. Потом Мать медленно идет к рампе, всматриваясь в зрительный зал, настойчиво спрашивая и себя, и тех, кто в зале: помнит ли человек о подлинной цене хлеба? Толгонай - Терентьева абсолютно свободна от плакатной риторики. И ее слова о народном хлебе становились обжигающими. Терентьева открывала природу мифа, идя «путем зерна», его «вечного умирания» и вечного воскрешения. 

Священнодействие и служение сцене – своего рода религиозность творческого свойства. Оно ощущается в Терентьевой как внутренняя энергия. Энергия слова, языка и мысли. Служение сцене обнаруживает себя через подвижничество…. Через подвиг называть вещи своими именами, заявлять о не всегда приятных смыслах. Оно возникает из личностного напряжения, из ответственности перед реальностью…Волковский театр - пространство мистическое и мифологическое. Саморегулирующееся, самовосстанавливающееся, как природная среда обитания. В нем что-то непрерывно и постоянно бродит, кипит, варится… Оно не любит резких насильственных вторжений, волнуется, как некий океан, как Солярис, как живое существо, как котел жизни… «В этой буче, боевой, кипучей» Терентьева творит свой миф и пытается приучить к нему реальность. Это не всегда удается. Но она оставляет за собой свободу выбора, свободу слова, своего обнаружения в роли, в спектакле, вовсе не стремясь свести живое многообразие театра к одному основанию. Стратегия творческого поведения, которую актриса вырабатывала всю свою жизнь, предполагает чуткость к нравственным требованиям. Терентьева – это не только сила темперамента и динамики, но еще и неотступность от собственных моральных правил. Кому-то это может показаться категорическим императивом. Обостренно чуткий слух Терентьевой обнаруживает фальшивый звук ранее других. Терентьева не приемлет фальшивого звука, тона, дикции…. Прежде всего в поступках. 

В спектакле «Честный авантюрист» К. Гольдони (постановка В. Боглепова) она сыграла Лолиту, старую театральную суфлершу, в прошлом актрису - субретку, инженю-кокет. Волковская сцена в этом спектакле рождала бесконечные подтексты, легко угадываемые старыми театралами. Дуэт Терентьевой и Феликса Раздьяконова был воспоминанием и о собственной театральной молодости в Волковских стенах. 

Терентьева сумела придать своей Лолите выражение такой задушевной тайны, такой внутренней грации, что это трудно было назвать исполнением роли. Глядя на нее, зрители впрямь верили, что есть на свете театрик в бесконечно счастливом тупике, театрик с его вечными репетициями, где живет некая суфлерша по имени Лолита, а на самом деле фея Мелюзина, добрый Дух театра. Без нее театр существовать не может, он тут же погибнет! Ибо до кончиков волос, до каждого миллиметра кожи и до каждой кровиночки она верна своему театру. В этом театре можно служить, испытывать от него жесточайшие побои, толчки, удары судьбы, бедствия и землетрясения сердца - и все-таки беззаветно любить и отдавать ему жизнь!..

В этой роли актриса развертывала диапазон безгранично меняющихся ликов своей героини: Драматизм и комизм ее необычайно светел. На репетиции суфлерше выпадает подменить юного пажа, сыграть за молодого актера. И героиня Терентьевой бросается в юность с залихватской мальчишеской отвагой, моментально превращаясь в гибкого, пластичного, задорного и восхитительного мальчугана с звенящим голосом. А в конце первого акта Лолита-Терентьева вливается в молодежный танцевальный дивертисмент и всем молодым поддает такого жару!

- Чем для Вас является Волковский Театр?

Волковский театр - уникальный. Театр, который всегда славился хорошими актерами. Актерский театр. Нас, стариков, осталось в театре очень мало – раз, два и обчелся, остальные, к сожалению, все ушли. Но мы еще работаем, мы еще стараемся трудиться с той же активностью. В нас есть то, чего, к сожалению, подчас нет в современном актере. Мы умеем донести мысль, послать ее в зрительный зал и получить ответ. Мы проецируем мысль в сегодняшний день, в зрительный зал. Поменялось время. В почете авангардные постановки, модернизированные переделки классики. Подобное осовременивание происходит не путем современных мыслей, которые всегда в классике существуют, а внешним образом! Допустим, ставят Гамлета и ездят на мотоциклах. Повальное явление – классику теперь ставят только в современных костюмах, или в шинелях и прочее. Идет эксплуатация черных кожаных плащей, длиннополых пальто, темных очков… Это уже стало штампом, понимаете, обрыдлым штампом! А ведь выходят люди, играют Гамлета. Это все форма, которой увлекаются в последнее время не только в России, но и за границей.. Я убеждена, что это поветрие скоро пройдет. Я в трудном положении. Перестраиваться? Я думаю, что не надо перестраиваться. Театр ничего не требует – может быть пустая сцена, пустая площадка, даже не нужно особенного оформления. Посмотрите спектакли Петра Наумовича Фоменко, у него никакого особенного оформления, но есть четко выстроенные, интересные и новые взаимоотношения между актерами, И ты настолько погружаешься в это сценическое существование…. Вот это и есть современный театр. Театр всегда многообразен. И публика, с удовольствием ходит и на авангардные постановки, и на спектакли чисто классические, старого репертуарного театра, где и костюмы, и декорации соответствуют времени, эпохе. И это тоже очень любят. В одном театре может существовать и то, и другое, и третье. Но нельзя забывать о том театре, который прославил Россию. А русский театр - репертуарный, он прославил Россию, потому что зиждется на глубоком проникновении в психологию человека, в его быт, в русскую душу. Такие спектакли у нас бывают, но очень редко. Я жду их, может быть, они появятся. Мы играем истории людей, человеческие истории. Люди-то остаются людьми. Люди, как они были 200, 300, 1000 лет тому назад,- у них те же самые болезни, те же противоречивые свойства характера… Человек есть человек, он внешне немножко видоизменяется, но остается человеком. Надо, чтобы он обратил взор на себя, пересмотрел самого себя, а мы ему помогли бы в этом... Вот Гертруда в «Гамлете» говорит: «Ты заглянул мне в душу, и я увидела ее в таких смертельных ранах, нет спасения»… 

- Существует ли для Вас тайна театра?

- Тайна есть одна. Театр надо любить. Вот это тайна. Ты его любишь, значит, ты познал эту тайну. А если ты относишься к нему, как к месту, где ты получаешь деньги, то тогда ничего не получается. Актеров нашего поколения осталось в театре очень мало. Они в театре не работают, они театру служат. Театр это не место работы. Это твой дом, где ты получаешь величайшее удовольствие и чувствуешь колоссальную ответственность перед теми людьми, которые пришли и сидят в зрительном зале. Это громадная ответственность, и если ты будешь недобросовестно относиться к своему делу, как бывает очень часто, то тогда ты напрасно пришел в эту профессию. У нас в театральном училище висел лозунг со словами Михаила Щепкина: «Театр - это храм. Или священнодействуй, или убирайся вон!». Мы свято исповедовали свою театральную веру. Мы были романтики. И мы действительно старались священнодействовать. Мы не просто играли в театре, мы выполняли миссию. Мы старались, чтобы зритель, который к нам пришел, надолго запомнил, о чем мы с ним говорим. Чтобы он с нами сопереживал, смеялся, плакал…