Для героев пограничное состояние пассивно и бессознательно. Для писателя — кладезь преимуществ. Обозревая действительность с двух точек сразу, автор дивится пропасти между счастьем и ужасом, добротой и злостью, величием и ничтожеством. Магический реализм Маркеса двойственной природе театра кукол вполне соответствует — в новой постановке образцовского театра оживление неживых кукол сродни мистическому ритуалу.
Автор спектакля — известный художник театра кукол и живописец Виктор Никоненко выступил еще и как режиссер, увлекшись разработкой визуального ряда. Престарелый ангел, залетевший в бедное селение охранять душу больного ребенка, похож на всезнающего, терпеливого старца. Таких вытачивали из дерева средневековые скульпторы и рисовал Рембрандт. Читавшие Маркеса знают, как травили сельчане неопознанное существо, как злобно потешались над ним циничные любители диковинок. В спектакле об этом ни слова.
Зритель видит просветленное лицо ангела, следит за тонкими изменениями его лица в переменах света, за скупыми и точными движениями. Техника черного кабинета скрывает кукловодов — кажется, что фигура в полный рост действует самостоятельно. Зрители поневоле оказываются в роли тех, кого беспощадно побил Маркес, защищая старого сеньора, непохожего на других своими большими крыльями и великим снисхождением к людской суете.
Печальный саксофонист Иван Дыма сопровождает его безмолвие (музыку к спектаклю написали Алексей Козлов и Николай Шамшин). Ветер сдувает белые перья с крыльев, летящих вслед меланхоличным мелодиям. Рядом с куклой-старцем живет кукла-ребенок. Контрасты Маркеса воплотились в спектакле, соединившим концы и начала жизни.
Те же куклы появятся и в другой части спектакля. Ангел будет уговаривать смертельно раненого негритенка покинуть землю ради рая, а девочка на костылях вдруг научится танцевать. Кукольного движения в этой новелле будет больше, но смысла — гораздо меньше. И зритель, незнакомый с рассказом Маркеса про Набо, ни за что не поймет, почему чернокожая кукла долго и неловко танцует, навязчиво повторяя, что его лягнула лошадь. К трагедии умалишенного, прожившего много лет «на привязи», автор спектакля остался равнодушен. Зато тоску женщины по настоящему мужчине принял близко к сердцу.
Сергей Плотов и Нина Монова, соавторы Никоненко по инсценировке, превратили сюжет про утопленника в монолог хитрой старухи. Морщинистое создание и уморительно, и страшно. Колдунья, подрабатывающая на ярмарках небылицами в лицах, рассказывает о мертвом теле как о бесценном сокровище. Такого высокого, сильного и красивого, как утопленник, прибитый к берегу морской волной, у них в деревне никогда не видели.
В рассказе Маркеса целая компания женщин снаряжает беднягу в последний путь и сокрушается о своих жалких мужьях и убогой жизни. Героиня спектакля действует единолично, приписывая себе все мыслимые и немыслимые заслуги. Фигурки людей и тело дорогого покойника — деревянные чурки из корзины. Шарлатанка с дымящееся сигарой только и думает о том, как бы оживить неподвижное тело, а потом опять забросить его к безвольным деревяшкам. От настоящей куклы, возомнившей себя кукловодом, другого и не следует ожидать.
Фото предоставлено пресс-службой театра кукол им. С.В. Образцова
Известия