Цели, мне кажется, преследовались следующие:
1) Самортизировать эстетический разрыв между традиционным театром и новейшими технологиями, попытаться через необязательные полу-формы внедрить незнакомые имена, методы, пьесы, смыслы.
2) Помочь обновить режиссерский цех. В стране, где мало кто готов делиться не своими, а государственными средствами, площадками, властью, началось стремительное обветшание цеха управленцев. Но если страх потерять влияние и кресло еще можно каким-то образом преодолеть, то страх финансового краха непреодолим. Поэтому рисковать финансами на молодой режиссуре и современной пьесе никто не стремился. Лаборатория - довольно дешевый способ выяснить, прививается ли этот режиссер и эта драматургия труппе, городу, власти, наконец.
3) Лаборатории нужны власти сегодня, так как повсеместно меняется структура финансирования: методы дотационного финансирования культуры заменяются на проектные схемы. Бюджет лаборатории несравним с бюджетом даже одного спектакля, а социальный эффект колоссальный: пресса, пиар, зрители, инновации, столичные гости, творческие силы из разных регионов и прочее.
4) В условиях провинциального театра лаборатории оказались действенным методом разбудить спящие силы труппы, балласт. В спринтерских условиях работы забытые, заброшенные артисты вдруг неожиданно стали проявлять себя с неожиданной стороны, понимая, что, быть может, это их прощальный шанс. В этом смысле лаборатория - это такой сбой ритма, очень нужный провинциальным труппам, которые сегодня как никогда чувствуют себя в кандалах конвейерной творческой жизни. В отличие от привольных столичных трупп, власть в регионах заставляет отрабатывать дотацию. В этом смысле нынешнее лабораторное движение является сублимацией лабораторного движения в театре, забытого с 1980-х годов, замененного экономическими интересами.
5) Лаборатории - это поиск нового зрителя. Именно с их помощью в театре начались общественные дискуссии, впервые театры открыли четвертую стену, впервые зритель проник на творческую кухню. Во многих городах так и объявляется: пожалуйста, приходите и делитесь соображениями - какие работы нужны городу, а какие нет, обсуждайте, критикуйте. Умные, интеллектуальные дискуссии оказались необычайно востребованы и качественно улучшили состав публики - в театр потянулись интеллектуалы, те, кого обуржуазившийся в 1990-е годы театр резко оттолкнул. Это "принуждение" к диалогу возвращает театр в русло гражданской, общественной жизни, в дискуссионное поле. Интересно, что главный результат этих зрительских дискуссий лично для меня вот в чем: на самом деле, на подсознательном уровне, в новом искусстве зрителя отталкивает не эстетика (порой брутальная), а те феномы современной реальности, которые это новое искусство описывает. В этом смысле еще и потому появляется качественно новый зритель, что на лабораториях можно не только предъявить новые походы к искусству, новые тексты и темы, но и объяснить, дать почувствовать эту эстетику, дать ключи к пониманию. Сегодня в ситуации, когда театрального канона фактически не существует, зритель порой бывает растерян без этих ключей, без правил игры, вне контекста. Свобода есть осознанная необходимость, так вот осознанная необходимость на лаборатории порождает адептов этой новой эстетики, далекой от традиционнейших представлений о функции культуры.
6) Ну и, наконец, самое важное: благодаря лабораториям, худо-бедно, но на сцену вернулся современный герой. Новая пьеса стала активно ставиться. Причем, не только в столицах, но и в провинции, где она особенно нужна, так как основная тема новой драмы в России - это тема выживания. Лаборатории связывают режиссуру с драматургией, рождают феномен "двойных дебютов", драматурги профессионализируются на этих читках (интересно наблюдать, как неоварвары первых лет новой драмы взрасли и стали весомой частью театрального сообщества, стали понимать язык режиссуры), появились новые методы, как ставить современный текст без "папиных" приемов, появились и новые вопросы, сомнения.
Учитывая все перечисленное, можно сказать, что лаборатории выполнили те функции, которыми их наделили, и по-прежнему продолжают быть ценной и важной частью театральной реальности.

Дмитрий Богославский, драматург (Беларусь)
Читки и лаборатории - прекрасный инструмент для продвижения современной драматургии, для развития молодой режиссуры, для знакомства зрительской аудитории с новыми именами, темами, течениями. Мне, как автору, читка дает еще и проверку текста «на слух», когда я на практике могу понять, где же я ошибся, а где сделал что-то точное. В ходе читок я всегда делаю для себя какие-то пометки и впоследствии дорабатываю материал. Конечно же, в этом помогает и зрительское обсуждение прочитанных пьес, в ходе которого ты понимаешь, насколько попал в сегодняшнего зрителя.
Не могу не сказать о лабораториях проводимых Олегом Лоевским в России, где в результате его титанического труда по продвижению современной драматургии в прошлом году возникло три полноценных спектакля по моим пьесам, что для меня, как для молодого автора, очень радостно.
К сожалению, у нас в Беларуси, такого опыта работы мало, но все же движение есть, и результаты его ощутимы. В прошлом году мы, молодые авторы (Павел  Рассолько, Виктор Красовский, Сергей Анцелевич, и я), объединились в Студию Альтернативной Драмы и на базе Центра Белорусской Драматургии провели порядка 20-ти читок современных пьес. В результате читок, проводимых режиссером Екатериной Аверковой в Могилевском театре, возник спектакль по пьесе современного автора Юлии Чернявской. В ходе режиссерско-драматургической лаборатории, организованной Центром Белорусской Драматургии, куратором которой был Михаил Дурненков, за неделю возникло пять новых пьес. И это важный опыт для нашего театрального пространства, для развития и поддержки молодых авторов и режиссеров в Беларуси.
Я считаю, что проведение подобных лабораторий должно быть интересно и для театров (в Беларуси, к сожалению, это пока не так), это дает прекрасный актерский опыт, который можно рассматривать и с точки зрения тренинга. Артисту за три-четыре дня необходимо «нащупать» образ, присвоить текст, обстоятельства и т.д., это все позволяет постоянно оставаться в тонусе. Также это прекрасный шаг для открытия новых режиссерских имен.

Женя Беркович, студентка Школы-Студии МХТ (мастерская Кирилла Серебренникова), режиссер:
Мне кажется, что сегодня читки новых пьес, режиссерско-драматургические лаборатории и семинары, эскизы, превью, ворк-ин-прогрессы и прочее - это и есть "малая форма" в театре. Это страшно важная вещь - иметь такой полигон для тренировок и проб, проверок, получения опыта, завязывания знакомств и связей на всех уровнях. Это все очень нужно, например, для провинциальных театров, которые не могут себе позволить наобум звать режиссера и брать пьесу - зато всем очень удобно сделать несколько эскизов и проверить их на актерах и публике, а потом лучший оставить в репертуаре. И молодым режиссерам, конечно, тоже очень важно получить этот опыт - за пять-шесть дней ты сталкиваешься абсолютно со всеми проблемами, которые только могут быть в театре, но раздумывать и страдать у тебя времени нет - надо быстро ориентироваться, решать и делать, и ошибаться не так страшно.
Олег Лоевский в этом мире - настоящий крестный отец. Он все время кого-нибудь на чем-нибудь проверяет и пробует - молодых режиссеров, новые пьесы, театры. Многие из этих лабораторий проводит Театр Наций, помогая именно провинциальным театрам встретиться с режиссерами и пьесами. Очень крутая практика читок-эскизов у фестиваля «Территория» (почти никто больше системно не дает возможности поэкспериментировать еще и с пространством, а это тоже очень важно), очень важное дело делает Центр драматургии и режиссуры.
Другое дело, что иногда читками-эскизамми все и ограничивается. Причем в самом примитивном виде - позвали режиссера за несколько дней до показа, дали пьесу, режиссер позвонил друзьям-актерам, один раз собрались, потом позвали 40 зрителей, сели на стулья и прочитали. И так - годами... Так ничего нельзя проверить, попробовать, нет риска. А ведь главное в такой "малой форме" - это именно риск. Иногда провалиться на лаборатории, попробовав то, чего не умеешь (сужу по себе) - гораздо полезнее, чем сделать блестящий эскиз, используя собственные умения и наработки.
Мне, например, провал на лаборатории в ЦДР с пьесой Курочкина в июне 2012, дал огромный опыт - понимание простой истины: "сначала разберись с актерами и разбором пьесы, а потом ставь красивый свет". А вот эскиз на лаборатории "Золотой репки" в Самаре получился как раз потому, что раньше случилась эта неудача, и я почти все время потратила на разбор с актерами и придумывание ходов чисто актерских, после чего пространство, свет, костюмы "пришли" буквально сами, почти случайно.

Александр Огарев, главный режиссер Краснодарского академического театра драмы имени Горького
Читки пьес или романов, которые репетировал и исследовал Анатолий Васильев в театре "Школа драматического искусства", он проводил регулярно. Считаю его "родоначальником жанра". Необходимость читок вытекала из его методологии. В процессе репетиций часто происходит процесс "поглощения" персонажем личности актёра. Чтобы восстановить нарушенный баланс в миксте персона-персонаж Анатолий Александрович усаживал актёров на стулья, давал в руки тексты, приглашал зрителей и устраивал читки. Часто они имели оглушительный успех. К примеру, читка романа "Евгений Онегин" в Петербурге, в театре «Пушкинская школа» Владимира Рецептера. Васильев добивался от читающих авторской интонации, уводя от раскрашивания, паясничанья, бытовой обрисовки ситуации. В стиле читки сделан его спектакль "Пушкинский утренник", который играется в "Школе" уже чуть ли не 15 лет. Актёры практически не сходят с мест, держа в руках тексты, и читают ранние стихи Пушкина. Это очень заразительное зрелище и на этих спектаклях зал всегда переполнен, зрители горячо провожают актёров в конце.
После ухода Васильева из театра практика читок была продолжена. Вспоминаю замечательные вечера читок пьес современного шведского драматурга Ларса Нурена, голландских и польских авторов. Чумовые бывают вечера, которые потом долго вспоминаются. На столетие событий, описанных в романе Джойса "Улисс", Игорь Яцко организовал и провёл двадцатичетырехчасовую читку романа. Параллельно романному времени двигалось время читки. Были зрители, которые провели в театре эти сутки, настолько это было интересно. Читка шла по всему разнообразному пространству здания на Сретенке.
Когда я принял театр в Краснодаре, первым событием моей новой деятельности стала лаборатория, проведённая Олегом Лоевским, гуру лабораторного движения, по современной пьесе, в результате которой сразу три пьесы вошли в репертуар театра. Впоследствии я провёл совместно с Институтом Гёте лабораторию современной немецкой пьесы. В августе 2013 года мы ждём Олега Лоевского на лабораторию комедии, в которой испытывает большую потребность краснодарский зритель.
Когда приглашает Олег, я езжу на его лаборатории в другие города и участвую в создании эскизов наравне с молодыми режиссёрами. Считаю, что такая практика сильно мобилизует, подсказывает неординарные решения, вводит в режим круглосуточного включения в материал, организует наиболее простые пути контакта с актёром, позволяет познакомиться с поисками молодых режиссёров, сравнить направление, по которому движешься ты, с другими.
Необходимость читок очевидна и в самообразовательном ракурсе. Актёры, заглянувшие в разнообразие современных тем и их преломлений авторами, обретают кругозор и полёт фантазии. Приучается к полярному взгляду на мир и публика.
Но самый важный эффект читок – это актёрский тренинг и всеобщее внутритеатральное ощущение подготовки и осуществления праздника. Короткая дистанция так мобилизует актёра, что часто вскрывается его дремавший потенциал. Актёр может предстать в неожиданном качестве, и эта метаморфоза его самого окрыляет. Кроме того, слово "читка" предполагает необязательность результата, а потому даёт актёру неожиданную свободу и смелость. А это ведь желанная мечта режиссёра - актёр в его эскизности, естественности. Актёр, не прикрытый наработанными штампами. Актёр перед лицом реального события - ведь читка это всегда внутренний стресс. Эта внутренняя событийность делает правдивыми и события читаемой пьесы.
Так что я горячий поклонник читок и принимаю в них участие не только, как режиссёр, но и как актёр. Это позволяет поддерживать эмоциональную форму.

Сергей Осинцев, директор и актер Тюменского драматического театра
Несомненно, современные методы знакомства с драматургическим материалом и начинающей, при этом не всегда слабой, режиссурой дают возможность театрам привлекать новую зрительскую аудиторию, использовать нестандартные манки для публики, не пестующей классический подход к организации театрального процесса. Репертуарным театрам с консервативным взглядом на мир всегда трудно решиться на такого рода эксперименты. Но реалии таковы, что рано или поздно придется привлекать в храм Мельпомены молодую поросль с радикальными идеями и, как может показаться, разрушительными для привычного театра взглядами.
В этой необходимости есть свои плюсы и минусы, как, впрочем, и в любом деле. Главное, мне кажется, иметь определенную творческую базу, на которой можно создавать такого рода эксперименты. Театр, где репертуар составляет комедийно-кассовый винегрет, при этом не всегда свежий, но с душком, от таких экспериментов может совершенно потерять публику. И вот почему: привыкшая к «смехопанорамным» шуткам, расслабленному сидению в креслах, только что без попкорна, зрительская масса будет протестовать против отсутствия привычного комедийного наркотика. А давно ушедшие из зала поклонники истинного искусства вряд ли сразу в него вернутся. Новому зрителю необходимо время, что бы поверить в театр.
Поэтому мы в первую очередь решили залить фундамент, на котором могут быть построены различные формы театрального пространства. Тюменский театр --  не только самый большой по площади драматический театр России, но и по количеству идей и возможностей. За последние два года мы дали жизнь 12-ти премьерам на разных сценах театра, а сейчас одновременно в работе четыре спектакля. Три из них - это опыт еще учащейся, молодой, но уже режиссуры. Три дипломника СПбГАТИ, курса Анатолия Праудина, готовят у нас «Старшего сына» Вампилова, «Марьино поле» Олега Богаева и «Вот оно, семейное счастье» по рассказам Чехова. Приглашение ребят было не простым решением для театра со 155 -летней историей и сложившимися традициями.
Прежде чем рискнуть, мы полностью обновили репертуар театра, отказавшись от пресловутой работы на кассу. Чехов, Лесков, Булгаков, Куприн, Островский, Гоголь, Ремарк, Гофман – теперь основа репертуара «Тюменского БДТ» Из современных авторов: Жоржи Гальсеран, Ясмина Реза, добавились к ним и культовые Кен Кизи и Вуди Ален. Театр изменил свое направление: стратегически важным стало приглашать современную режиссуру, развивать экспериментальную «Сцену на пятом». Театр занялся активным пиаром. Сменил стиль рекламных материалов. В результате появился новый образ театра.
Но все это делалось не с плеча, а с помощью изучения зрительской аудитории. Консервативный зритель всегда голосует ногами. В данном случае, нам удалось сохранить прежнюю публику и завоевать новую, способную воспринять эксперименты. Дипломники, конечно, не совсем лаборатория в привычном понимании этого слова, но мы даем им полную свободу. Они сами проводили кастинги, занимались распределением ролей, приглашали художников. Проходили процедуру приемки концепции и оформления спектакля на директорском совете. Сейчас они работают с цехами и воплощают в жизнь свои задумки. Впереди у них премьеры с интерактивным голосованием зрителей. Останутся спектакли в репертуаре или только в зачетке у будущих выпускников, покажет время, но данную форму работы наш театр решил закрепить. И в следующем сезоне мы вновь устроим «весенний творческий перелет» из столицы молодых птенцов режиссуры.

Семен Александровский, режиссер
Я, благодаря Олегу Лоевскому, принимал участие в лабораториях по всей России и видел, какое это оказывает влияние на театры. Если это маленький театр, допустим, города Канска в Красноярском крае, то лаборатория, на которой читаются тексты современных авторов, может просто поменять судьбу кого-то из артистов. Актриса, которая несколько лет работала в Канском театре и играла маленькие, незаметные роли, вдруг так открывается в современном тексте, что становится ведущей в труппе и лауреатом фестивалей, ее приглашают работать в Новосибирск. А кто-то, наоборот, занимает позицию оборонительную, но и он со временем может перейти на сторону добра, так как сопротивляться этой «движухе» очень сложно.
Мне очевидно, что за последние годы с помощью лабораторий и читок в театры всей страны вошла современная драматургия, которой театры боялись, не понимали, да и просто не знали. Еще очень важно, что практика читок дала театрам возможность разговора со зрителем. После спектаклей нет практики дискуссий, а после читок это очень органично. Это очень взаимополезный процесс: и у нас есть возможность помочь зрителю разбираться в новом языке, и театр понимает, что риск оправдан и есть готовность к диалогу. Тут лично для меня возникают какие-то очень важные вещи, так как спектакль перестает быть «высказыванием», но попадает в процесс диалога, и это меняет само представление о театре. Театр не просто высказывает свою позицию, не занимается нравоучительством, а ведет разговор на конкретную тему и дает возможность нового опыта.
Театрал