Коловорот и тай-чи. Интервью с актрисой Татьяной Бондаревой

Актриса Татьяна Бондарева крепко запомнилась зрителям самого скандального спектакля Константина Богомолова «Лир», где сыграла пророка Заратустру. «Лир» стал чемпионом по количеству рецензий и взаимных нападок театральных критиков. 

«Злой спектакль» Алексея Янковского (по тексту Клима) не будут так активно обсуждать, вероятно, но воздействие Иуды, сыгранного Татьяной Бондаревой, никто из видевших и слышавших уже не забудет. С самой необычной актрисой современного театра поговорил Дмитрий Лисин.

Вы показали третий спектакль из серии «голос», как я это для себя окрестил. Первый «Кабаре Бухенвальд», второй «Девочка и спички», третий «Злой спектакль». Вы одна на сцене, от вас зависит главное – тон, форма, направление голоса. Во время делания моно-спектаклей происходила борьба или даже ругань с режиссёром?

– Поругаться с ним нельзя, это невозможно. Янковский, как настоящий мужчина, уходит от этого, его не ухватишь, он мастер айкидо, в этом смысле. Это у нас уже третий спектакль, первый был просто идеален. Это так меня заворожило, что всё происходило без всяких усилий, я закрыла глаза, положила человеку руки на плечи и пошла за ним.

Но какие-то вопросы к вам были?

– Никаких вопросов. Одно условие – выучить текст к первой репетиции. Единственное, что он делает – корректирует и даёт саму технологию, как это всё работает. Он не разбирает текст вообще, я сама сижу внутри текста и разбираюсь с ним. Второй спектакль был сложнее, потому что тот же автор, режиссёр и исполнитель. А когда я поняла, что метод тот же самый, испугалась. Ты же не видишь себя со стороны.

А что знакомые зрители говорили?

– Они говорили, что это совершенно разные вещи. Третий спектакль получился так же легко, как первый. Текст «Злого спектакля» случайно пришел. Я должна была играть «Девочку и спички» на фестивале «Новой драмы», но потеряла голос. Вместо меня вышел Клим и прочитал впервые текст «Злого спектакля».

Читал, не играл? И как он его читал?

– Я тоже считаю, что я не играю, а читаю. Он читал совсем по-другому, тихо, с паузами, как будто искал тишину. Он как пишет, так и слышит, так и читает. Он потихонечку как бы сдавал текст и не дочитал до конца. А мне было так жалко и обидно, что захотелось защитить текст, как брошенного ребёнка. Я попросила, и он мне его отдал. Я согласна с Лёшей, что текст это уже другое, не принадлежащее автору. Текст уходит от автора как ребёнок от родителей и растёт сам по себе.

А как Алексей объяснил именно такой подход к слову, которым вы нас, зрителей, ошарашиваете?

– Это не просто подход к слову, это ключ, которым он открывает. Для него важен текст и исполнитель, но важнее всего образ, который появляется. Но перед этим я видела спектакль Саши Лыкова «Я, она, не я и я» по тексту Клима, в постановке Янковского – меня потрясло.

Что вам такой спектакль даёт во внутреннем плане?

– Я свою природу постигаю в процессе, играя, я узнаю про себя то, чего никогда не знал.

У меня было ощущение, что каждое слово, произнесённое с такой предельной выкладкой, становится иероглифом. Слово-иероглиф обволакивается картинкой, образом, вырастающим из смысла фразы, из контекста услышанного и неуслышанного. Здесь, под сводами, где слово вибрирует долго, при постепенном затемнении, мне привиделась красноватая лунная дорожка к Масличной горе. Да ещё массив повелительного наклонения, немыслимый для обычного представления об Иуде – Представили? Увидели? Поняли?

– Клим говорит, что это НЛП (нейро-лингвистическое программирование). Установка гипнотическая. Не столько слово, сколько строка действует. Строчка как копьё, стрела – натягивается тетива и выпускается слово. Полетело копьё.

Что-то древнегреческое в этом. Метание диска.

– Да, да. Я занималась с Робертом Тейлором, который говорил, что главное – взять слово в руку.


***Справка: Роберт Тейлор Теймен

Начинал свою карьеру в 60-х годах прошлого столетия как рок-гитарист под именем Боб Тейлор. Работал с Крис Фарлоу, Джимми Пейджем, ранними Rolling Stones, The Who и многими другими. В актёрской школе изучал работу с голосом у Сесиль Берри, всемирно известного учителя Королевской Шекспировской компании в Лондоне. Его актёрская карьера началась со скандального спектакля Осборна «Патриот для меня». В Национальный британском театре работал под руководством Лоуренса Оливье и Питера Брука.

В конце 70-х – начале 80-х познакомился с учением Гурджиева-Успенского. Изучал актёрское мастерство как опыт взаимодействия с собственным сознанием и волей. Решающую роль в его жизни сыграла встреча со странной женщиной, которая показала ему другой театр, какую-то древнюю актёрскую игру. Сам Роберт описывает это так: «Когда я впервые увидел её, она вышла на сцену и начала монолог. Я с трудом мог поверить в то, что увидел и почувствовал далее... Казалось, что она двигала пространство перед собой. Воздух как будто вибрировал, и совершенно новый мир создавался между ней и аудиторией. Казалось, что аудитория чувствовала каждое действие, которое она создавала. Творимый ею образ жил перед нами, существовал в молекулярном пространстве. Мы онемели от загадочности её техники исполнения».

В 90-е годы Роберт Тейлор Теймен становится учителем для молодых актёров, начинает преподавать в Великобритании, США, России и странах Европы, открывает свою студию IAT в Нью-Йорке и Калифорнии (США). Сейчас в планах мастера передать свой богатейший опыт новой – а точнее, вновь открытой древней актёрской игры следующему поколению. Его недавно разработанный проект IKIRU начнёт работу в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Бухаресте, Лос-Анджелесе и Риге***.


А что мы знаем о древнем греческом театре? Помню Терзопулоса в Москве, хор, который разрывал себе рты, вылезал глазами из орбит. Во всяком случае, так показалось.

– Приезжала в Питер Марина Александровская, эвритмистка из Швейцарии, провела с нами пару занятий по поводу хора. Круг делится на секторы, все антагонисты-протагонисты просчитаны так, что правит бал только математический расчёт. Считаются все шаги и вздохи, иначе невозможно двигаться в маске – очень узкий обзор. Я спросила у неё, где можно научиться греческому хору. Нигде.

Так как Янковский работал с вами, со словом, со строкой?

– Клим пишет слова как музыку. Отмечает повышения тона на последнем звуке строки, например: не узнаётЕ? Но у меня другая музыка, чем у него. Режиссёр давал задания держать, связывать текст именно своей музыкой. И вот Марина Александровская показывала нам штейнеровские жесты.

Так вы ещё лечебной эвритмией звука действуете? Как завещал Рудольф Штейнер? А Клим устраивал эвритмический тренинг?

– Нет-нет. При мне он ничего не говорил про эвритмию. Но когда он показывал, я понимала, откуда это. Янковский говорил про зерно – берёшь его и ставишь тон. Не внутри тон, а снаружи – пишет Анатолий Васильев. Алексей говорит, что держать тон – найти его в пространстве. Буквально рукой ищешь звук и удерживаешь, чтобы работать с ним. И это главное требование Алексея – не менять тон, потому что он сам должен меняться, а ты следовать за ним. Сначала заводишь тон ритмично, как будильник рукой, потом он будит и ведёт тебя за собой.

А что должно произойти со зрителем?

– Кто-то, что-то должно придти и на тебя посмотреть. Алексей говорит, что не надо играть для зрителя, надо для Бога и пространства. Потому что разговариваешь ты не со зрителями, нет диалога, есть монолог, есть вопрошание. И не от зрителя приходит ответ, зато зритель свидетель. Когда меня спрашивают, почему такая жёсткая форма, то можно ответить – формы нет, всё отсекается.

Каким образом?

– Ну вот, играла я в ЦИМе, там ходила, искала в пространстве точки, откуда начать. Искать точки в пространстве – действие. Чтобы проверить звук. Я говорю слово, а оно не летит. Перехожу к следующей точке. По сути, приручаешь пространство. Иногда я слышу, ощущаю огромный резонанс звука. Иногда очень не хочется идти в световой столб. Но если схватил звук, летишь туда, куда он ведёт. В палатах я сразу нашла звук, держала как зерно в руке, совсем не ходила, не искала.

Это связано с исследованиями Ежи Гротовского? С тем, что у человека звук может идти из любой части тела и резонировать с разными пространствами?

– Видимо, связано. У меня есть учитель йоги, который разработал специальную, славянскую систему, вот что удивительно. Это система Колы, круговорота, солнца, круга, коловорота. Он долгое время занимался восточными единоборствами. Это идея энергии, которая постоянно циркулирует. Сейчас мы с ним занимаемся Тай-чи. Если нет этой силы тай-чи, никакого звука не ухватишь, всё будет вхолостую. Свет и звук у древних мастеров – внутренние, связанные с тем, что называют чакрами, колёсами тела. Такие медитации идут прежде всего остального во всех внутренних стилях кунг-фу. Это учитель говорит (смеётся). Когда я такое практиковала, сместившись в точку «хары», в живот, могла изменить голос вплоть до мужского, очень низкого, трубного баса. Вот и Гротовский много взял в Индии. Там масса древних вещей и практик до сих пор бытует.


Да весь театр выглядит очень древним по сравнению со всем остальным, насквозь «гаджетным» искусством. А уж эти йоговские практики и учения мистиков. Всё это совершенно противоположно мировому упованию на науку, которая в принципе не признаёт ничего таинственного в человеке. А ваш спектакль таинственен – вы освободились вообще от всего, кроме голоса.

– Постепенно освободились от всего, да. Режиссёр стремился очистить голос от всего. В первом спектакле нашей «серии» были песни, кабаре, семь вокальных номеров. Во втором, в «Девочке и спичках» – темнота и спички, сигарета. Это тоже зрелищно. А здесь, в третий раз, совсем никаких эффектов, только голос. И я перестала ходить, почти полная статика. А ведь мы с этого начинали – Янковский говорил, что первое дело для актёра – научиться стоять. У меня была сломана нога, болело колено, а он сказал – стой на этой ноге, час, два, три, сколько сможешь, твоя боль меня не волнует. Я и в быту теперь стою на правой ноге. Правая сторона – сторона дела, левая – чувства. Китайцы всё это знают, правая и левая сторона, вверх и низ, никакой симметрии. Если понимаешь, как эта энергия, разность потенциалов работает, тебе надо научиться слышать это, установить точку внимания на этих вещах, на этих различениях. И тогда найденный тон сам тебя поведёт.

Таня, что же такое таинственный нулевой ритуал Клима? В журнале «Театр» была статья, но представление о нулевом ритуале не сложилось у меня.

– Не могу сказать за Клима, но насколько я понимаю, это мощная, тотальная разгрузка, остановка и очистка. Клим всегда показывает листок бумаги и сминает его в руке. Чтобы нарисовать картинку, надо расправить листок. Актёр – смятый лист, нулевой ритуал – очищение, расправление и готовность к картине, восприятию. Клим ходил, говорил, рассказывал истории детства, а мы, молча, повторяли все его движения. Надо отпустить все свои мысли, стать пустым, а чтобы понять человека – делать его движения и жесты. Душа нам не подчиняется, а телом мы можем имитировать, копировать всё. Пока ты занимаешься мимезисом, мысли и уходят, это чистота нулевого ритуала. Говорил он, конечно, и о кастанедовской остановке внутреннего диалога.

Но это ведь, в смысле Кастанеды, жутко сложная, хотя элементарная, простейшая, но почти недоступная вещь, основание всех магических умений древних толтеков. Достаточно на мгновение остановить внутренний диалог, остановить мир, и возврата к прежнему мировоззрению уже не будет.

– Вот один раз и со мной что-то случилось. Помнить буду всю жизнь. Это случилось спонтанно, я не знала что со мной. Я ехала в автобусе, поздно, мне было семнадцать. Передо мной стоял человек. Я смотрела на него, сквозь него и услышала вопрос – кто ты? Исчез человек и автобус, я слышала непрерывное «кто ты?» – а не могла никак ответить, кто я. Я то, я это, я пятое-десятое. Это продолжалось до тех пор, пока я не сказала – я никто. И сразу оказалась в пустоте и забыла кто я. На несколько секунд я забыла и себя и вообще всё. Я перепугалась насмерть, не могла двинуться с места. Что такое Таня, я не знаю, что такое моя остановка – не знаю, проехала мимо. Стала себя щипать как во сне, кое-как вышла на конечной остановке и пошла обратно, повторяя: «я –Таня Бондарева». Звоню, открывает мама, а я её не узнаю. Кто этот человек? Какое она имеет ко мне отношение и почему открыла мне дверь? Я поняла, что это мама, но поняла и другое – отец и мать не имеют ко мне никакого отношения.

Ну, это прямо рассказ Набокова «Ужас».

– И что характерно, впоследствии, когда я стала заниматься всякими медитациями, целью которых было достижение похожих состояний, ничего не получалось. Сознательно это оказалось недостижимо. А может, и не надо было уже, ведь я тогда, в автобусе, поняла – всё, что есть в мире, это ты, потому что тебя нет.

автор: Дмитрий Лисин

Медведь

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе