«Художник не может выполнять никаких условий»

Фото: Игорь Захаркин


И главным подарком себе и зрителям он сделал возвращение своих трех спектаклей, которые зрители не видели с начала нулевых. В интервью «Известиям» Евгений Гришковец рассказал о том, почему не пользуется электронной почтой и как менялся за эти годы вместе со своими зрителями.

— Вы открываете сезон в новом году тремя спектаклями: «По По», «Титаник» и «Дредноуты», которые зрители не видели уже давно. Почему вы решили вернуться к ним сейчас, и еще сразу ко всем трем?

— Да, действительно, с 2009 года эти спектакли я исполнял крайне редко. Обычно я привожу зрителям премьеры, «Шепот сердца» и другие. Но тут решил себе на день рождения устроить такой вот подарок. Обычно я на сцене один, а как раз в «Титанике» мало выхожу на сцену. Буду сидеть за кулисами, может быть, даже с бокалом белого вина и просто наслаждаться спектаклем как зритель. А в «По По» играет Игорь Золотовицкий, актер мхатовской школы, чудесный веселый человек. «Дредноуты» для меня тоже особый спектакль: про море, подвиги, про всё, что я люблю. В нем я чувствую себя почти юношей. Словом, набор радостей, который я сам себе могу себе устроить на день рождения.

— Но, наверное, тяжело подряд три вечера на сцену выходить. Справляетесь с нагрузкой?

— Ой, наоборот! Это не нагрузка, а сплошное удовольствие. Как-то раз я почти сутки провел на сцене, играя все свои спектакли, у меня тогда их четыре было, а потом всё закончилось тем, что мы сыграли концерт с «Бигуди». Это был тогда рекорд, потому что я провел на сцене 9 часов 40 минут. К чему я это вспомнил — я опасался этого дня, думал, как я это физически выдержу, оказалось — выдержал. Ну, устал физически. Вообще это был хороший день: я отключил телефон, у меня не было никаких ненужных разговоров и неприятных встреч, бессмысленного просмотра интернет-информации, и я занимался только любимым делом. В итоге я физически устал, но прекрасно себя чувствовал, и всё было чудесно.

— Не любите разговаривать по телефону?

— Раньше, когда известность только укреплялась, у меня было два телефона и оба беспрерывно звонили. Я гордился и радовался, что всем нужен. Сейчас телефон помалкивает, и я считаю, что это — достижение. Я всех приучил не звонить мне по пустякам, не дергать, лучше написать сообщение. От электронной почты и компьютера вообще отказался. От телефона отказаться не могу, потому что у меня есть пожилые родители, трое детей, а мне приходится полжизни проводить на гастролях и я должен оставаться на связи с ними. Но дома я телефон отключаю.  Знаете, когда телефоны только появились в Великобритании, то звонить друг другу без предупреждения было верхом неприличия. Всё равно что явиться в гости без приглашения. Люди телеграммами предупреждали о том, что будут звонить. Мне кажется, что это очень правильно. Ведь из-за появления мобильников в мире увеличилось количество лжи. Мы беспрерывно говорим мелкую неправду: почему опаздываем, где находимся.

— Вот вы сказали, что отказались от компьютера, а как же вы пишете свои произведения?

— Ручкой на бумаге. А потом диктую, что написал. На клавиатуре печатать не умею и не хочу учиться. У меня свой способ работы: я пишу с определенной скоростью в привычном ритме. Я не говорю, что писать на бумаге лучше, чем набирать на клавиатуре. Кто-то вообще забыл, как ручкой писать. А я — так. Марк Твен работал только на пишущей машинке, а он чудесный писатель. Кстати, он был первым в мире писателем, кто стал сразу набивать текст на машинке. А были современные ему авторы, которые писали гусиными перьями и которых никто не помнит, потому что писали отвратительно. Способ письма — это не показатель таланта. Просто каждый выбирает свое.

— Но вы же были очень популярным блогером в ЖЖ?

— Так и туда я диктовал. Я сам никогда не прикасался к клавиатуре, у меня не получается. Если я пишу на клавиатуре, то потом смотрю — это не мой текст получается, синтаксис другой. В соцсети я и не заглядываю. У меня есть дневник в интернете, куда я выкладывают мои записи, как стенгазета, он не интерактивен, и там невозможно оставлять комментарии. Понимаете, это всё занимает много времени, поэтому я от всего и отказался.

— Но многие писатели используют соцсети как площадку для общения с читателями.

— А зачем с ними общаться? Общение писателя и читателя осуществляется путем написания художественной литературы, все остальные способы общения необязательны. И на самом деле не нужны. Даже то интервью, что мы делаем, не нужно, это форма вежливости. И способ прокомментировать свои действия, а комментировать свои действия тоже необязательно. Контакт со мной-человеком ничего зрителям и читателям не дает. Чаще всего только мешает, размывает. Например, человеку нравятся мои книги, а мы с ним познакомились и поссорились. И всё, его отношение к моим книгам сразу изменилось. Мои книги не изменились, просто я-человек помешал читателю воспринимать мою книгу.  Или наоборот, человек посчитал себя моим другом и стал относиться к моей литературе поверхностно, он считает себя вправе судить о моей книге как читатель и как друг. Если он выпил со мной рюмку водки, то он считает себя вправе уже советы давать, как мне писать. Это не нужно. И еще важный момент: люди после спектакля подходят взять автограф и удивляются, что я небольшого роста, а на сцене казался больше. Как только зрители или читатели прикасаются ко мне как к человеку, то исчезает чудесное впечатление от моих работ, с этим смешивается что-то от человеческих отношений, даже если мы буквально меньше минуты разговаривали, я просто ему подписал книжку и что-то сказал. Когда я это понял, то сам перестал подходить к артистам или писателям, которых любил с детства. Чтобы не исчезало это впечатление.

— А новости где узнаете, если интернетом не пользуетесь?

— По телевизору. Пришел со спектакля, включил новости, посмотрел, плюнул и выключил. Все врут. А если искать новости в интернете, то это всё равно что пойти на большой рынок за семечками — купишь заодно еще шапку и валенки. Зашел, например, в интернет узнать курс доллара, тут — бах! — и читаешь новости про Тимура и Амура.

— Но на спектаклях вам все-таки приходится более плотно общаться с залом. А ведь за эти годы зрители изменились, а спектакли почти нет. Не пропал интерес аудитории?

— У меня есть постоянная аудитория, с которой мы вместе взрослели, они любят эти спектакли. Но, конечно, мы все меняемся и мир вокруг тоже. Например, я делал спектакль «Шепот сердца», в котором есть смешной фрагмент про то, как человек боится летать на самолетах. Я должен быть играть во Владивостоке, а накануне как раз разбился наш самолет над Синаем. Конечно, я должен был поменять этот кусок. Иначе это было бы безумием. Или вот перед «Дредноутами» я рассказываю о гибели крейсера в Первую мировую, когда погиб экипаж в 300 человек. Тогда это была ужасная трагедия, вся Великобритания носила траур. А сейчас я говорю, что если бы «Титаник» затонул сегодня, то уже на следующий день эта история бы сошла с первых полос в газетах. Мы привыкли к массовым катастрофам, нас уже ничего не будоражит. Даже про самолет уже все почти забыли, никого не интересует расследование. Поэтому мои спектакли меняются ровно настолько, насколько меняется отношение к каким-то событиям. Меняется их интонация. И я сам меняюсь: в 2001 году на сцену выходил человек, которому было 30 лет, а сейчас — которому 40 с лишним. Это разные люди, у них даже тембр голоса разный и знание жизни.

— Кроме книг и театра вы еще были заняты в кино. Сейчас нет планов на новую картину?

— Если только сняться в качестве актера. Это весело, это приключение. А так — не хочу. Я был соавтором сценария и продюсером фильма «Сатисфакция», искал деньги и продвигал этот проект на экран. И мой опыт в этом был настолько отчаянно печальным, что повторить его я не хочу. Добывать деньги — пагубно для художника, а я все-таки художник.

— Художник не должен заниматься финансами?

— Деньги всегда дают с некими условиями. Просто так никто не даст: ни государство, ни частные инвесторы. Но художник не может выполнять никаких условий, кроме одного: сдать к сроку фильм. На содержание же этого фильма никто не должен влиять. А деньги как раз и дают возможность влиять на процесс — тем, кто их дает.

— То есть впечатление от киноиндустрии у вас остались печальные?

— Особенно от общения с отечественными кинопрокатчиками и показчиками. Пять лет назад со своим фильмом я проехал Россию от Сахалина до Калининграда. Меня очень интересовал прокат, так как я хотел, чтобы картину посмотрели по всей стране, а не только в Москве и Санкт-Петербурге. И я быстро обнаружил, что «Сатисфакция» идет только в дневные сеансы по рабочим дням или поздно вечером, когда в зале сидит несколько человек. Мне до сих пор противно вспоминать, как ко мне подходили директора кинотеатров и киносетей и говорили, как им понравился наш фильм, хвалили, спрашивали, когда он выйдет на DVD, чтобы друзьям подарить. Я понял, что тем, кто прокатывает российское кино, абсолютно наплевать, что то кино, которое им нравится, не дойдет до зрителя. Они ради этого палец о палец не ударят. Нет! У них есть рекламный бюджет американских блокбастеров, и им все равно — придут или не придут, они свои денежки уже получили. Пришло много зрителей — еще денег получили. Хорошее кино они будут смотреть у себя дома с семьей и друзьями, а в своих кинотеатрах будут показывать то, что сами терпеть не могут. В этом чудовищная суть нашей прокатной системы. А еще в нашем кино накопилось большое количество профессиональных людей, которым всё равно, что делать, лишь бы была работа. Я убежден, что большинство наших профессионалов будут снимать даже порно, если им хорошо заплатят. Абсолютное, стопроцентное равнодушие. Я терпеть не могу равнодушных людей. Я согласен сниматься в чем угодно, если встречаюсь с неравнодушными людьми, но в кино это большая редкость. В театре таких людей больше, потому что в нем гораздо меньше денег.

— У вас еще и день рождения практически перед спектаклями. Как отмечаете?

— В свой день рождения я обычно езжу к друзьям в Сибирь-матушку. Такой себе подарок делаю. А еще каждый год я собираю своих знакомых и читаю им отрывок из неопубликованного произведения. В день, когда рождается человек, собираются люди, которым я доверяю и могу показать еще не прошедший редактуру, нежный, беззащитный текст. 

Поделиться