Кехман предложил слить два столичных театра

ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБӐ МИХАЙЛОВСКОГО ТЕАТРА


За последнюю неделю на фоне пандемии в театральной Москве произошло столько необъяснимого и странного, что даже профессионалы не берутся это комментировать. Одни осторожничают — боятся начальства, другие руками разводят, третьи паникуют. Худрук Михайловского и Новосибирского Владимир Кехман с репутацией «и один в поле воин» никогда не боялся острых вопросов. Мы говорим с ним об умершем дирижере Ведерникове, о том, что театральными директорами играют, как шашками, о губительных для культуры перегибах и нищебродстве перед Западом.


— Владимир Абрамович, Михайловский театр потерял Александра Ведерникова, 10 дней назад умершего от COVID. Фигура в мировом музыкальном театре, 56 лет, полон сил и... Неужели нельзя было спасти?

— Для нас это невосполнимая утрата. К тому моменту, когда я ему сделал предложение стать музыкальным руководителем Михайловского, он уже возглавил Датскую Королевскую оперу, и мы с ним работали исходя из его расписания. За полтора года с небольшим он успел полноценно выпустить у нас только одну премьеру, но сильно почистил текущий репертуар — в опере и в балете, начал готовить несколько интересных симфонических программ. В течение ближайших двух лет мы готовились с ним выпустить четыре премьеры. Он настолько подходил коллективу Михайловского, у него возник потрясающий контакт с оркестром, и тут...

Знаешь, в моей жизни было два человека, с которыми все произошло абсолютно одинаково, и одинаковость эта заключается в том, что я ничего не знал о болезни этих людей. Я не знал, где находился Ведерников после того, как 4 октября, на открытии сезона, он продирижировал спектаклем «Сельская честь». Маэстро должен был лететь в Копенгаген. Уже потом я узнал, что он почувствовал себя не очень хорошо, и вместо Копенгагена улетел в Москву, что еще неделю находился дома с высокой температурой, со всеми признаками и положительным тестом на COVID. И только 12 октября он приехал в больницу, но у него уже было глобальное поражение легких. Он долго не отвечал на мои звонки, последнее смс пришло от него 20 октября: на вопрос «как вы?», ответил: «лечимся». Как из такого ответа можно понять, что он был в реанимации? И то же само было с Еленой Образцовой. Я был единственным человеком в ее окружении, кто не знал, что у нее онкология. Она скрывала от меня диагноз, понимала — я не дам ей петь. И только написала уже из больницы: «Вовка, по-моему, я подыхаю».

— Кто же теперь в Михайловском будет вместо Александра Ведерникова? Ведь фигура музыкального руководителя и главного дирижера — ключевая в музыкальном театре.

— Это самый сложный вопрос. Мы не готовились к такому повороту, мы хотели заключить с ним контракт до 2025 года, обсуждали планы. Пока лишь могу сказать, что дирижеры, которых он привел к нам за это время, неплохо работают с оркестром как в опере, так и в балете. Это Александр Соловьев, Павел Петренко, и самое важное то, что его заместителем стал Андрей Петренко, всю жизнь проработавший в Мариинском театре. Плюс у нас очень сильный директор оперной труппы — Михаил Воробьев. Поэтому я, как худрук, не буду делать пока резких движений, но в любом случае тот план, который мы разрабатывали с Ведерниковым, должен быть скорректирован. Я не понимаю, как и с кем делать те сложные названия, которые мы с ним определили. Значит, возьмем паузу и будем вести переговоры.

— За неделю в музыкальных театрах Москвы произошли непонятные рокировки. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко и.о. гендиректора назначен Черномуров вместо Гетьмана, который брошен на «Новую оперу», откуда достаточно унизительно слит Сибирцев. А Борисов — директор Пермского театра оперы и балета — вообще завис между Пермью и Москвой. Что за игры, насколько это творчески, жизненно необходимо? Или есть тайны мадридского, то есть московского, двора, которые нас еще удивят?

— Мне тоже непонятно, почему убрали Сибирцева, в моем понимании одного из лучших директоров. Андрей Черномуров, назначенный исполняющим обязанности гендиректора «Стасика», — очень хорошая кандидатура независимо от того, назначат его или нет. Не знаю, какие переговоры ведутся с Борисовым (он тоже серьезный профессионал): на сегодняшний день он уходит из Перми, но придет ли в Театр Станиславского, неизвестно. Для меня странно тут многое, и это еще мягко сказано. Я еще весной, в первую пандемическую волну, предложил реформировать структуру музыкального театра в стране.


ВЛАДИМИР КЕХМАН И АЛЕКСАНДР ВЕДЕРНИКОВ.
ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБӐ МИХАЙЛОВСКОГО ТЕАТРА


— Если бы министром культуры были вы...


— Если бы я был им в Москве, то объединил бы «Стасик» с «Новой оперой».

— Владимир Абрамович, простите, но даже наш президент считает оптимизацию не самой удачной практикой.

— Это не оптимизация. Пусть будут два здания, но театр должен быть один. На сегодняшний день в музыкальном театре страны настолько малы творческие силы, да и сам театр — такой сложный процесс, что другого выхода, кроме как слияние музыкальных театров, я не вижу. И не только в Москве.

— Телеграм-каналы пишут, что вы можете прийти в Пермский театр. Прокомментируйте, пожалуйста.

— Курентзис — в Петербург, я — в Пермь. Очень логично. Готов сделать его филиалом Михайловского театра. Да чушь пишут.

— У вас в Михайловском и НОВАТе много людей болеет? Какая ситуация сейчас в этих театрах?

— После «Сельской чести», которой дирижировал Александр Ведерников, в Михайловском переболела часть участников спектакля. Но мы не закрыли театр, продолжаем работать. А в Новосибирске вынуждены перенести балетные спектакли на январь, в связи с тем, что там оказалась проблема не с артистами, а с публикой — после всех фейков в СМИ люди просто боятся идти в театр. Надо понимать, что мы фактически живем в военное время и что к этой болезни надо очень серьезно относиться. Это страшная беда, и прежде всего она в головах: с людьми происходят серьезные психологические изменения. И вместо того чтобы людей поддерживать, некоторые СМИ раздувают на пустом месте панику, и люди пугаются.

— Для вас сравнима вторая волна с первой?

— Близко нет. При первой волне никто не успел опомниться — все театры в один день закрыли. Сейчас мы работаем, и я считаю, что мы не можем закрываться — иначе потеряем то, с чем вернулись на сцену в октябре. Это была критическая ситуация прежде всего для балетных артистов — еще месяц, и многие потеряли бы профессию. Я не говорю уже про то, в каком состоянии к нам еще недавно приезжали западные звезды.

— В каком?

— Ситуация в западных труппах гораздо тяжелее, чем у нас, — там балетные артисты находятся вне формы. Оперным полегче. В октябре я успел слетать в Вену на премьеру «Евгения Онегина» в постановке Дмитрия Чернякова — и спектакль блистательный, и вокальная форма у всех солистов — большая половина из них наши — прекрасная.

— Значит, опять театрам уходить в онлайн? Это спасательный круг для трупп?

— Это фикция, полная иллюзия. Скажем, Михаил Мессерер в Михайловском онлайн поставил балет «Коппелия», а Начо Дуато в Новосибирске — «Баядерку». То есть педагогам и постановщикам онлайн еще подходит, но для работы артистов такой формат не годится — ни в опере, ни в балете.

— В Москве одна мера жестче другой — сначала столичные театры перешли на продажу билетов онлайн по персональным данным, и это резко отпугнуло многих. А теперь зал заполняется зрителями вместо половины только на четверть. Честнее было бы совсем закрыть театры, как это было весной.

— Москва, я считаю, сильно перегибает палку, и отношение к театрам здесь самое несправедливое. Кибовский не отстаивает интересы своих учреждений, полная беспомощность Департамента культуры перед Роспотребнадзором и непосредственно перед мэром. Да, в мире существует такая практика — именные билеты, но это связано с фестивалями или очень серьезными большими премьерами при аншлагах. Что касается нового ограничения о допустимой заполняемости лишь в 25 процентов зала, то скажу следующее. Когда это стало известно в Петербурге, тоже собрали штаб и предложили сделать так же, но представитель городского Комитета по культуре встал и сказал, что это недопустимо. И сразу ситуация была изменена — ограничение вводится только на половину зала, что соответствует нынешним реалиям. А когда сейчас Департамент культуры Москвы вводит такие меры, то театральным деятелям ничего не остается, кроме как обратиться к президенту России. А идти человеку в театр или нет — это его личный выбор, он сам отвечает за свою жизнь. Закройте тогда метро. В войну театры работали.

— В первую волну правительство пошло навстречу театрам — откорректировало госзадание и не сократило финансирование. Сейчас вторая волна, ждут третью, c деньгами плохо. На этот раз ждать театрам помощи от государства?

— Минкультуры и правительство Санкт-Петербурга полностью покрыли нам все выбывающие доходы до конца года. Причем с учетом премий, которые мы должны выплатить всем коллективам. Я говорю о себе, из чего делаю вывод, что у всех федеральных и петербуржских театров этот вопрос закрыт. Более того, в Петербурге все бюджеты на будущий год подтверждены.

— Значит, Москва и ее театры теперь будут завидовать питерским и региональным. До сих пор было наоборот.

— Мы живем в абсолютно новое время. И те, кто называет себя либералами и в тяжелое время пытается раскачать ситуацию, с моей точки зрения — преступники. Они никогда не были ни с народом, ни с культурой. Они забыли, что всех, кто в 17-м году делал революцию, революция же и погубила. И сейчас я вижу, кто и как пользуется тяжелой ситуацией: запускаются слухи, что в театрах вспышка коронавируса. А ситуация, связанная с санкциями или Навальным, с выборами в США... Мы все время думаем, что там у них и как, вместо того чтобы думать о себе? Почему такое нищебродство относительно Запада?

— И все-таки какой главный вывод вы, как руководитель двух театров, делаете о работе в пандемических условиях?

— Самое главное — театры не должны закрываться, разве что делать перерывы. Так, в Новосибирске балетные спектакли, заявленные в афише с 5 по 21 ноября включительно, перенесены на январь, но никого не отпустили на карантин — артисты будут продолжать репетировать. Вообще в России уникальность ситуации заключается в том, что мы работаем. Это невероятная победа! Да, мы болеем, но работаем, и это позволяет нам сохранить наш репертуарный театр. И второй вывод: у людей психологическая проблема — они боятся идти в театр. Но правда в том, что в театре куда безопаснее, чем в метро. Почему же спускаться в метро не боятся, а прийти в театр страшно? Люди зомбированы.

Поделиться