Из чего высекается юмор

Долгое время имя актрисы Галины Петровой было связано только с Театром «Современник». Не так давно актриса ушла в свободное плавание, продолжая играть в спектаклях родного театра. Играет в Театре Антона Чехова. Много снимается в кино. Особенно часто её приглашают на комедийные роли.
 
— В комедии самое главное — оценка и восприятие. Хорошая комедия та, где актёр ещё ничего не успел сказать, только взглянул, а зрители уже хохочут. Природа смешного заключается в том, что любую мелочь можно довести до абсурда. Страх темноты можно увеличить до фобии. Инфантильного героя — превратить в ребёнка.

— Бывает так, что чувство юмора у вас и у режиссёра не совпадают?

— Иногда то, что для одного смешно, для другого — совсем не так весело. Я помню, что мы очень спорили с Галиной Волчек, когда репетировали спектакль «Звёзды на утреннем небе» Александра Галина. Это история о маргиналах, выселенных из Москвы к Олимпиаде. Моя героиня Анна — опустившаяся проститутка. В одной сцене она просыпается после сильной пьянки, после кошмарного сна. Галина Борисовна просила меня сыграть монолог моей героини в трагических красках. У меня было ощущение, что этот образ для неё был навеян пьесой Горького «На дне». Такой экзистенциальный монолог, полный глубокого смысла. Но мой жизненный опыт подсказывал другое — человек с похмелья нелеп и смешон. Мне ещё в детстве запомнились подобные жизненные картины. Волчек была непреклонна: «Галя, прекрати смешить!» В этом споре я победила, потому что драматург на репетициях занял мою сторону.

— Вы чувствуете границы чёрного юмора? Есть то, над чем смеяться нельзя?

— Я убеждена, что табу существует. Актёру важно чувствовать эту границу. Иногда драматургия заставляет тебя существовать на грани фола, идти по острию ножа. Когда работаешь в хорошей команде, то порой коллеги подсказывают тебе границу допустимого. Например, работая над спектаклем «Мамапапасынсобака» Биляны Срблянович, мы были друг для друга таким камертоном. Тема детской жестокости очень непроста. Важно знать чувство меры, и при этом надо быть достаточно смелым, чтобы донести эту историю. Такие моменты — это проверка искренности существования в образе, искренности общения актёра и зрителя. Так, ребёнок всегда поймёт и простит свою мать, если она сгоряча шлёпнула его. Но если мать с холодным носом грозится наказать, потому что у неё такие принципы, тогда действительно ребёнок чувствует отторжение, отчужденность.

— Есть мнение, что талантливый комедийный актёр как никто другой умеет сыграть глубокий драматизм. Так Джек Леммон умел поразить остротой звучания в драме. Вы этот эффект замечали?

— Я уверена, что комедийный актёр может найти неожиданный ход, быть острее и парадоксальнее своих коллег. Просто потому, что его палитра разнообразнее.

К тому же персонаж, который смешон, это прежде всего очень ранимый человек. Нелепость по сути трагична. Если исследовать события комедии, то понимаешь, что это — без пяти минут трагедия. Получается, что комедийный актёр всё время нащупывает подход к драме.

— Чувство юмора необходимо актёру только в комедиях?

— Оно необходимо в любом жанре. В трагедии невозможно всё время рыдать. Нужна пауза, чтобы вздохнуть, улыбнуться. Необходимо подобие кардиограммы в смене эмоциональных ритмов.

— Знакомо чувство усталости от комедийных ролей?

— Когда чего-то слишком много — это во вред. Когда играешь целую обойму смешных персонажей, то невольно начинаешь повторяться. От частых повторов начинается деградация. Хотя на первом этапе это меня очень развивало. Я находила новые краски и приспособления, искала новый имидж.

— Бывает, что удивляет реакция зрительного зала?

— Для меня роль Шарлотты в спектакле «Вишнёвый сад» — загадочная и трогательная. Конечно, этот экстравагантный персонаж ведет себя странно. Но смешного в этой роли совсем нет! Она показывает фокусы, но вовсе не потому, что ей самой так весело жить, совсем наоборот. Как говорят психологи, человек порой неадекватно выражает своё горе. Галина Волчек доводила тему одиночества Шарлотты до абсурда — она общается с предметами, с животными, только не с людьми. В финале моя героиня качает на руках свой саквояж как грудного ребенка: «Мой мальчик, мне тебя так жаль». И затем Шарлотта бросает этот сверток на пол на глазах у Раневской. Она словно рассказывает ей историю о собственной брошенности. И в этот момент часть зрителей всегда смеется. Для меня это загадка. Правильной реакцией был бы вскрик от неожиданности. А тут смех… Меня это ранит. И не потому, что это задевает моё актёрское самолюбие. Мне жаль, что люди не до такой степени умеют сострадать. Например, если при мне кто-то бросит на пол плюшевую собачку, всё равно у меня сожмется сердце — ведь это образ живого существа. Конечно, я пытаюсь для себя найти оправдание зрителям. Может быть, нелепый человек изначально смешон?

— У вас есть опыт работы в спектаклях-долгожителях. Какие новые акценты расставляет в них зритель? То, что вчера было грустно, может ли стать предметом для комикования?

— В театре «Современник» мы 18 лет играли спектакль «Звёзды на утреннем небе». Я помню в нём монолог Марии, которая рассказывала жутковатую историю о том, как жена загнала своего беззащитного мужа на электрический столб, где он трясся словно на электрическом стуле. Раньше в этой сцене зал всегда замирал — такая пронзительная история рабской зависимости одного человека от другого. Но в последние годы зрители на этом монологе начинали надрывно хохотать, словно видят комикс. Такие неожиданные для актеров реакции происходят часто. Жестоко, но факт: в обществе исчезает способность к состраданию. Или, например, в спектакле «Три сестры» есть трагический момент, когда Чебутыкин говорит: «Сейчас на дуэли убит барон». Пауза. По закону подлости в этот момент всегда у кого-то в зале звучит мобильный телефон! Все. Спектакль обесценен. Дальше очень хорошо звучит фраза: «Одним бароном больше — одним меньше…» Актёрам уже не хочется продолжать спектакль.

— Вы много снимаетесь в сериалах. Как вы выходите из ситуации, когда сценарий не смешной, шутки плоские, а надо это играть?

— Порой мне грустно, что сценарии скроены по одному шаблону. Но мне сейчас очень нужны деньги, поэтому я приняла для себя условия игры. Главное, по возможности облагородить материал. Порой прибавляю от себя живые шутки. Почему нет?

— В ролях вы такая импульсивная, с взрывным темпераментом. А какая — в жизни? В компаниях любите быть заводилой?

— Я в жизни тихий интроверт. Люблю помолчать. Быть тамадой по призванию — это не мое. Только в хорошо знакомой компании могу начать рассказывать смешные истории.

— Кстати, о смешных историях. Самая смешная актерская байка какая?

— Молодой режиссер приезжает в провинцию ставить спектакль. Ему говорят: «Только не берите народного артиста Павлова. Вы пожалеете!» Но режиссёр непреклонен. Радуется на каждой репетиции: «Актёр как студент выполняет любое мое требование. Я счастлив!» Наступает день премьеры. И актёр делает на сцене всё с точностью до наоборот. «Как? Почему?!!» Павлов: «Когда вы работали, я вам не мешал? Теперь вы мне не мешайте».

— Да, жизненная история… А легко ли вас насмешить?

— Порой секрет юмора заключён в лёгкости и изяществе. В комедии важна ненавязчивость. Это проявление тактичности театра к зрителю. Я один раз так ухохоталась, глядя на то, как Ваня Ургант и Коля Фоменко вели передачу «Смак»! Это было легко, непринуждённо и безумно смешно. Наверное, потому, что все шутки рождались импровизационно.

Марина Квасницкая

Независимая газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе