«Играть Раневскую — всё равно что подписать себе смертный приговор»

Юлия Рутберг — о том, почему она согласилась взяться за роль великой актрисы, вахтанговском братстве и секретах антрепризы.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Анна Исакова

10 сентября открывает сезон театр имени Вахтангова. С ведущей актрисой театра, заслуженной артисткой России Юлией Рутберг встретился корреспондент «Известий».

— В сентябрьском репертуаре — постановка Михаила Цитриняка «Крик лангусты» по пьесе Джона Маррела, где вы играете Сару Бернар. Что вы хотели сказать этим спектаклем современному зрителю?

— Финал спектакля как раз и есть ответ на этот вопрос. Именно там Сара Бернар и Оскар Уайльд говорят о том, что такое для них XIX век, и задаются вопросом: смогут ли потомки понять их блаженное неведение — умение ценить красоту, жизнь, любовь. Наряды созданы не только для защиты от холода. Смогут ли понять это люди, которые придут после них — загнанные, дерганные, озабоченные? В спектакле мы говорим о ценностях XX века, которые исчезают. Это один из очень серьезных побудительных мотивов, чтобы создать этот спектакль.

— По формату — это антрепризная пьеса.

— Если вы обратитесь к биографии пьесы, то ее играли Елена Юнгер и Виктор Гвоздицкий, Светлана Немоляева и Александр Лазарев — блестящие артисты, об антрепризном влиянии речи здесь не может быть. Кроме того, антрепризой может быть всё что угодно, включая «Войну и мир», — смотря кто, где, зачем и при каких обстоятельствах ставит. Кстати, Сара Бернар когда-то приезжала к нам по приглашению антрепренера Корша, и это были антрепризные гастроли, так что Россия узнала Сару Бернар благодаря антрепризе.

— Сара Бернар уже мифологическая личность, а вот память о Фаине Георгиевне Раневской, роль которой вы играете в новом сериале «Первого канала» «Орлова и Александров», до сих пор живет. Сложно было создавать образ актрисы?

— Очень трудно, потому что Фаина Георгиевна действительно пережила свою фактическую смерть и осталась в памяти людей. Прежде всего своими блистательными работами, снятыми на пленку. Приближение к таким удивительным людям — тяжкий труд и, конечно, огромная ответственность. Нужно набраться мужества и делать это все-таки безответственно: если всё время находишься под дамокловым мечом, каким для меня была Фаина Георгиевна, вряд ли сможешь что-то сыграть. В первый съемочный день у меня был ступор.

— Вам кто-то помогал рассказами о Раневской?

— Мне помогал режиссер. Кажется, я исследовала всё, что написано о ней, пересматривала по 150 раз ее работы. Существует всего две телевизионные передачи с ее участием — «Кинопанорама» Ксении Марининой, интервью Натальи Крымовой.

— Страшно, что будут сравнивать и критиковать?

— Нет. Волков бояться — в лес не ходить. Сравнивают всегда, сравнивают всех и вся, просто для меня Раневская — дорогой человек. Изначально я отказывалась ее играть — это всё равно что подписать себе смертный приговор, а потом режиссер и замечательная съемочная группа убедили меня, что, с их точки зрения, я все-таки человек, обладающий некой культурой и действительно много знающий о великой актрисе — есть возможность защитить ее, чтобы эту роль сыграл не случайный человек.

У меня на третьем курсе была чтецкая работа «К 90-летию великой русской актрисы Фаины Георгиевны Раневской», написанная Сергеем Юрским. Благодаря этой работе я получила диплом от Якова Михайловича Смоленского. Когда училась в 10-м классе, волею судеб оказалась на последнем спектакле Раневской — «Дальше тишина». Что будет — не знаю. Но я приложила максимум усилий, не позволила делать пластический грим, потому что у нас с ней довольно схожий тип лица.

— Фаина Раневская — великая актриса и очень одинокий человек. Вы какую Раневскую играете?

— Во многом я играла свое отношение, свое понимание того, что есть Фаина Георгиевна Раневская. Пыталась попасть в стилистику ее юмора, манеры игры. Это было погружение в прекрасную эпоху, в мир невероятных людей, когда на площадке ты «встречаешь» Эрдмана, Пырьева, Утесова, Александрова, Орлову.

Время само расставляет акценты. Фаина Георгиевна Раневская беспрецедентно живет в умах, сердцах и душах не только моего поколения, но и следующих. То, что она делала, не умирает. Сам фильм и попытка вспомнить Любовь Орлову и Григория Александрова, удивительных людей того времени, заслуживает уважения. Я не жду никакого успеха и прекрасно понимаю, что кто-то будет плевать мне в спину. Я попыталась наладить с Фаиной Георгиевной свои собственные отношения.

— Уже сняты сериалы о Зыкиной, Фурцевой, Зое Федоровой. Через них хотят понять прошлое или это дань обывательскому любопытству?

— Это знаковые фигуры. Зыкина — символ эпохи, Фурцева — это эпоха. Зоя Федорова — эпоха и женщина невероятной судьбы. Всегда интересно рассказать о незаурядной личности, биография которой — уже уникальный сценарий, в отличие от 25-х по счету «Ментов» и тому подобного.

Нам что, больше нечем гордиться, кроме как «подвигами» бандитов, проституток и уголовных элементов? Ну еще «больницы» сейчас в моде. В биографии нашей страны есть выдающиеся ученые, деятели искусства, писатели, политики, поэтому, мне кажется, не стоит весь бюджет тратить на «ментов».

— Актерское поколение Раневской и старых вахтанговцев не работали в театре, а служили ему. Сегодня молодые актеры так же относятся к театру?

— Это зависит от человека, его воспитания и от того, зачем он приходит в театр. Молодые — разные. Есть совершенно чудесные, верные, собранные, а есть гламурные, циничные. Очень эгоистичное поколение. Для нас было понятие «мы», они заряжены на «я». С этим уже ничего невозможно поделать, а если и возможно, то только во время работы, контакта, когда им немного перенаправляют прицел.

— Для старых вахтанговцев театр был домом, семьей. Эти традиции живы?

— Наверное, такого уже нет — стремительно изменилась жизнь. Но для меня театр — это дом. Да, я снимаюсь в кино, у меня куча всякого разного, но самое ценное и важное — это театр. Остались коллекционные люди, которые со мной с момента моего прихода сюда. Это и гримеры, и костюмеры, и осветители, и реквизиторский, звуковой цехи, монтировщики. Вместе с ними я проживаю жизнь.

Театр — особая территория. Актеры всегда ценили театр намного больше, чем случайные связи с кинематографом или концерты. В театре ты находишься в атмосфере взаимного уважения, товарищества, взаимопомощи. И эта атмосфера не может родиться только от названия и лозунгов, она создается годами. В нашем поколении еще существует братство, кровные узы, когда человек становится тебе родным. Для меня Михаил Александрович Ульянов и Юрий Васильевич Яковлев, Алла Александровна Казанская — большие душевные привязанности.

Помню, была в Сибири у нефтяников. И вот едем по ледяной дороге в какой-то маленький городок, где в клубе уже ждут люди. Перед отъездом мне сообщают: умер Юрий Васильевич Яковлев. В его лице я потеряла близкого человека. Присутствие этого артиста на сцене означало для меня, что театр Вахтангова жив. Ужас, что со мной было после этого известия. Я приехала в этот маленький клуб, вышла на сцену, собралась, держалась до последнего. Было так трудно читать, но я понимала, что сегодня Юрий Васильевич всё видит и что я не имею права сорваться.

— Осенью Щукинскому училищу исполнится 100 лет. Вахтанговцы гордились тем, что только из учеников этого училища формировалась труппа театра. Но в «Крике лангусты» ваш партнер «пришлый» — Андрей Ильин. Приглашенные актеры это дань времени?

— Мне кажется, что в этом беды нет. Если знать историю театра Вахтангова, то бывали исключения: Лукьянов был принят в Омске в труппу Рубеном Николаевичем, Плотников тоже был не вахтанговец. Для Римаса Владимировича (Туминас, художественный руководитель театра. — «Известия») нет такой прерогативы, он считает, что должны быть крепкие артисты, интересные индивидуальности, поэтому смотрит выпускников ГИТИСА, Санкт-Петербурга, Омска и Воронежа.

Сегодня все школы испытывают большой кризис, на мой взгляд. Конечно, есть определенные педагоги, которые сильно держат школу, но сегодня поступают не во МХАТ, ГИТИС или Щукинское училище, а к конкретному педагогу. А дальше уже выходят хорошие или плохие артисты.

— Вас тоже можно увидеть на других сценах. Вы за разнообразие жанров и подмостков?

— Да, за разнообразие. Для меня антреприза — это возможность встретиться с первоклассными артистами из других театров. Уже 7 лет идет «Ханума», где играет Ольга Владимировна Волкова, где когда-то играл Михаил Державин, Толя Лобоцкий, Дима Харатьян, то есть совершенно замечательная актерская команда. Я играю Кабато — усатую, кривоногую грузинку. Совершенно обожаю эту роль, это была моя мечта — сыграть грузинку. Наряду с тем, что в театре у меня и Медея, и Сара Бернар, и Коза в «Улыбнись нам, Господи».

Это же всё трагические персонажи, а я-то артистка с клеймом «характерная», поэтому у меня и «Ханума», и «Пигмалион». И тот и другой спектакль сделаны хорошими режиссерами — Ниной Чусовой, Павлом Сафоновым. Что касается моих сольных проектов — «Вся эта суета» и поэтические вечера — опять же они для меня необходимы, потому что это проявления моей вольности и свободы.

Анна Позина

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе