«…Когда не жалко сгоревших крыльев бабочек»

Художественный  руководитель Театра имени Волкова Евгений  Марчелли о премьере пьесы "Без названия"

Платонов 20 лет назад

Я уже ставил «Безотцовщину» («Без названия») лет 20 назад. И не очень понимаю, почему ее считают незаконченной, несовершенной. Мне она кажется самой интересной из чеховских пьес. Она сама необработанная и поэтому горячая. В той рыхлости жизненного материала, который вобрала в себя пьеса, есть особый вкус. Но с тех пор моё восприятие театра сильно изменилось. 

Я знаю и люблю совсем не то, что знал и любил 20 лет назад. Тогда я смотрел на Чехова как на реалистическую драму, написанную юным человеком, где-то с залихватским молодым задором, а где-то скучновато. Поэтому и спектакль получился очень бытовой, где все происходит как бы по правде жизни, а сейчас мне всё это кажется даже жанрово другим. То, что тогда казалось трагичным, сейчас кажется фарсом, в котором главный герой провоцирует ситуацию, когда буквально все его преследуют и изводят, и мужчины, и женщины. И Платонов повзрослел. Тогда это был юноша, которому жадно хочется жить, покорять женщин, хочется, чтобы весь мир принадлежал ему, но для этого ему не хватает объема. В этом его юношеский максимализм и безответственность. Теперь мне хочется, чтобы это была другая, мужская история. Когда ответственность понятна изначально, сразу. Едва он проявляет интерес к предмету своего завоевания, он уже сразу знает, что всё это закончится печально. Мне хочется, чтобы он искусственно создавал себе страдание, потому что это хоть какой-то способ почувствовать вкус и смысл жизни. Поэтому начинается умышленное харакири, сознательное «пускание крови». Он мучается, но ему это приятно.


О Виталии Кищенко


Нас связывают лет 25, если не больше. Все мои переезды из театра в театр были связаны с ним. Наверное всё дело в том, что тот язык, которым мы в театре пользуемся для разъяснения малейших движений души души, каких-то подсознательных, необъяснимых поступков, очень примитивный, кондовый и приблизительный. Нужно же как-то уметь слышать, не слушая друг друга, не вслушиваясь в слова. Скорее чувствовать и что-то угадывать. Поэтому легче работать с артистами, когда есть понимание на каком-то другом уровне, с которыми уже найден язык.


Кищенко, как мне кажется, вообще не очень актер, если мы понимаем актерскую профессию как лицедейство. Ему не нужно лицедействовать. Он губка, которая четко может впитать энергию, на него направленную. Он создает образ из себя, но придуманного кем-то. С ним не просто работать режиссерам. Он не фонтанирует сам, он человек, который должен подключиться


В типаже Кищенко есть удивительная манкость. В то время как в жизни он кажется неярким и не заманчивым. На сцене же в нем вдруг открывается какая-то удивительная витальность, энергетика, совершенно не свойственная в жизни.


О Платонове


Вот и его герой, Платонов становится тем самым огнем, на который слетаются бабочки, обжигаются, сгорают, но всё равно летят... А он не Дон Жуан, не владеет искусством обольщения, ему это и не надо. В этом смысле Платонов — человек страдающий. В результате женщины его уничтожаютт. И сразу успокаиваются, едва исчезает раздражитель, источник болезни...


Дело не в том, что он философ, я наоборот стараюсь смикшировать его интеллект, его иронию, его красноречие.


И герои-мужчины на него тоже болезненно реагируют, потому что каждый мужчина в глубине души хотел бы обладать его качествами, способностями. Он для всех мужчин является потенциально опасным, потому что в принципе мог бы забрать любую женщину, если бы хоть чуть-чуть бы захотел.


О построении пьесы и спектакля


Уже в самой пьесе заложена идея разности частей.


Сначала все стекаются к генеральше на обед. В первом действии столько не функциональных монологов и диалогов. Столько эпизодических героев, с каждым из которых входит новая тема. Темы задаются, а потом бросаются. Хочется довести эту историю до логического маразма. Чтобы было ощущение бессмысленности этих разговоров. Как будто это еще не спектакль, а так: все потихоньку собираются, разговаривают… И тогда это интрига для зрителя, не знакомого с сюжетом: такой объем тем – во что он выльется, какая из них станет главной?


Спектакль начинается только когда обнаруживается мужской центр – и все к нему устремляются. Потом вдруг потихоньку начинает звучать тема Платонов – Софья


А во втором действии вдруг начинают идти парные темы, любовные истории. Когда вдруг женщины начинают брать Платонова чуть ли не силой. Развивается роман Софьи и Платонова. И вдруг и эта вроде бы романтическая история обрывается. И вдруг сворачивается к очень узкой семейно драме. Жена Платонова травится. Правда неудачно, поэтому получается фарс – слишком мало спичечных головок она начистила... Я усугубляю историю женских самоубийств – у нас и Софья должна резать себе вены. И тоже неудачно. Только представьте: какие-то удивительные женщины, подстреленные, раненые. Единственный для них выход избавиться от безумия – это хладнокровно уничтожить источник пожара. А потом зализать раны и вспоминать минуты короткой радости, ради которой мы и живём.

«Без названия» — это комедия. Но где-то рядом с трагедией. В этом есть какая-то циничная жестокость. Когда не жалко сгоревших крыльев бабочек, а должно быть жалко огонь. Источник энергии…

Официальный сайт театра имени Волкова

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе