ЦИРКовный староста

Максим Никулин: «Беда в том, что для людей, которые занимаются управлением, слово «цирк» уже даже лингвистически несет негативный заряд» 

В эти дни столичный цирк празднует свое 130-летие. Именно в 1880 году для выступлений наездника и гимнаста Альберта Саламонского было построено здание и первый стационарный цирк Москвы принял первых зрителей. Сегодня на том же месте Цветного бульвара располагается Московский цирк Никулина. Вот уже больше десяти лет в его директорском кресле — сын легендарного артиста Максим Никулин. Он рассказал «Итогам» о том, что случилось в цирке с Леонидом Брежневым, чем провинился Дэвид Копперфильд и как ишак боролся с ядерной бомбой.

— Максим Юрьевич, не боитесь напугать зрителей?

— Не я, отец сформулировал: цирк — это такая странная вещь, которая должна радовать, удивлять и немного пугать.


— Но второе отделение юбилейной программы — аттракцион с хищниками. А ведь и месяца не прошло, как во Львове лев напал на дрессировщика прямо на арене.

— Как-то я входил в жюри фестиваля дрессировщиков, который проходит в небольшом французском городке. «Здрасьте-здрасьте, я из московского цирка, аншанте-аншанте». И кто-то из жюри у меня спрашивает: «Вы, извините, с кем работаете?» — «Да вообще-то с людьми». — «Ой, как вам не просто. Мы-то все с тиграми, львами, леопардами, а вам, конечно, достается...» А если серьезно, то шрамы и травмы для цирковых — не более чем рутина. От профессии они никого отвратить не могут. Если помните, чуть меньше года назад сильно расшиблись наши гимнасты Волковы. Сразу после падения их отвезли в «Склиф», и только вывели из наркоза, сразу вопрос: «Когда мы сможем работать?» Им бы надеяться, что руки-ноги зашевелятся, а они на манеж. Конечно, дрессировщика, которого лев «потрепал», тоже жалко, но он, слава богу, в состоянии выйти на манеж после новокаиновой блокады. К счастью, сегодня Волковы уже на афише.

— В свое время вы попали на Цветной при печальных обстоятельствах: пришли помочь отцу после убийства его тогдашнего коммерческого директора...

— Оно, кстати, так и не было раскрыто, все остались «в несознанке». Но это были не цирковые дела. Просто в те годы люди могли совсем незаметно для себя перейти черту, за которой начинается криминал. Я пришел в цирк как директор-распорядитель — практически министр-распорядитель, если по Шварцу. Когда отца не стало, мы собрались в его кабинете и стали думать о том, как жить дальше. Времена были сложные. Средняя наполняемость зала не превышала 25 процентов. Цирк тогда настолько «просел», что встал вопрос о выживании. Главным было — выбрать направление, в котором следует двигаться. Мы решили, что им станет классический модерн. То есть что-то сегодняшнее, но с опорой на цирк, к которому все привыкли. Ведь отпугнуть зрителя очень просто — вернуть сложнее. Все это довольно тонко завязано на подкорке, на подсознании. Англичане любят повторять, что по-настоящему элегантный человек должен хотя бы на сезон отставать от моды. Так вот Цирк Никулина — как классические анекдоты. Отец говорил, они потому такие замечательные, что прошли через голосовые связки нескольких поколений. А модерн, авангард возможны, конечно, но в допустимой дозировке. Мы пытаемся этому следовать. Когда все ингредиенты соблюдены в нужной пропорции, получается настоящее искусство. Хотя иногда бывает по-настоящему обидно.

— Когда не получается?

— Я о другом. Как-то был на фестивале в Китае, и на гала-концерт туда приехал глава правительства. Я у него спросил: «Что для вас цирк?» И он, только что жавший руки артистам, ответил: «Для нас цирк — часть великой национальной культуры Китая». Ни больше ни меньше. Когда кто-нибудь из наших правителей произнесет что-то близкое, я буду счастлив. Вот вы, например, знаете, как звучит слоган Цирка дю Солей?

— Знаю, что вы его не жалуете.

— Дело не в этом. Цирк дю Солей позиционирует себя как «феномен культуры Квебека». Хотя Квебек — всего лишь франкоязычная провинция Канады: там об истории культуры вообще говорить не приходится, не то что о феноменах. Что же говорить о нас, чья история культуры с ее цирком, балетом, лучшими образцами кинематографа отнюдь не эфемерна? А цирк стоит в одном ряду с балетом, литературой, лучшими образцами кинематографа.

— Может, оттого такое отношение, что «Дю Солей» легче ассоциировать с настоящим искусством, чем представление, обращенное прежде всего к детской аудитории?

— В Японии «Дю Солей» построили стационарный цирк — эстеты в восторге. А рядовые японцы недовольны: нет, мол, это не настоящий цирк, он не для детей, нас обманывают. Я с огромным уважением отношусь к создателям «Дю Солей» как к менеджерам: вот кто воплотил великую американскую мечту. 350 миллионов долларов, затраченных на шоу «О» в Лас-Вегасе, они отбили за полтора года и вот уже десять лет получают чистую прибыль. Так что бизнес у них действительно талантливый. А то, что все цирковые технологии были взяты в России четверть века назад: кто об этом думает? Обвинить их нельзя: тогда и люди, и технологии, и даже реквизит под ногами валялись. И сегодня на каждом их шоу минимум половина артистов — наши. А иногда они, например, покупают наш номер, прокатывают его год, одновременно готовя замену — с белорусами, украинцами, казахами. Конечно, калька получается хуже оригинала, но стопроцентная. Однако это никого не интересует. Вся страна знает, сколько медалей «уплыло» от нашей женской сборной по керлингу, и никто — сколько «золота» мы привозим с крупнейших цирковых фестивалей в Монте-Карло, Париже, Будапеште, никому не интересно. В прошлом году «Дю Солей» привез в Россию самое слабое и дешевое из своих шоу. Канадцы только забрасывали удочку на наш рынок и, естественно, начинали с примитивной наживки. Но все тут же завопили: вот что такое настоящий цирк, а вы, как всегда, в полном дерьме! Я спросил: вы наши программы видели?

— Игнорируют?

— Беда в том, что для людей, которые занимаются управлением, слово «цирк» уже даже лингвистически несет негативный заряд. Мол, что вы мне здесь цирк устроили? Клоунов из себя корчите! Последним из власти предержащих, кто заходил в наш цирк, еще в старое здание, был Брежнев. Свет погасили заранее, и он упал в ложе, причем на генерала, последовали увольнения. Еще Николай Рыжков ходил — именно он писал бумагу о строительстве нового здания. Лужков, когда был дружен с Юрием Владимировичем. Честно говоря, я не понимаю, почему мы не привлекательны для властей. Ведь в умелых руках цирк может помочь на голом месте заработать неплохой политический капитал. Лет пятнадцать назад за полгода до местных выборов Московский цирк пригласили в Стамбул. Мэр города организовал для подопечных жителей бесплатные билеты. И прошел, как когда-то Юрий Михайлович, — 98 процентов. В том числе благодаря «всяким фокусам».

— В то же время вы сами неоднократно говорили, что цирк вне идеологии...

— В 70-е годы по величайшему повелению была придумана клоунская реприза на актуальную тогда тему — «Похороны атомной бомбы». Клоун выводил на манеж бутафорскую корову, впряженную в возок, где лежала эта самая бомба. А сзади шел живой осел в черном цилиндре и фраке. Ведущая спрашивала: «Что происходит?» Клоун отвечал: «То, о чем мечтают все прогрессивные люди земли, — похороны атомной бомбы». Она показывает на ишака: «А почему он в трауре?» — «Да потому что он осел». Репризу одобрили и решили «обкатать» в цирке на утреннике. Но после слов о прогрессивном человечестве осел ни с того ни с сего полез на корову. Все, кто в манеже, давай его оттаскивать. Ишак кусается, копытами бьет, озверел вконец. Тележка перевернулась, бомба выпала, артисты, которые изображали корову, попадали... Короче говоря, о чем мечтает прогрессивное человечество, так никто и не узнал... «Только через мой труп», — вынес приговор тогдашний главный режиссер цирка Марк Местечкин.

Лобовой политической пропаганды цирк действительно не приемлет. Но два года подряд в мае мы показывали спектакль «Салют Победы», который сделал Толя Марчевский у себя в Екатеринбурге. Мои творцы кривились: как все наивно, примитивно. Но двухтысячный зал вставал и плакал, и главное на самом деле — именно это единение. Так что пускай будет наивно, я не требую уровня Буонарроти — попробуйте добиться таких же эмоций, какие вызывал выезжающий на белой лошади Тамерлан Нугзаров. И по всем рядам проносилось: «Жуков, Жуков...» Что это? Идеология? Да нет, наверное. Просто напоминание о том, кто мы есть.

— А театральные жанры смертны?

— Пожалуй, нет. Иногда что-то на время проваливается, а потом вдруг вновь становится востребованным. Такому жанру, как иллюзия, скажем, очень много вреда наделали телевизионные шоу во главе с товарищем Копперфильдом. В них показали потайные ящики, зеркала и стеночки, раскрыли все секреты. И фокусы потеряли свою загадочность. В следующую программу мы хотим включить иллюзионный аттракцион Антона Красильникова — решимся на попытку реабилитации жанра.

— Вам часто приходится выступать в роли эксперта? Знаю, например, что вы консультировали создателей сериала «Принцесса цирка»...

— Однажды «цирковные» дела обсуждали в «Культурной революции». Режиссер сериала о цирке восторженно заявил, что только когда отснял картину, понял наконец что такое цирк. Может, все-таки лучше было бы сначала понять, а потом уже снимать кино? У меня за 15 лет гастролей за рубежом сложилось правило — никогда не связываться с эмигрантами: у нас как-то принято считать, что цирк дело доступное и примитивное. Поэтому в ответ на любые предложения первым делом спрашиваю: цирком занимались? Нет, отвечают, хор был, балет, донских казаков прокатывали. Значит, и с цирком влегкую справимся. Я говорю: отлично, только депозит, пожалуйста, в сейф нашего посольства или в консульство. Мне необходимо быть уверенным, что, если, не дай бог, прогорим, будет на что вернуть артистов домой.

— Во Франции, куда ваш цирк наконец проник, не прогорели?

— Мы отработали Бордо, Авиньон, 19 ноября перебираемся в Страсбург... Отзывы хорошие, но коммерческий успех пока небольшой. Иногда шапито на тысячу мест собирало 850 человек, а бывало, что и 150—200. Во Франции люди ходят только на то, что хорошо знают. Один из приятелей-французов объяснил, что у них все разложено по ящикам: здесь цирк Франкони, там Дежана, тут Медрано. А для нас ящик пока не сколочен. Но мое французское бюро готовило этот проект восемь лет. Мы отдавали себе отчет, что будем нелюбезно восприняты, нам грозили, что не пустят, сожгут, уничтожат. Но под соусом Года России мы во Францию внедрились. Я оптимист и даю три года, чтобы можно было гордиться серьезным коммерческим успехом. Сейчас мы, естественно, методом тыка разрабатываем маршрут: каждый год намереваемся брать по 4—5 городов, не мешая при этом местным циркам. Чтобы нас узнали не как альтернативу уже работающим шоу, а как нечто иное. В афишах и рекламе мы называемся «Московский цирк Никулина». И за слово «московский» я, кстати, плачу процент от сборов — этот бренд зарегистрирован французским предпринимателем. Но пройдет несколько лет, мы к себе приручим, и слово «московский» с афиш можно будет просто убрать.

— Стоит ли ждать продолжения проекта «Цирк со звездами»?

— Я спрашивал об этом руководство Первого канала. Да не вопрос, говорят, вот только две проблемы. Во-первых, звезды кончились: те, кто еще не участвовал и кого бы мы хотели пригласить, отказались. Они, конечно, боятся, что вполне понятно: манеж травмоопасен. Ну а во-вторых, эта программа на сегодняшний день является очень дорогостоящим проектом. В цирке с каждой звездой занимались как минимум человек по пятнадцать. Можно сказать, мы с каналом вышли из проекта «в нулях»: они потратили деньги, мы — время, простой, вызванный арендой манежа. На первых порах пытались продавать на съемки билеты, но это оказалось абсолютной гомеопатией — выгоды не было совершенно.

— И что, никакого удовольствия?

— Я очень рад, что «Цирк со звездами» выходил в эфир. Он, безусловно, работал как имиджевая реклама. К сожалению, выросло уже не одно поколение детей, которые вообще не представляют себе, что такое цирк. Родители их туда просто не водили. А на звезд и телевидение на Цветной слетелись многие, в том числе серьезные люди.

Юнна Чупринина

Итоги.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе