Геростраты и геростратчица

Пусть Анна Ахматова останется неприкосновенной легендой


"Все не так, ребята", - пел Владимир Высоцкий. А в "Российской газете" от 26 января было помещено интервью под названием "Все не так" с писательницей Тамарой Катаевой, работающей в жанре антибиографии.


Прочитал - и зашелся в гневе: еще одна пламенная геростратчица нашлась, дефектолог по профессии. Сейчас не работает и создает, по ее выражению, "ненаучные труды", а точнее - черные пасквильные книжки, проникнутые не то завистью, не то ненавистью, короче, какой-то злобный сольеризм. На фотографии обычная женщина, даже симпатичная, а внутри, как сказал один классик, обычный крокодил.

Но прежде чем обратиться к ее ненаучным новациям, вспомним исторические истоки - Герострата, грека из Малой Азии, который, желая прославиться, сжег в 356 году до н.э. храм Артемиды в Эфесе - прекраснейшее сооружение, - и прославился на весь мир. Третье тысячелетие звенит и гремит имя Герострата!


Герострат - человек закомплексованный, серый, заурядный, обделенный талантами, ни на что не способный, но одолеваемый большими амбициями и желаниями. Обо мне говорят? Меня не замечают? Как хрястну! Сразу все заметят и заговорят, какой я удалец. И это понятно: очень хочется выразить себя, оказаться в центре внимания и оставить след в истории. Это и есть слава Герострата…

Многие восхищались Ахматовой, боготворили ее. Да, создали миф о ней. Но миф благородный. Полезный. Боготворящий


Облить грязью какое-то знаменитое имя и утвердить себя рядом с ним в качестве ниспровергателя. В литературе именно этим прославилась Тамара Катаева. Она выпустила книги о Пушкине, Пастернаке и аж две об Анне Ахматовой. Катаевой не по душе Анна Ахматова - это ее, конечно, частное дело, это как один горе-школьник при опросе сказал: "Пушкин? А разве он поэт?!" Но когда дефектолог Катаева выпускает книгу да еще в интервью газете заявляет: мне не нравится, что Ахматову насаждают как очень хорошего поэта, - от этого портится общественный вкус. Выходит, что именно Катаева прививает хороший вкус! "Дожили", как сказал попугай в "Двенадцати стульях". Аргументация еще такая у геростратчицы Катаевой: подрастают дети, зачем им знать "такую страдалицу", как Ахматова.


Бедная Анна Андреевна, зачем она страдала и писала осенью 1917 года: "Мне голос был. Он звал утешно…", а дальше идут четыре строки:


Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.


Катаева смешала Ахматову с грязью, заявив в интервью, что "более тяжелой, лживой, деспотической атмосферы, которая возникала везде, где она была, трудно себе представить". Разоблачая Ахматову так и сяк, Катаева приводит различные негативы из жизни Анны Андреевны. При этом она упивается снятием одежд с великой поэтессы. И ей абсолютно безразлично, что ее мнение расходится с тысячью мнений знаменитых и авторитетных людей: истину об Ахматовой знает только дефектолог Катаева. Она извлекатель и потрошитель всех тайн Анны Андреевны.


А как заблуждалась бедная Маргарита Алигер, говоря: "Ахматова - удивительный поэт, ее стихи поражают кристальной пушкинской прозрачностью, предельной лирической точностью и совершенством. Она существует и будет существовать как лирический поэт одной своей темы, темы великой женской любви, в которой ей нет равных…".

Ее мнение расходится с тысячью мнений знаменитых и авторитетных людей: истину об Ахматовой знает только дефектолог Катаева


И все эти ахматовские признания: "Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки…" - лирическая глупость?


Сталин интересовался: "Что дэлаэт манахыня?" Монахиня "писала стихи" в стол. Раскрывала "Тайны ремесла". Вот стихотворение "Про стихи":


Это - выжимки бессониц,

Это - свеч кривых нагар,

Это - сотен белых звонниц,

Первый утренний удар…

Это - теплый подоконник,

Под черниговской луной

Это - пчелы,

Это - донник

Это - пыль, и мрак, и зной.


Корней Чуковский вспоминал: "С каждым годом Ахматова становилась величественнее. Она нисколько не старалась об этом, это выходило у нее само собою. За все полвека, что мы были знакомы, я не помню у нее на лице ни одной просительной, мелкой или жалкой улыбки… Она была совершенно лишена чувства собственности. Не любила вещей, расставалась с ними удивительно легко… Самые эти слова "обстановка", "уют", комфорт" были ей органически чужды - и в жизни, и в созданной ею поэзии. И в жизни, и в поэзии Ахматова чаще всего бесприютна… Она - поэт необладания, разлуки, утраты…"


Сергей Аверинцев охарактеризовал Ахматову так: "Вещунья, свидетельница, плакальщица".


Многие тысячи поклонников ее творчества восхищались Ахматовой, боготворили ее. Да, создали миф о ней. Но миф благородный. Полезный. Боготворящий. А вот Катаева решила его разрушить и не пожалела грязи.


Старая истина: страна нуждается в героях. Народу нужен идеал. Без идеалов, как заметил покойный писатель Леонид Лиходеев, люди начинают хрюкать. Вот и Катаева хрюкнула на всю литературную Россию. И непросто хрюкнула в удовольствие, а разумеется, за денежку.


Мало нам всем, что кругом бродят бандерлоги, козлы, пингвины, хорьки, педофилы, беглые олигархи, банкиры и прокуроры и прочая нечисть. Еще красуются среди нас светские львицы и литературные волчицы. Загрызут любого. Могут даже схватить за горло Вильяма нашего Шекспира. Катаева, как леди Макбет, готова литературно зарезать каждого. И это не дефект речи, это - дефект мышления, искривление совести.


Конечно, и на солнце есть пятна. Пушкин обожал женские ножки. Мандельштам очень любил сладенькое, ("а чай с конфетами будет?" - спросил он, когда его пригласил на вечер Гумилев). Маяковский был очень брезглив и постоянно мыл руки. Лев Николаевич сбежал от Софии Андреевны из Ясной Поляны, ну, и т.д. без конца и края. Но мы не зацикливаемся на их грехах и предрассудках, на их порою неблаговидных поступках. Это все мелочи быта, но не бытия. Главное, что подарил их гений миру. А копание в их белье - удел закомплексованных обывателей, интерес которых дальше холодильника и кровати не идет. Таких можно только пожалеть.


Ну, и немного о себе, почему я так раскипятился? Я тоже, среди прочего, занимаюсь биографическим жанром. И несколько моих книг посвящено биографиям знаменитых писателей: "99 имен Серебряного века", "69 этюдов о русской литературе", "55 портретов знаменитых писателей Запада", "Золотые перья", "Ангел над бездной" и т.д. Моими учителями в этом жанре являются Стефан Цвейг и Андре Моруа, ну, еще многие русские мастера мемуарного жанра. Я тоже изучаю многие документы и свидетельства о жизни и творчестве персон, о которых идет речь. Читаю их книги, дневники, письма, воспоминания о них. И на основе прочитанного создаю свою концепцию жизни, естественно, субъективную (истину не знает никто, даже сами фигуры исследования не все знают о себе самом). Короче, я тоже занимаюсь отбором и фильтрую материал, но я всегда отбрасываю мелкое и ничтожное, оставляю то, что "работает на героя, на его пьедестал". Но при этом избегаю пафоса и апологетики, только pro и kontro в диалектическом единстве. Но все написанное - это некое исследование, а отнюдь не пасквиль и не панегирик. Когда я пишу о ком-то, то я люблю свой персонаж, а если даже не люблю, то обязательно уважаю и стараюсь понять его, влезть в его шкуру, о славе и деньгах не думаю никогда.


И напоследок вспомним блистательные строки Ахматовой о Пушкине:


Кто знает, что такое слава!

Какой ценой купил он право,

Возможность или благодать

Над всем так мудро и лукаво

Шутить, таинственно молчать

И ногу ножкой называть.


Ну, а кому совсем иное. Только денежки считать. Почем ныне ведерко грязи?..

Юрий Безелянский, писатель, журналист, культуролог

Российская газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе