Другая жизнь сантехника Паникарова

Он создал личный музей государственных репрессий

Любовь Ночнова родилась на Колыме. Ей было шестнадцать лет, когда она с репрессированными родителями вернулась из ссылки.

...Мария Ночнова, мать Любы, однажды забежала в приемный покой больницы узнать, нет ли среди «берлаговцев» («Берлаг» называли тюрьмой в тюрьме) знакомых.

В сгорбленном трясущемся старике она узнала Георгия Демидова. Талантливого физика из Харькова, отбывавшего на прииске «Холодном» свой очередной срок. Бурки стянуты тряпкой, лицо и руки обморожены. Когда Мария дотронулась до руки бедолаги, он заплакал, а потом стал бить кулаком о стену. Было Демидову 39 лет. Это он, Георгий Демидов, сказал тогда: «Маша, народ наш - раб. Никакой другой народ не допустил бы этого».
Георгий Демидов стал для Марии духовным наставником. Как она сказала однажды, прибежищем в критические минуты жизни. 

…А на днях на Колыму, в знаменитый поселок Ягодный поедет внук Марии Ночновой. Подышать воздухом, которым дышали мать и дедушка с бабушкой.

Вторая колымчанка - Татьяна Исаева, внучка критика и писателя А. Воронского, редактора первого «толстого» журнала «Красная новь», предтечи «Нового мира». Деда расстреляли в августе 1937 года. Мать Татьяны приговорили к пяти годам лагерей. Вместо пяти отсидела семь с половиной лет.

Второй раз ее арестовали в 1949 году. На материк вернулась в 1957-м. Внучка Воронского родилась на Колыме и прожила там до восьми лет. О Татьяне Исаевой надо писать особо. Она - издатель. На этот раз принесла в подарок девять книг, изданных в 2009-2010 годах. Здесь и воспоминания Алексея Яроцкого, друга отца Тани. Как из разрозненных машинописных листов, с пропавшими навсегда страницами, можно было составить цельный, добротный текст, уму непостижимо. Откуда деньги на издание (14, 11 печатных листов)? Все книги Татьяна издает за свой счет.

- Кое-что подбросили колымчане, были деньги от продажи книг родителей, остальные недостающие заплатили мы с Есиповым, вологодским журналистом, от которого я и получила то, что можно назвать рукописью, - говорит Татьяна.

Вдова известного сидельца Валентина Португалова передала Татьяне архив своего мужа. Там-то и была папка со стихами Александра Швецова, который считался гордостью Литинститута. Поэтом № 1. «Тройкой» УНКВД приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян в 1938 году.

Теперь у нас с вами есть книжка стихов поэта, жизнь которого оборвалась в 24 года.

Валентина Португалова на Чукотке почитают и как собирателя чукотского фольклора, и как человека, давшего путевку в жизнь многим писателям той поры, когда он жил на Колыме.

В прошлом году Татьяна Исаева издала фольклор Чукотки. Чего стоит одна песня Нутэтэина. Знаменитый охотник был создателем песен и танцев Чукотки.

Ай… Ай…
Зеленые звезды падают в синее море.
Ай… Желтые звезды падают  
в белое море,
В белое море, в белое море, в лед…
Ай… Гнетет к земле человека 
большое горе.
Хочет совсем согнуть эскимоса 
черное горе.
А эскимос - живет!..
Ка - ай!

…Они сидят на позвонке кита, и серые волны Чукотского моря бьют о берег. Они - это Валентин Португалов и юноша с мыса Сердце-Камень Владимир Тымнетувге, мечта которого сбылась: он стал учителем. Учитель, поэт, прозаик прожил всего-навсего 30 лет. Татьяна Исаева извлекла из архива Португалова все, что относится к творчеству чукотского учителя, и издала книгу под названием «Все, что я вижу, - дарю вам».

В 2009 году вышло второе издание знаменитой книги «Мы - летописцы Пимены, и нам не надо имени», в котором появились стихи Варлама Шаламова, не публиковавшиеся ранее. Большие тиражи не под силу Татьяне Исаевой. Ее задача: из небытия вытащить на свет божий любое слово, которое запечатлело движение души страдальцев. Безымянному Пимену надо вернуть имя. Таких имен уже не один десяток.

Третьим колымчанином, оказавшимся в моих гостях, был Иван Паникаров. Воистину легендарная личность. Сегодня это имя известно международному музейному сообществу. «Память Колымы» - так называется ягоднинский районный музей. В 2007 году в Сорбонне проходила международная конференция «Наследие ГУЛАГа». Иван Паникаров был приглашен не только на конференцию, но и для чтения лекций в парижском университете. Организаторы конференции просили директора музея представить некоторые экспонаты, имеющие отношение к гулаговскому прошлому.

Вот уж чего было в избытке у Паникарова, так это экспонатов: наручники, патроны, колючая проволока.

При посадке в самолет в Шереметьево-2 Паникаров с музейным грузом был задержан. Но к этому времени бывший сантехник из Невинномысска Ваня Паникаров овладел многими профессиями - на этот раз в нем заговорил дипломат. Груз пропустили в Париж.

Так вот что я хочу сказать: свидетельств нравственной силы и мощи тех, кто выжил или пал на бесконечных полях ГУЛАГа, немало. Как точно кто-то заметил, гулаговская литература написана лучшими писателями нашего прошедшего века. Личная переписка сидельцев - вершина мемуаристики. Письма врача Лоскутова, физика Демидова, писателя Шаламова и многих других - это и есть подлинная история самого трагического отрезка нашей истории, без осмысления которого нам никогда не выбраться из тенёт того рабства, про которое говорил бившийся о тюремный застенок Георгий Демидов. Это нам только кажется, что мы свободны. Мы все еще там. По многим статьям и формам поведения.

О нравственной силе гулаговских сидельцев говорит и тот неожиданный, головокружительный поворот, который случился с хорошим парнем из Невинномысска Ваней Паникаровым. Прожил бы он свою жизнь квалифицированным сантехником, любящим мужем и добропорядочным отцом, если бы не встреча с Колымой, про которую Ваня только и знал: туда можно завербоваться и на время скрыться от жизненной бури. А случилась другая жизнь. Вот о ней-то и пойдет речь.

Если честно, все было в жизни Вани нормально. Но один приезд тещи, всегда считавшей Ваню не очень достойным составить пару дочери, подвиг сантехника к поступку. В тот же вечер, когда очередные песни пела теща, Паникаров зашел к своему другу, у которого тоже были какие-то нелады в семье.

- А давай завербуемся на Колыму! - предложил Ваня.

- Давай! - обрадовался друг. Наутро, протрезвев, приятель отказался от Колымы, а Паникаров довел дело до конца. «Терять нечего», - сказал себе сам. И вскоре получил приглашение на прииск имени Максима Горького.

Он запомнил этот день на всю жизнь - 21 марта 1981 года. День начала новой жизни. Что знал он о Колыме? Да ровным счетом ничего. Когда Иван Паникаров говорит о случайности в своей жизни, я не всегда верю ему. Да, случайно попал на Колыму. Возможно, случайно попал в общежитие, где доживали свою колымскую жизнь гулаговские сидельцы. Но что за внутренняя сила каждый день тянула его к людям, о существовании которых он ничего не знал. Откуда в нем, молодом сантехнике из благополучного Невинномысска, чутье на то, что судьба этих людей - это и есть дух нашей истории.

Однажды он так и сказал: «А у меня всегда был интерес к истории». Живая, кровоточащая личная история и была историей страны, о чем никогда не догадается современный историк, вешающий нам лапшу на уши о том, что трагические события ГУЛАГа тоже есть момент… развития (!).

Он понял сразу: это и есть особенные люди по степени всего, что они вынесли, по внутреннему сопротивлению случившемуся с ними. Ему хотелось знать, каков замес этого человеческого богатства. Откуда появились они такие, но больше всего его занимало: как сохраняется человеческое в нечеловеческих условиях?

Он завел блокнот и стал тайно вести записи. Охотников щедро делиться опытом жизни было мало. Люди все еще боялись называть свои имена.

Паникаров бродил окрест и собирал детали лагерного быта. Он хотел знать, как была обустроена технология уничтожения в человеке человеческого достоинства. Кайло, проволока, наручники, остатки формы зэков - все это заполняло его жилище.

Он детально обследовал остатки лагерей. Сегодня он свободно рассказывает про москвича Евгения Барсукова, чьи воспоминания успел записать, про какого-то дядю Петю, которого успел спрятать в своей каюте Леонид Утесов. Его интересует все, вплоть до того, почему на Колыме выращивались сливы и были большие хозяйства, содержавшие тысячные стада оленей. Почему тамошними селекционерами (заключенными) было выведено 20 сортов морозоустойчивой пшеницы. Уже в 1937 году в Эльгене выращивали пшеницу. Наконец, почему сегодня этого на Колыме нет? И только одна женщина, у которой шестеро детей, держит свиней и кур.

Он рассказывает о знаменитом враче на Беличьем Нине Савоевой, о которой писали многие, в том числе и Шаламов (и «Новая газета» - см. № 85 от 07.09.2009). Знает все детали ее жизни. Но как он рассказывает о медицинских новациях Савоевой! О! Это надо слышать.

В 1943 году на Беличью перевели заключенного врача-терапевта Андрея Пантюхова, который позже через три года снимет с этапа Варлама Шаламова и направит его на фельд-шерские курсы.

Оазисом в стране зон, вышек, колючей проволоки и высокой смертности называл больницу на Беличьей удивительный врач Максим Пинхас.

Забегая вперед, скажем: в течение двух лет Иван Паникаров переписывался с Ниной Савоевой и ее мужем фельдшером Борисом Лесняком (заключенным), а в 1994 году состоялась их встреча. Нина Савоева передала Паникарову рукописи воспоминаний о Колыме. Разрешила распоряжаться ими по своему усмотрению. Первой книгой, которая открыла серию «Архивы памяти», стали воспоминания Савоевой «Я выбрала Колыму». Дружба Паникарова с семейством легендарного врача, спасшего не одну человеческую жизнь, продолжалась до самой смерти Нины Савоевой.

Вернемся в 80-е годы. В 1983 году Иван Паникаров переехал в Ягодное. Колыма не отпускала. Он продолжал записи для себя, еще не представляя, что это станет делом его жизни.

Уже в 1988 году составил списки репрессированных Ягодного с указанием статьи, места рождения. Началась переписка. Через год Паникарова приглашают штатным сотрудником в газету «Северная правда».

К этому времени он обрел около восьми специальностей: вентиляционист, электросварщик, юрист и т.д. Пошла переписка с поляками, немцами, израильтянами, американцами.

И вот наступает переломный 1993 год. Декабрь месяц. Температура под минус 60. Авария на центральной котельной. Разморожено 80% жилых зданий. Лопаются радиаторы. Ягодное отрезано от всего мира. Уголь в котельную не подается. Сломан транспортер. Центральные газеты пишут о смертях жителей.

- Ни один колымчанин не погиб, - говорит Паникаров. - Такой здесь народ. Вохровца бы обогрели.

Иван Паникаров берет в редакции отпуск за свой счет и восстанавливает больничный корпус, а затем и все остальное. Здесь-то и пригодились ему приобретенные новые специальности. Тогдашними деньгами он заработал 12 миллионов рублей. По каким-то делам уехал в Магадан. А когда вернулся, жена Галина встретила мужа вестью:

- Я тебе купила двухкомнатную квартиру под музей.

Все правильно! Собственное жилье Паникарова занимали экспонаты лагерного быта, тома переписки.

- На антресоли полезешь, там твоя переписка. Под кроватью то наручники, то кайло, - говаривала жена.

- Какая жена у вас молодец! - восклицаю я. - Ради такой женщины на край земли можно идти.

- Да, у меня все в порядке. Познакомил Галину с первой женой. Не раз они встречались. Все уладилось, - говорит Иван Паникаров. Говорит так потому, что знает: душевное равновесие дает ему дело, которое связано с людскими судьбами.

30 октября 1994 года, в День политзаключенных, Иван Паникаров открывает Музей жертв политических репрессий. Так возник частный музей. В мире он известен как Музей Ивана Паникарова. Его интересует все, что касается истории Дальстроя.

Сегодня перипетии с музеем сложились так, что Паникаров вынужден жить в одной комнате, а во второй, самой большой, находится музей. Я спрашиваю Галину, жену Паникарова, удобно ли это.

- Очень! - смеется она. - Половину комнаты, где мы живем, занимают фонды музея. Получается, что жизнь музея - это и наша жизнь.

Иван Александрович издал «Историю поселков Центральной Колымы». Выпустил 22 книги. Фонд писем музея Паникарова - свыше 5 тысяч. Провел 20 экспедиций. Обратился к поселковым депутатам о выделении земли для открытого музея-лагеря.

Единогласно выделили место - 2,8 га земли.

- Я взял лес и болото, потому что это вблизи колымской трассы.

Через год Иван Паникаров откроет музей.

В Колыму Иван Паникаров врос.

- Да что я? Мои дети дальше Магадана нос не кажут.

Он все-таки не раз возвращался в родные края. Жить там он уже не может.

- Цветы не пахнут. У неба красок нет. Когда человек пожил на Колыме, его кожа, как у носорога, быть не может, - говорит Татьяна Исаева. Иван Паникаров с ней согласен.

Иван Паникаров знает, что надо привозить на материк колымчанам. Татьяне Исаевой и Любови Ночновой он привез ветки стланника, любимого дерева Варлама Шаламова. Особенным деревом его называл писатель. Он любил это дерево за то, что в условиях полной безнадежности дерево обещало весну в тот момент, когда человек не улавливал зова наступающих перемен.

Вэтот раз Иван Паникаров оказался в Москве проездом. Он выиграл грант.

Официально это звучит так: «Проект - победитель седьмого грантового конкурса музейных проектов «Меняющийся музей в меняющемся мире». Конкурс проводит Благотворительный фонд В. Потанина при поддержке Министерства культуры РФ и оперативного управления Ассоциации менеджеров культуры». Кстати, это первый российский грант, который получил Паникаров.

Ему нужны деньги на обустройство лагеря. Оно невозможно без экспедиций. Он уже подсчитал, что одна машина на три дня - это 62 тысячи рублей. Пускаться в опасный путь одной машине нельзя. Нужна еще одна. Хлопот много. Паникаров уверен: народ откликнется.

- Народ у нас колымский, - говорит Иван Александрович, - а власть иногда ведет себя как материковая. Вот такой парадокс.

Но музей-лагерь под открытым небом будет!

…До вылета самолета в Магадан остается много времени. Я прошу Ивана Паникарова рассказать какую-нибудь человеческую историю, каких в его памяти тысячи. Когда в середине рассказа о судьбе двух сестер под очками Паникарова заблестели слезы, я поняла, что совершила ошибку. Он меньше всего похож на бесстрастного летописца событий. Он все еще тот Ваня Паникаров, с удивлением и ужасом открывающий для себя колымский мир как мир человеческого чуда, как мир непокоренного духа. Но сегодня он знает, что у него есть возможность рассказать всему миру не только о колючей проволоке, опоясывавшей Колыму, но и о судьбе отдельного частного человека, противостоящего молоху ГУЛАГа. И сегодня несущего крест Колымы. Он знает, что колымская история - это не только наше прошлое. Колыма продолжает свою жизнь в судьбах детей, внуков и правнуках тех, кто, казалось, безмолвно почил, да так, что и следа от пребывания человека на земле не осталось. И он, Паникаров, реально может помочь тем, для кого Колыма - это судьба.

Именно к Ивану Паникарову обращаются из разных органов с просьбой найти того или иного человека. Магаданское УВД передает Паникарову просьбу жительницы Астрахани Веры Петровны Брусарска - сообщить место могилы матери. Родилась Вера Петровна в Эльгене. В документах Веры Петровны есть свидетельство о рождении, из которого известно, что отцом девочки был некто Пыхтин. Вот просто так: Пыхтин. Без имени и отчества. Паникаров начинает поиск. Круг сужается. Обращается в КГБ Нового Буха (Украина) с просьбой сообщить ему обо всех Пыхтиных, какие могли быть в Одесской и Николаевской областях. И постепенно выясняется, что у Пыхтина до ареста была семья. Дочь Пыхтина живет в Одессе и ничего не знает об отце. Вот ей-то, Лидии Петровне, Паникаров сообщает, что у нее есть сестра, родившаяся на Колыме. О существовании сестры он уведомляет и Веру Петровну.

И вот начинается одна из колымских одиссей, сложенных неутомимым Иваном Паникаровым. Год длится переписка сестер… через Ивана Александровича. Нет, они не кинулись друг другу в объятия. Каждая прожила долгую жизнь и составила свое представление об отцовстве.

Лидия Петровна считала, что отец, не дав знать о себе, предал законную семью, если сошелся на Колыме с другой женщиной. И тут Иван Паникаров выступает как истинный психолог. Он знает, почему люди, имеющие семьи на материке, сходятся на Колыме.

- Это не измена! - убеждает Лидию Иван Александрович. - Это условие выживания.

Подробно объясняет: то, что внешне кажется предательством, по внутренней сути - это попытка сберечь законную семью, оградить ее от нападок.

Родившаяся на Колыме дочь Пыхтина впала в состояние, близкое к депрессии. Кто она? Дитя любви или греха? Нет, она не против сестры, но что же ей делать теперь?

- Я плакал, когда читал эти письма, - говорит Иван Паникаров. О жизни девочки, рожденной на Колыме, он знает все. Ее удочерил вохровец, но жена вохровца плохо относилась к приемной дочери. Однажды девочка узнала свою историю, обнаружив документы, и сбежала из дома. Что же ее мучит сегодня? Поймет ли ее та, которая зовется сестрой. Поймет ли мучения и простит ли?

Паникаров объясняет: здесь виноватых нет. Здесь правы все. Так жизнь складывает жестокий свой узор.Наконец сестры переписываются и встречаются.

В этой истории весь Иван Паникаров с его неутолимой жаждой помочь другому, потребностью осознать Колыму как пространство человеческого духа. Человек и судьба - доминанта музейного дела Паникарова. Дела, которому он служит без малого 30 лет, и конца этой службе не видно.

P.S. Не случайно детище всей жизни Паникарова называется «Книга судеб». Это свыше 20 тысяч судеб - от рождения до смерти (если она случилась). Немало таких судеб, которые нигде не обозначены. Это результат собственных поисков Паникарова. Многое пришло из переписки с нашим и зарубежным миром. Пространство книги - территория Дальстроя. Сейчас Иван Александрович занят поиском денег на издание «Книги судеб».

P.P.S. На днях из Ягодного вернулся внук Марии Ночновой. Это его первое посещение Колымы. Артист Московской филармонии, он дал бесплатный концерт в Ягодном.

- Ради этого ощущения я должен был приехать на Колыму. Я понял сразу: все, кто живут здесь, - мои родственники. Я пел своей семье.

Что касается Ивана Паникарова, то едут к нему со всего света. За пять дней, которые Дмитрий Иванович там провел, приехал итальянец. Пятеро суток ехал из Магадана до Ягодного на велосипеде, а потом заявился француз.

…Мама Дмитрия просила сына бросить монету с Мыса Любви (находится при въезде в Ягодное).

Однажды пассажир метро, услышав слово «Ягодное», встревожился: «Вы едете в Ягодное? Пожалуйста, бросьте эти три монеты с Мыса Любви».

Какая история стояла за этой просьбой, Дмитрий так и не узнал. Одно было несомненным: любовь все-таки имела место быть там, где репрессивная машина, казалось бы, преуспела в уничтожении человеческого в человеке.

Дмитрий привез пять деревьев стланника. Мать Дмитрия посадила их во дворе церкви. Два раза в день поливает. Уберегает северное чудо от палящего зноя. Если деревца примутся, она перенесет их на могилу отца и матери, которые отдали Колыме 22 года своей жизни.

Эльвира Горюхина

Новая газета
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе